Дом смерти (ЛП)

— Когда за мной приехали, мама была наверху. Я с ней даже не попрощался. Зато папа был рядом, и вид у него был весьма довольный. Разве это нормально? Он сунул мне Библию, велел прекратить плакать и нести слово Божье гнусному отродью. — Эшли словно задыхается и тяжело сглатывает. — Он назвал меня отродьем. — Потом смотрит на меня. — Думаешь, это очень плохо — ненавидеть собственного отца?

— Честно говоря, он у тебя, кажется, тот еще козел.

До сих пор у меня в ушах стоит мамин крик. А папа наверняка так и не простил себя, что его не было дома, когда приехал фургон. Я вспоминаю, сколько лжи нагородил о родителях, сколько ужасных историй о них рассказывал, когда попал в дом, только чтобы выглядеть крутым, и меня с головой захлестывает стыд.

— Ага, — почти улыбается Эшли и в этот момент кажется самым обычным пацаном. — Таким он и был, наверное. Но я не отступил от своих убеждений. Я никого не пугал и не потерял веру. Я все делал по-своему.

— Это точно. И до сих пор делаешь.

Я честно пытаюсь сказать что-то приятное, но не знаю, получается или нет.

— Надеюсь, я никого не подведу, — повторяет Эшли. — Не хочу, чтобы меня видели испуганным.

Больше он ничего не говорит, а я не могу придумать, что такого сказать, чтобы ему стало легче. Чувствую себя последним куском дерьма. Само собой, Эшли все еще может взбесить меня только тем, что дышит, но прямо сейчас мне его жаль. Он заблудился в собственном мире. Через пару минут я встаю с качелей и оставляю его в покое. Хорошо, что завтра утром мне не придется смотреть на пустое место, где пока еще стоит его кровать. Может быть, когда мы с Луисом исчезнем, Тому разрешат переехать в седьмую спальню.

Я иду на другую сторону сада. Легкий свежий ветерок совсем стих, и солнце пригревает спину. Даже после разговора с Эшли мне все равно приятно ощущать тепло. Напряжение в мышцах ослабевает. Сразу вспоминается бумажка, которую я повсюду ношу с собой. Я останавливаюсь перед могилой Джорджи. За спиной шелестят листья, и похрустывают ветки — Клара спускается ко мне. Это «до свидания» мы скажем вместе. Мои пальцы все еще помнят торопливое сердцебиение птицы и мягкое тепло перьев. Я помню, как смотрели на нас темные глаза.

— Мне очень хотелось, чтобы он улетел, — печально говорит Клара и переплетает тонкие пальцы с моими.

— Мы улетим за него, — отзываюсь я. — За всех.

Она кивает и опускает голову. На лицо падают густые волосы.

— Ночью встречаемся в кухне, да? — начинаю я. — С Луисом я еще не говорил. Поговорю перед отбоем. Не хочу, чтобы он как-то нас выдал.

Внезапно мной снова овладевает волнение.

— Лучше зайди за мной в спальню, когда будешь готов, — говорит Клара и снова мне улыбается.

Сегодня она какая-то другая. Тихая и задумчивая. Наверное, нам обоим странно прощаться с домом.

— Я люблю тебя, Тоби.

— Я тебя больше люблю.

— Такого не может быть.

— Продолжим в том же духе — и меня стошнит.

Клара смеется, и ее смех кажется прекрасной музыкой в солнечных лучах.

Не помню, чтобы когда-нибудь был так счастлив.

Глава 23

— Нам надо поговорить.

После просмотра фильма народ расходится по спальням, и мне удается поймать Луиса на лестнице. Том уже вовсю жалуется на вонь в нашей комнате. Понять его можно. Эшли вернулся из церкви, и теперь жуткий запах просачивается в коридор, будто у нас в спальне кто-то знатно напердел. Надеюсь, хоть кто-то из Божественного Отряда не отвернется от Эшли. Как минимум Гарриет точно не перестанет ходить в его церковь. Хотели мы того или нет, у всех здесь появились связи, и меня это радует. Если и есть что-то важное в жизни, то это точно любовь. Эшли был прав.

Луис выдергивает руку из моих пальцев и пытается меня обойти.

— Иди к черту. В сотый раз тебе говорю: не смей со мной разговаривать.

— Речь о повторном анализе.

Тут он останавливается и настороженно смотрит на меня:

— И что с ним?

— Хочу тебе кое-что показать. Только не здесь.

Разрываясь между ненавистью ко мне и желанием все узнать, гений жует нижнюю губу.

— Хорошо.

Он решительно шагает к ближайшей ванной, а я с бешено бьющимся сердцем иду за ним и закрываю за нами дверь. Потом молча достаю сложенный лист бумаги и отдаю Луису.

Довольно долго он пялится на бумажку. То сводит, то разводит брови. Принять такое нелегко. Когда так долго живешь со страхом, он почти становится тебе другом. Единственное, в чем мы были уверены, — это наше неизбежное будущее.

В конце концов Луис поднимает голову.

— Где ты это взял?

— В кабинете Хозяйки.

Он снова смотрит на листок и начинает дрожать с ног до головы.

— Но ведь… Ничего не понимаю. Почему она ничего не сказала? — Он заглядывает мне в глаза. — Почему мы до сих пор здесь?

— Помнишь медсестру, которая нравилась Уиллу? Она еще про книжку рассказывала.

Услышав имя Уилла, Луис вздрагивает.

— Помню, и что?

— Она хотела что-то для нас сделать, а Хозяйка забрала ее в лазарет.

— То есть как это?! — У гения широко распахиваются глаза. — Откуда ты знаешь?

— Просто знаю. — Терпение потихоньку кончается, хотя я и понимаю, что у меня, чтобы свыкнуться с новостью, было несколько дней, а у Луиса — всего несколько минут. — Сам видел.

До Луиса наконец доходит:

— Что она теперь с нами сделает?!

— Это не важно. — Я сажусь на край ванны, старательно делая вид, будто не замечаю призрака Уилла. Наверняка Уилл одобрил бы наш план. — Мы сваливаем.

— Она отправит нас в лазарет, — еле слышно говорит гений, в чьих глазах сияет дикий ужас.

— Не успеет. Слушай меня внимательно… У меня есть план. — Я хватаю Луиса за плечо и слегка трясу. — Мы сбежим.

В конце концов Луис смотрит на меня и по-настоящему прислушивается к моим словам.

— Куда?

— Сегодня ночью придет катер. С продуктами и всякой фигней для дома. К тому моменту, когда катер отчалит, мы с Кларой будем на борту. Мы все спланировали. — В моих устах все звучит гораздо организованнее, чем есть на самом деле. Может быть, Луис придумал бы что-то поумнее, если бы мы посвятили его в свой план раньше. — Ты должен пойти с нами.

— Клара об этом знает? — спрашивает он и снова смотрит на бумажку.

— Нет. — Внутренне я весь сжимаюсь, но стараюсь ничего не выдать голосом. — Я ей позже все расскажу. Но ты должен пойти с нами. И ты прекрасно это знаешь.

Несколько долгих секунд гений пристально смотрит на меня, и я почти слышу, как у него в голове вращаются шестеренки. Пальцы крепче сжимают бумажку.

— То есть мы просто возьмем и сбежим?

— Да. Сегодня ночью. Не пей таблетку. Притворись, будто спишь. Когда в доме все стихнет, мы уйдем. Еще до того, как медсестры встанут разбираться с доставкой.

— Приключение, — тихо вздыхает Луис. — Уиллу ты то же самое говорил.

Я наклоняюсь вперед и крепко беру его за руки.

— Ничего подобного. Тогда все было иначе. Сам знаешь, Уилл болел. — Я смотрю в глаза Луису. — Ты должен пойти с нами, Луис. Должен.

— Зачем? — Он вырывается из моих рук, оставляя бумажку в моей ладони. Он все еще злится на меня, причем так сильно, что вполне может все испортить. И для себя, и для нас. — Чтобы тебе стало легче после того, что ты сделал с Уиллом?

— Нет, — отзываюсь я и наконец нахожу правильные слова: — Ты должен пойти, потому что так хотел бы Уилл.

Луис снова плачет, и из его груди вырываются тяжелые рыдания. На этот раз он плачет не только из-за Уилла, а из-за всего сразу. Из-за бумажки, из-за меня, из-за всей этой чертовой жизни, из-за Хозяйки и медсестры. Хочется его утешить, но я сдерживаюсь. Он должен выплакать все это из себя, а за него я это сделать не могу. Впервые за все время я вижу в нем не только гения, но и маленького ребенка.

— Ночью медсестры делают последний обход, чтобы убедиться, что все мы спим. Поэтому притворись спящим. Не пытайся со мной заговорить. Даже шепотом. Потом нам придется действовать тихо и быстро. Не знаю, будет ли Хозяйка дожидаться доставки, поэтому обуй кроссовки. И надень что-нибудь теплое. Договорились?