Дом смерти (ЛП)

— Нам пора, — говорю я, когда небесные огни начинают тускнеть.

Клара кивает и собирает вещи, а я поднимаю Уилла на руки. Он тяжелее, чем я думал, но мне все равно. Отнести его обратно в дом — настоящая привилегия. Большая честь. А еще искупление за наше с Кларой решение. Это мой долг, и я его исполню.

Когда мы проходим через задние ворота, с меня ручьями льется пот. Одежда прилипла к коже, руки дрожат. Спина болит и требует отпустить Уилла, но я крепко его держу, пока не оказываюсь рядом с огромным дубом. Уже там очень осторожно опускаю Уилла на землю, прислонив спиной к стволу, словно он просто сидит. Уилл заваливается набок, но мы выпрямляем его и подсовываем сзади пустую флягу от какао, чтобы не упал. Дерево большое и сильное. Уилла уж точно выдержит. Внезапно я понимаю, что не могу больше сдерживаться. По щекам текут слезы. Клара укутывает Уилла одеялом. Когда все готово, мы несколько минут стоим и смотрим на него. Я сглатываю рыдания и едва чувствую, как Клара меня обнимает. В конце концов она тянет меня к дому.

Я не хочу уходить и бросать здесь Уилла одного, но утро неумолимо приближается. Надо было отнести тело обратно в постель, сделать вид, будто Уилл умер во сне. Так было бы безопаснее, да и выглядело бы менее подозрительно, но я не хочу. Пусть Хозяйка решит, что Уилл бросил дому последний вызов. Сам вышел на улицу и умер под сенью огромного дуба на открытом воздухе, а не в стенах опостылевшего дома. Слабоватый бунт, конечно, но я хочу, чтобы Уилла, пусть даже неохотно, уважали после смерти.

— Спокойной ночи, Уилл, — шепчу я, ничего не видя из-за слез. — Сладких снов.

Клара берет меня за руку и уводит в дом, где она убирает наши следы на кухне, а я возвращаю ключ на место и заново запираю кабинет Хозяйки. На этот раз шпильки делают свое дело быстро и легко — у меня больше не дрожат руки. Просто я устал до потери пульса. Не от веса Уилла, нет. Нести его было проще простого по сравнению с тем, что мы совершили. С этим знанием нам теперь придется жить.

И все же я убеждаю себя, что мы поступили правильно. Повторяю себе эти слова снова и снова, пока мы с Кларой лежим на кровати в пустой спальне и плачем, прижимаясь друг к другу горячими лицами. В конце концов от слез у нас болят животы, а сами мы чувствуем себя опустошенными и измотанными. Мы совершили добрый поступок. Я не мог дать Уиллу умереть в лазарете, где он был бы совсем один. Никак не мог.

Подходя к дому, он все еще чувствовал во рту липкий привкус кока-колы, а заметив фургон, остановился. Должно быть, мама вызвала рабочих. Может, и ей наконец-то надоело, что каждые несколько минут из душа течет холодная вода. Школьный рюкзак был забит домашними заданиями, которыми Тоби не собирался заниматься в выходные. Шаря в кармане в поисках ключей, он думал, что, возможно, достанет учебники и даже чуть-чуть на них посмотрит, однако в голове была только субботняя вечеринка и мысли о том, как бы произвести впечатление на Джули Маккендрик, чтобы при этом не выставить себя на посмешище. А еще он думал, как быть с Джонси. Вечером они встретятся, и надо успеть решить, брать его с собой или нет. Идти на вечеринку с Джонси Тоби совсем не хотел, но стоило ему представить лицо друга, когда он ему об этом скажет, как в животе все переворачивалось. К тому же оставалась вероятность, что Джули им вовсе не интересуется, и тогда он вообще зря рискнет дружбой с Джонси. Да уж, нелегкая ситуация. Быть подростком вообще нелегко.

Он не слышал, как открылась дверь фургона. Он хотел лишь зайти в дом, где наверняка будет прохладно, и найти что-нибудь холодное в холодильнике, чтобы смыть прилипшую ко рту сладость. Может быть, мама купила сока.

Только зайдя в коридор и бросив рюкзак рядом с обувью, Тоби понял, что что-то случилось. Услышав отчаянный, ужасный плач, он даже не сразу осознал, что плачет мама. И до сих пор у него в голове не сложилась полная картинка из фургона, анализа и слез. Первым делом он подумал о папе, о том, как далеко ему ехать до работы, и о разбитой, покореженной машине. Сердце сразу же забилось быстрее.

— Мам?

Быстрым шагом он направился в кухню, но до двери не дошел — мама выскочила в коридор.

— Беги, Тоби… Прошу тебя, беги!

Ее остановили чьи-то руки, а он стоял и ничего не понимал. Неужели их грабят? Что вообще происходит? Какой-то мужчина держал маму и что-то говорил ей спокойным голосом, а она все кричала и кричала сыну бежать. В руках у другого мужчины была одежда. Джинсы, футболка, кроссовки.

— Можешь переодеться в фургоне, — сказал второй, но Тоби не расслышал ни единого слова.

В ушах стоял жуткий, непереносимый крик заплаканной мамы, которая умоляла не забирать его, не отнимать у нее ребенка, потому что наверняка произошла какая-то ошибка.

Пока его, как покорного ягненка, вели к залитому солнечным светом фургону, мама кричала, что любит его и всегда будет любить. Лишь заглянув в фургон, Тоби увидел правду и закричал, умоляя маму помочь.

Глава 19

Просыпаемся мы в полной тишине. Кровати Уилла нет. Я стараюсь выглядеть таким же ошарашенным, как и все, вот только все случилось при мне. Когда за кроватью и вещами Уилла пришли, я лежал с закрытыми глазами и старался ровно дышать, в то время как сердце бешено колотилось. Медсестры переговаривались шепотом. Мне показалось, что они если и не в ужасе, то очень удивлены. Пусть горькая, но все-таки победа. Кто из них выглянул в окно и увидел Уилла под деревом? Надеюсь, это была Хозяйка. Времени до подъема оставалось совсем мало, поэтому медсестры в спешке делали свое дело и бегали по коридорам. Зато, когда все проснулись, все было нормально. Так нормально, как только может быть, когда кто-то из твоей спальни исчезает за одну ночь.

— Бедный Уилл, — в конце концов говорит Эшли. — Я думал, у него еще как минимум день в запасе.

Долго-долго Луис смотрит на пустое место, где стояла кровать, а потом начинает плакать, не сдерживая рыданий. Я подхожу, чтобы успокоить его, но он меня отталкивает.

— Не надо, — говорит он зло и обиженно, как раненое животное. — Не трогай меня. Оставь меня в покое.

В его глазах горит гнев, и я ухожу. Такого я не ожидал. Луис всегда искал во мне поддержку. Том молча пожимает плечами. Что ж, такова скорбь. Вот и все.

— Ну, если понадоблюсь, я здесь, — бормочу я.

Мы с Луисом не просто соседи по спальне. У нас с ним один секрет на двоих, хоть он этого пока и не знает. Кожу сквозь карман джинсов прожигает бумажка.

— Поговорим потом? — спрашиваю я у Луиса, когда мы спускаемся на завтрак, но гений меня словно и не видит.

За столом он отсаживается от нас подальше и машинально ест.

Клара совсем бледная, а Элеонора, заметив, что Уилла нет, рыдает в три ручья. Все на нас пялятся. Такое чувство, будто меня видят насквозь. Это ужасно. Настолько, что начинает подташнивать. Кажется, пещера далеко-далеко, но я нарочно вызываю в памяти восторженное выражение лица Уилла, когда он пил какао. Никто этого не узнает, но мы с Кларой совершили хороший поступок. Я цепляюсь за эту мысль, как за крошечную соломинку в океане мрака. Еще неделя. Одна неделя — и мы будем свободны. Учитывая обстоятельства, это, наверное, странно, но такие мысли слегка успокаивают. Нас с Кларой ждет приключение. Теплый пляж, где мы будем свободно и беззаботно смеяться. Однако стоит лишь взглянуть на Луиса, как в меня ножом врезается чувство вины. Все точно так же, как с Джонси и вечеринкой. Возьму я Луиса с собой или нет? От усталости кажется, что в глаза насыпали песка. Я подумаю об этом позже. Поговорю с Луисом, когда он хоть немного придет в себя.

Эшли успевает подсуетиться, и повсюду висят плакаты с текстом, что вечером пройдет поминальная служба в честь Уилла. Понять не могу, на кой Эшли парится с бумажками. С тем же успехом можно было бы сообщить всем желающим лично. А плакаты наводят на мысль, что Эшли цены себе не сложит. Интересно, что бы об этом подумал Уилл? Не помню, бесила ли его церковь так же, как меня. Наверное, он об этом просто-напросто не задумывался. Оказывается, есть куча всего об Уилле, чего я теперь никогда не узнаю.