Страница 2 из 114
Всё, значит мне пора.
Как принцы-короли съедутся — крестница женихам сама сообщит, с какой целью их собрали.
Не попрощавшись, — Прекрасным сейчас не до меня — выпархиваю в голубое, уже подсвеченное пурпуром и подкрашенное позолотой небо, лечу, наслаждаясь лёгким ветерком. Или он — мной. Расшалился, волосы треплет, платьем облепливает. Даже краснею.
Легка, свободна, смеюсь.
А может ну его, этот брак? Но нельзя уже. Крестница расстроится. Когда ещё ей выпадет возможность крёстную замуж выдавать?
В общем, настроение у меня нынче переменчивое и такое, как бы, совокупное. Хочется одновременно всего, но разного.
Ветер тоже меняется и начинает серьёзно завывать. Грубо хватает меня и затягивает в круговорот.
Что же ты делаешь, негодник? Всю пыльцу с крыльев обобьёшь, как же я летать буду!
— …приди ко мне, о, легкокрылая Муза!
Меня несёт прямо на какого-то психа, который в такой ветрище стоит на балконе, воздевает руки к небу и чего-то хочет. Не знаю, что именно он просил, но получает меня. Ветер швыряет метко, прямо в руки к просителю. И мы вместе в буквальном смысле вкатываемся в комнату, упираемся в ножки стола и замираем.
Слава тебе, матушка-нимфея, остановились.
Он глядит на меня, невинный, всклоченный, бледный и со взором горящим.
— Ты кто? — говорю и пытаюсь по мере сил привести себя в порядок. Хорошо, хоть палочку вовремя дематериализовала, а то в такой круговерти она и сломаться могла.
— Я поэт, — заявляет мой новый знакомец. Притом так гордо, весомо и значимо, что я даже проникаюсь.
— Надо же! У меня ещё поэтов не было!
Он улыбается совершенно блаженно, довольный, как Кот-В-Сапогах, когда сметаны наестся.
— И как зовут великого поэта?
— Меня не надо звать, о, прекрасная Муза. Я всегда готов служить тебе. Но если просто, то Анатоль.
— Значит так, Анатоль, я не Муза.
— А кто же? — глазами моргает, почти как крестница, разве что ресницы покороче.
— Фея, — говорю, — и мне лететь надо.
— Нет-нет, о, Фея, будь моей Музой, не улетай. Я хочу быть с тобой, отныне и присно, в горе и в радости.
— Аминь. Теперь можете поцеловать невесту.
— Ты о чём? — вот же непонятливый поэт попался.
— О том, что ты сейчас брачные клятвы произнёс. Уж поверь мне, знаю, о чём говорю. Я — фея-крёстная, мне на стольких свадьбах довелось посажёной матерью быть! — И ни разу — подружкой невесты, подумалось досадливо. — Так что теперь ты, поэт, обязан жениться.
— Жениться? Но на ком? Я не вижу здесь невесты?
Вот же гад! А я тебе кто?
Ну так уж и быть, сообразим тебе невесту. В этом я специалист.
Два взмаха волшебной палочки, и вот я вся такая...
… надеть бы белое платье, пойти танцевать...[i]
Но поэт лишь морщится.
— Теперь-то что не так? — злюсь.
Он оценивающе осматривает меня и, видно, остаётся доволен. Ещё бы, такое платье и фата! Эксклюзив! Для себя берегла.
— Всё так, красавица моя, вот только музыкальный вкус у тебя, — он кривит лицо и опускает большой палец вниз: мол, совсем плох.
Соображаю, что он услышал песню, как давеча крестница — мои слова о локонах. Говорю же, мысли у меня материальны. Но для вида возмущённо фыркаю:
— А ты бы что предложил?
— Моцарта! — восторженно выдыхает он.
Конечно же, Моцарта! Как я сразу не догадалась. Комната наполняется искристым звучанием солнечной музыки, и кажется, даже ветер за окном затихает.
Анатоль галантно раскланивается и приглашает на танец. Я вкладываю ладошку в его руку, мы кружимся. Вот оно, счастье.
— А если я улечу?
— Я буду ждать тебя вечно!
Как трогательно. И тут — некстати, много сегодня «некстати» — приходит сообщение от матери. Анатоль его, разумеется, не видит, но я не могу игнорировать этот мигающий перед глазами конверт.
Да что за спешка!
— Прости, Анатоль.
Но он, поглощенный танцем, только улыбается мне.
Осторожно высвобождаюсь из объятий. Оставляю поэта вальсировать с фантомом и читаю письмо.
Хотя читать особо нечего: срочно явиться в Отдел контроля магического баланса.
Да чтоб им! Так же в девках останешься!
Но, бросив тоскливый взгляд на танцующего с моей копией поэта, вздыхаю и улетаю на зов.
***
… ну вот, тут я. Звали?
Сидят, у одних бороды в пол. У других шляпы треугольные да мётлы за спиной. У матушки, Королевы Маб, как и полагается, крылья. Я зависаю рядом с ней.
— Здравствуйте, почтенное собрание, — говорю по писанному и раскланиваюсь.
Члены комитета ж лишь слегка склоняют умудрённые магическими знаниями головы в ответном приветствии.
— Мы слышали, ты устройством личной жизни занялась?
Это Моргана. Стерва тёмная. Ногти шлифует, на меня не смотрит, но знаю, что прямо дымится от любопытства.
— Да, и тебе пора. А то потолок уже.
Она кривит подведённые чёрным губы. Готесса.
— Да мы не против, — влезает Мерлин. Ещё б ты против был, прохвост старый. О твоей интрижке с Нимвей[ii] каждая сорока трещит. — И очень даже «за». Хороший пример для молодёжи! Только вот сначала поручение одно к тебе, деликатное, как к профессионалу.
Что-то мне тон его не нравится. Ой как не нравится. Однако отвечаю вежливо и с полупоклоном: