Страница 12 из 20
– Джавад, царь отрёкся от престола! – закричал Вовка, вбегая в мастерскую.
– Что такое «отрёкся»?
– Понимаешь, не хочет больше быть царём.
– Вах! Почему?
– Дедушка Спиридон говорит, не может царь править народом, не умный, а потому злой. Воевать не умеет, не хотят люди ему подчиняться.
Джавад вспомнил небольшого роста человека в офицерском мундире, с неподвижным, бледным лицом, рыжей бородкой.
– Вовка, а ты хотел бы быть царём? – спросил Джавад.
– Конечно, хотел бы, плохо, что ли? Конфеты целый день есть.
Ребята выбежали на улицу. Смешавшись с толпой, они дошли до площади. Здесь в центре толпы стоял человек. Энергично размахивая рукой, он громко и горячо говорил. Стёкла пенсне ярко поблескивали на солнце. Джавад узнал товарища Олега. Закончив речь, он соскочил на землю. Вслед за ним на «трибуну» забрался среднего роста плечистый матрос. На поясе у него висела деревянная кобура маузера.
– Назукин, Назукин, – прошелестело в толпе.
– Граждане! Дорогие товарищи! Братья матросы! Только советская власть может дать нам истинную свободу, равенство, землю крестьянам, фабрики и заводы рабочим. Ни царь, ни Временное правительство…
Джавад не слушал оратора. Он искал глазами брата среди тех, что стояли возле сложенной наспех трибуны. И увидел его. Манаф был рядом с портовым грузчиком Василием и товарищем Олегом…
– Вот теперь мы можем собираться в дорогу, – сказал Манаф, с радостным лицом вбегая в мастерскую. – Через день будем в поезде.
Манаф, приподняв ночью одну из досок пола, стал доставать винтовки, пистолеты разных систем, ручные гранаты. Глянув на изумлённое лицо Джавада, он, приложив палец к губам, стал аккуратно заворачивать оружие в бельё, одежду, тряпки, газеты и всё это укладывал на одеяло, матрацы, заворачивал, потом туго обвязывал верёвками.
– Время ещё тревожное, в пути всё может случиться. Ты поедешь в отдельном купе. Эти вещи внесёт Василий. Помнишь портового грузчика?
– Помню.
– Он положит их на багажную полку и скажет: «Мальчик, взбирайся наверх, чего тебе толкаться под ногами?» Залезай и не сходи без надобности, пока не доедем. Я буду рядом. Если начнётся обыск, ты скажи: «Не моё», а лучше всего притворяйся спящим. По закону спящих в вагоне детей не должны будить. Ты меня понял?
– Разве это всё не твоё?
– Моё, но на Кубани неспокойно, у всех отбирают оружие.
…Провожать кавказцев на вокзал пришли дружки Джавада, Спиридон Мартынович и друзья Манафа. Товарища Олега не было, его срочно вызвали в Северную столицу – так объяснил Манаф.
Прощаясь, Спиридон Мартынович и Вовка прослезились.
– Возвращайся быстрее, – кричали мальчишки, когда Джавад протискивался в набитый людьми вагон.
Грузчик Василий был в купе. Без напряжения подняв тяжёлый груз, сложил его на верхней полке.
– Слушай, пацан, чего тебе вертеться под ногами, полезай наверх и ложись, а я там с дружками буду сидеть, в картишки поиграю.
Джавад только и ждал этого. Василий кинул хурджины Джавада на вещи. Мальчик быстро забрался, с удовольствием растянулся на опасном грузе. Манаф прошёл в соседнее купе.
Наконец звякнул вокзальный колокол, дежурный дал свисток, паровоз загудел и тронулся. День, ночь и снова день шёл поезд, останавливаясь и трогаясь с такими толчками, что Джавад едва удерживался, чтобы не слететь вниз. Но его не столько пугало падение, как страх за то, что какое-нибудь оружие или «бомба» (так он назвал гранату-лимонку) может вдруг разорваться.
«Как это я не догадался спросить Манафа, может это случиться или нет? Но он же мне родной брат, не положил бы такой груз, если бы была опасность», – успокаивал Джавад сам себя.
Наступила вторая ночь. Мерно стучали колёса вагона. Джавад проснулся от шума шагов, говора. Приоткрыв глаза, посмотрел вниз.
– Граждане, куда едете, что везёте? – Луч карманного фонаря скользнул по вещам, полусонным лицам пассажиров.
Послышался скрип раскрываемых чемоданов, сундучков.
– А ты что зеваешь? Показывай, что в мешке.
В груди, в ушах, в голове Джавада застучало. С каждой минутой эти стуки становились чаще и сильнее. Закрыв глаза, он старался не шевелиться и громче сопеть.
Луч карманного фонаря ударил в лицо.
– Эй ты, парень! – Кто-то дёрнул его за ступню.
Подтянув ногу, Джавад издал невнятное мычание, словно сквозь сон, и продолжал посапывать.
– Чей мальчишка?
– Не знаем, татарчонок, видать, – сказал кто-то из пассажиров.
– Проверить бы надо, что за тюки под ним…
Услышав эти слова, Джавад похолодел от страха. В уме он повторял слова: «Не знаю, эта не моя. Один дядя положил, мой вот хурджин».
– Оставь, – сказал второй голос, – что он может везти, шмотки какие-нибудь.
– Чёрт с ним, пусть спит.
Люди в форме открыли соседнее купе. Джавада бросило в жар…
Наконец Кубань. У вокзала станицы Уманской поезд стоит несколько минут. Сошли быстро, один из пассажиров помог снять вещи. Наняли подводу, отыскали дом, где жил двоюродный брат Дауд с женой и двумя детьми. Дауд в станице Уманской портняжил давно. Здесь у него была пошивочная мастерская, где шил он черкески, брюки галифе, папахи. Привозил с гор для продажи андийские бурки, до которых кубанские казаки были большие охотники.
Дауд очень обрадовался приезду родственников. Но когда узнал, что Манаф везёт оружие в горы, забеспокоился.
– Напрасно с этим делом связался, у нас неспокойно, власть каждый день меняется, ложимся спать, и не знаем, каких правителей Бог пошлёт завтра, обыски – каждый божий день.
– Потому и надо убираться поскорее отсюда, – сказал Манаф и спросил: – Моё письмо получил?
– Да. Можно сказать, мы готовы в путь.
В тот же день Манаф отправился на станцию. Ему удалось договориться с начальником, который обещал за определённую сумму предоставить товарный вагон. На другой день к вечеру погрузились с семьёй, со скарбом… Начальник сам запер вагон на огромный замок, ключ бросил в маленькое оконце пассажирам.
Путь, который можно было преодолеть за двое суток, тянулся неделю. Вагон то отцепляли, загоняя в тупик, то прицепляли опять к какому-нибудь товарняку, простаивали ночь, а то и сутки.
Но вот проехали Грозный, Гудермес. На душе полегчало, когда миновали полустанки Хасавюрт, Чирюрт. Ещё одну ночь простояли в Шамхале, и наконец поезд благополучно прибыл в Темир-Хан-Шуру.
Глава вторая
Темир-Хан-Шура – захолустный губернский городок в Дагестане. Расположен среди отлогих возвышенностей в котловине. На северо-западе, у края обрывистых нагорий, над речушкой Шура-Озень стоят красные кирпичные здания – северные казармы. Рядом белый одноэтажный дом с колоннами у парадного подъезда – резиденция губернатора. Ряд казарменных зданий высится на юго-восточных плоскогорьях. На полпути от тех и других казарм, утопая в зелени акаций, раскинулся городок. Разделённые узкими улочками, тесно лепятся друг к другу кирпичные дома под железной кровлей, саманные домики. На южной окраине глинобитные домишки с плоскими крышами.
Центральная улица – Аргутинская. Начинаясь от губернаторского дома, она тянется чуть ли не до южных казарм. В центре города улица образует площадь, посредине которой высится церковь. В районе площади и на Аргутинской находятся дома местной знати, административные учреждения, реальное училище, театр.
На восточной окраине города расположен вокзал. Отсюда берёт начало Вокзальная улица, что тянется до Церковной площади. Первая улица, пересекающая Вокзальную, – Дербентская. Здесь расположены постоялые дворы, небольшие домишки, жестяные, лудильные, шорные мастерские. Тут же недалеко Базарная площадь с длинными рядами мелких лавчонок и огромным, мрачным зданием пассажа, складские помещения, чайные, духанчики. Лавчонки кустарей-ремесленников тянутся и на прилегающих к базару улочках.
От города радиально расходятся крупные и мелкие дороги в разные стороны. В базарные дни по дорогам и тропам пешие, верхом и на скрипучих арбах спешат на базар толпы разноплемённого люда из окрестных и дальних аулов.