Orbis – 3

К седому Саартуку, старейшему жителю поселка, подошла Хранта, городская воительница и, преклонив одно колено, произнесла то, что резануло по сердцу старому воину – «Поселок готов уйти». Он не ответил ей. Она сама понимала, какую боль сейчас причинила седому, но все еще могучему основателю великого рода, и не ждала от него ответа. Она ушла, Саартук остался в ожидании. Пусть небо прорежут молнии, и на него полетят капли осеннего дождя, Саартук не сойдет с места, он будет ждать тех, кто бежит, тех, кто спасается.

Прошло много времени, небо потемнело еще сильнее, солнце уже скрылось за горой, ветер поднимал с земли пыль и песок, что тщетно пытались легкими толчками сдвинуть Саартука с места. Жители поселка, даже дети, часто понимали, что их Шаман очень странный, но авторитет Саартука в любом случае оставался непоколебим.

Вдали показались первые огни, в этот поздний час их увидел лишь старый колдун. Орк качнул плечами и спугнул ворона-посыльного, успевшего задремать на его плече словно на полевом пугале. Наконец-то, пришло его время, он встретится с родителями, увидит предков, а возможно он увидит свою Орду и Клан, познает Великую битву рядом со своим новым Богом. Он пропустит свой народ за спину и останется в поле один! Задержит врага, откусит кусок противного мяса! Напомнит всем, кто он, и чего стоит! Пусть мир узнает, чего стоит даже одинокий воин Орды!

И чем дольше Саартук стоял, тем сильнее крепла его воля и готовность уйти в иной мир. Час настал: первыми до шамана дошли погонщики кодоев, запряжённых в повозки с имуществом беженцев. Массивные животные, не чувствующие усталости, еле передвигали ноги, что подгибались от усилий, с которым они тащили тяжёлый груз. За ними шли старики и дети, за ними женщины, и только после пошли воины и генералы. Саартук стоял все там же, не сдвинувшись с места. Он может держать разговор только с Раастом Непреклонным – с тем, о ком рассказывают детям на ночь грядущую, тем, о ком мечтают молодые орчанки, глядя на сияющие звезды, тем, на кого с рожденья мечтают быть похожи все мальчики. Он будет ждать «голову» этой колонны отступающих и надеяться, что бегут они не из страха, а из-за долга. Он будет просто стоять и собирать на себе взгляды многих бредших ему за спину, что не понимают странного седого Орка, не проявляющего к беженцам никакого интереса. Не подумайте, что Саартук презирал их, он тихо страдал от этого зрелища – Орк не должен убегать, Орк должен забирать и идти вперед, Орк часть рода, часть Клана, часть Орды, а Орда – никогда не бежит! Однако даже этот принцип легко пропускал детей и женщин. Нет, конечно, седой орк не был феминистом, он ценил женщин, как в доме, так и на поле битвы. Но все же, за всю свою очень долгую жизнь он познал, что счастья в душе у женщины больше, когда она встречает его дома, а не когда уходит с ним на войну, оставляя детей за спиной. Опыт этот собирался очень долго, ведь было время, когда Орду практически уничтожили, и не было зеленокожему народу места в этом мире.

Глубокий вздох, и белые клубы пара на пару ударов сердца скрыли грустную картину от старого орка. Он услышал грозные рычащие крики и топот двух десятков несшихся к нему ног. Отставив левую ногу назад, Саартук наклонился вперед, слегка присел и, растопырив руки, что есть мощи в его груди зарычал: «АРХАРАРАРА-А-А-А». Несколько тел единовременно ударились в расставленную преграду, несколько врезались в грудь, суммарный толчок хоть и был очень велик, но недостаточен, чтобы сместить Саартука хоть на палец. Однако раздавшийся следом крик, едва не уронил старого воина на спину одной лишь громкостью: «ДЕДА! ТЫ ЖДАЛ НАС?!» Словно этого было мало, к крику добавились разноголосые возгласы, возвещающие вселенную о радостной встрече с ним.

– Тихо! Недомерки! Отступите! Зашибу! – глубоким басом призвал Саартук мелочь к порядку, но куда там…

Шесть внуков и пять внучек ни капли не боялись Величайшего шамана и колдуна Орочьего народа, ибо слишком долго они ждали с ним встречи. Предыдущая встреча была больше семи лет назад, когда старшему внуку-Бартаху было всего три, а нынешней младшей внучки Шараты вообще еще и не было на свете. Однако сейчас род был рад воссоединению поколений, и радость от этой встречи казалась старику слаще мёда. Старый дед, наконец, увидел большинство своих потомком от двух сыновей, его сердце радовалось, но одновременно с этим его воля остаться тут до самой смерти – только крепчала. Мелкие и боевые орки, именующие себя наследниками рода, крутились вокруг могучего Саартука и наперебой старались рассказать ему что-то, несомненно, очень важное, но, увы, совершенно не интересное для старых ушей. Когда Шаману казалось, что его скоро хватит удар от столь шумного общества, к нему подошли три орка, в коих шлемы с красочными тканями выдавали полководцев. Дети вмиг притихли, даже четырехлетняя Шарата перестала шуметь и прыгать на месте.

– Лорд-шаман Саартук, по повелению Рааста Непреклонного мы просим вас пройти в дом. Он в дальнем отступе, осматривает местность, ожидает неприятеля, – начал говорить Орк с длинным шрамом на лбу и рваной раной на голове, что до сих пор продолжала тихо кровоточить. Шаман знал его, еще когда Трубаку было всего пятнадцать, и вон как парень вымахал – каждому бы отроку так.

– Не называйте меня Лордом, – буркнул Саардук. – Я подожду Рааста в своем доме, а это «стадо» я возьму с собой. Передайте ему слова мои, когда он прибудет. Я его жду.

Три генерала без возражений поклонились, признавая авторитет старого Шамана. Да и как они могли возразить, и зачем? Орк никогда не обидит чужого ребёнка – это свое чадо надо сечь, пока тот сдачи не научится давать, а вообще дитя священно, ибо это чей-то род, который, возможно, когда-нибудь сольется с твоим. Да и дети, названные «стадом», так же не были против, и, поняв, что «тихориться» уже не нужно, вновь начали бегать вокруг деда и мешали ему шаг сделать, а пройти, тем не менее, надо было почти треть поселка, да еще и через полосу беженцев. Добрались в целом спокойно, никого не затоптали, да и сами никому под ноги не попались, что можно считать удачей.

Каменный дом, построенный Саартуком почти десять лет назад, встретил гостей домашним уютом. Детские ноги с самого порога ступили на шерстяной ковер, почтительно разулись и уже смело, как у себя дома, кинулись на шкуры, что лежали по всему полу. Старший Бартах же прошелся вдоль длинного стола и зажег свечи, чтобы разогнать окружающую тьму. Но, не потому что дети боялись темноты, Орки вообще подобный страх презирают, просто они могут и зубы друг другу в темноте выбить, а этого в гостях лучше избежать. Саартук зашел в дом последним и, заперев дверь, вытер босые ноги о коврик, одновременно убирая детские сапоги и бутсы со своего пути. Мелкие орки сразу обратили к старшему в роду глаза, полные интереса и предвкушения, каждый из них по-своему представлял эту встречу и каждый по-своему надеялся на следующие дни вблизи деда.

– Сколько же вас тут. – почесав заросший подбородок, тихо сказал Старый Шаман. – И что же старому Саартуку с вами со всеми делать? – ответом ему был шум и гам, где каждый хотел выразить то, к чему, конкретно у него душа лежит. – Так, малявки, тихо! – дождавшись тишины, Орк продолжил. – Давайте, мы просто подождем Рааста в относительной тишине. Сейчас смутное время, и не стоит шуметь, привлекая внимание Богов. Садитесь в круг.

Пока мелкие орки наперебой делили места вокруг стула общего деда, к нему подошел в свои десять весьма уже плечистый и мускулистый Бартах. Саартук оценил телосложение молодого орка и хлопнул его по плечу, выражая свое старческое одобрение. Жест этот был принят более чем положительно, молодому будущему воину Орчьего народа важно одобрение старшего.

– Дед Саартук, честь для меня быть в доме твоем! – Шаман кивнул, принимая ответный жест. Однако молодой Орк не закончил. – Отец много говорил о тебе, как о старшем в роду, но никогда не рассказывал твоих корнях, словно ты был первым. А раз сейчас мы ожидаем, не расскажешь ли ты мне историю нашего рода? Ведь век каждого конечен, и однажды я расскажу историю своим потомкам! – неожиданно спросил и заявил старший из внуков. На миг удивившись, Колдун хмыкнул, подняв со стола тяжелую трубку, набил ее травяной стружкой и нарочито медленно, растягивая мгновения, прикурил от свечи.