Страница 10 из 13
Увидев спускавшихся к дороге горцев, празднично разодетые верховые ускакали к городу. Солдаты охраны сначала попытались сопротивляться, вскинув винтовки. Их воодушевил пушечный залп, грянувший с крепостных стен Моздока. Однако помощи не последовало. Мюриды не остановились. Видя бессмысленность сопротивления, солдаты опустили винтовки. Ахвердиль-Магома, намеревавшийся напасть на город, решил ограничиться захватом обоза и направил его вверх, в чеченские горы. Двигались быстро. Разоружённые пешие солдаты едва успевали за подводами и каретой.
Только к исходу дня, переступив границу чеченской земли, Ахвердиль-Магома сделал привал. Наиб сошёл с коня и направился к карете. Через опущенную занавеску ничего не было видно. Он распахнул дверцу и остолбенел, ослеплённый. Открытой стороной карета оказалась обращенной к западу.
Лучи заходящего солнца осветили двух роскошно разодетых женщин, которые в испуге жались друг к другу. Одна, постарше, в строгом бордовом бархатном платье, с пышным узлом вьющихся золотистых волос. Вторая, молоденькая брюнетка в длинном белом платье, украшенном кружевами, в дорогой фате с бриллиантовой диадемой. Самоцветы сияли в ушах, на белой шее, нежных пальчиках, запястьях, но всё это блекло перед её красотой, сиянием глаз, похожих на два агата.
Наиб отошёл, прикрыв дверцу. Он не мог прийти в себя. Никогда в жизни никого подобного не приходилось ему не только видеть, но даже представить в воображении. От настроения, подавленного неудачей экспедиции, не осталось и следа. Он разыскал своего оружейника, бывшего польского офицера, владевшего аварским языком и хорошо знавшего русский.
– Слушай, Казимир, – обратился к нему наиб, – в том домике на колёсах, – Авердиль-Магома указал на карету, – сидят две гурии, как райские птички в клетке. Пойдём, поговорим с ними, может быть, это дочери самого царя урусов.
Казимир последовал за Ахвердиль-Магомой и, открыв дверцу, сразу понял, что одна из женщин – чья-то невеста.
– Здравствуйте, сударыни!
Услышав русскую речь от человека, одетого в горскую одежду, женщины встрепенулись. Старшая пришла в себя первой, она гордо откинула голову, сжала губы, надменно глядя на неизвестного.
Невеста растерянно ответила:
– Здравствуйте, господин абрек!
– Скажите, кто вы и куда следовали? – спросил Казимир.
Старшая продолжала молчать, пленница в белом доверчиво ответила:
– Я дочь моздокского купца первой гильдии Улуханова. Это моя бонна – англичанка.
– Разве вы не русская? – спросил Казимир.
– Нет, армянка.
– Куда ехали в подвенечном платье?
– К жениху в Ставрополь.
– Жених из купцов или дворян?
– Он генерал.
– Как фамилия его?
– Пулло.
– Что она говорит? Случайно это не дочь того Пулло, который сражался с нами и вёл переговоры с имамом под Ахульго? – спросил взволнованно Ахвердиль-Магома.
– Нет, – ответил Казимир, – это его невеста, вместе с оказией мы захватили свадебный поезд.
– Тем лучше! – воскликнул обрадованный наиб Шамиля, торжествуя, что хоть пленением невесты будет отомщён коварный генерал, который вместе с другими в знак перемирия забрал у имама старшего сына в аманаты и, не сдержав обещания, вновь напал со своими сподвижниками на Ахульго, превратив его в руины и истребив защитников.
– Господин абрек, что вы собираетесь с нами делать? – с тревогой спросила девушка.
– Не беспокойтесь, госпожа, ничего плохого.
– Как её зовут? – спросил наиб оружейника.
– Сейчас узнаю. Как вас зовут, сударыня?
– Меня – Анна Гукасовна, англичанку – Эддит, – ответила девушка и добавила: – Умоляю, господин абрек, отпустите меня, мой отец вознаградит вас за это.
Казимир перевёл наибу слова пленницы. Ахвердиль-Магома ответил:
– Если за неё мне дадут всю Россию, и тогда не соглашусь, хотя бы из-за того, чтобы эта юная красавица не досталась старому гяуру, нашему кровному врагу. Я доставлю их в Дарго, пусть там Шамиль решает, как поступить.
– Извините, госпожа, сие от меня не зависит. Мой начальник обязан доставить вас к имаму Шамилю, с ним договоритесь. Наш наиб говорит, что вы достойны лучшей партии, чем генерал Пулло.
Девушка заплакала. Тут англичанка не выдержала:
– Невежды! Дикари! Как вы смеете? Вы, наверное, считаете более достойным, чтобы она стала супругой злодея Шамиля?
Ах, боже мой!
– Не плачьте, сударыни, наш имам женат. Коран запрещает брать в жены иноверок. Ни одну из вас он не возьмет, если бы даже вы захотели этого. И вовсе он не разбойник, а благородный человек, к тому же гораздо моложе и красивее вашего Пулло. Он, наверное, освободит вас за хороший выкуп, так что не портите свою красоту переживаниями. Адью! – вежливо сказал Казимир, кланяясь англичанке.
Когда абреки отошли, Эддит сказала Анне:
– Этот, что говорил по-русски, наверное, перебежчик, и не из простых солдат… Видела манеры, сопровождающие речь, вполне светского человека?
Узнав, что Шамиль от Назрани повернул обратно, Ахвердиль-Магома, не заезжая домой, направился в Дарго. Он доложил имаму о постигших его неудачах, а в заключение сказал:
– Клянусь Аллахом, несмотря на всё, лучшего набега я бы не желал.
– Что же хорошего, если в захваченном обозе не оказалось ни одного приличного коня, ни денег в почте, ни оружия? – удивился Шамиль.
– Зато в нём оказалась райская гурия со служанкой, за которую ты сможешь взять большой выкуп.
– Кто она? – спросил имам.
– Дочь самого богатого моздокского купца-армянина.
– Значит, соотечественница твоих предков, – улыбнувшись, сказал имам, намекая наибу на его армянское происхождение.
– Кто-бы она ни была, но это настоящий клад. Больше того, ты знаешь, чья она невеста?
– Скажи, тогда узнаю.
– Пулло, того парламентёра-генерала, которого посылал к тебе на переговоры главнокомандующий Граббе под Ахульго.
Шамиль изменился в лице. Напоминание об ахульгинском побоище вызывало в нём гнетущее чувство. Он долго сидел молча, задумавшись, затем подняв голову, сказал:
– Хвала Всевышнему! Рано или поздно он посылает возмездие злодеям.
– Не печалься, имам, горе и радость следуют чередой… Разреши ввести пленницу, хочу восторгом вытеснить грусть из твоей души, – сказал наиб.
– Введи, – ответил имам.
Шамиль буквально застыл от изумления. Он видел красивых горянок на свадьбах, любовался их пёстрыми нарядами, украшениями, но ни одна из них не могла сравниться с этой… Она казалась заоблачной, осыпанной и свежей утренней росой и сияющей снежной пыльцой, упавшей из райских чертогов. Сердце имама, которое не содрогалось в жестоких сражениях даже тогда, когда близилась к нему тень Азраила, вдруг затрепетало, и странное волнение охватило его – от чистоты, белизны, блеска неземной красавицы. Он долго осматривал её.
Она, покорная, с грустным лицом, опустив глаза, стояла перед ним.
Наконец, уловив на себе испытующий лукавый взгляд Ахвердиль-Магомы, Шамиль встал и молча направился к выходу. Он вошёл в свою библиотеку, стал ходить по комнате, заложив руки за спину Через некоторое время, оставив пленницу в гостиной, туда вошёл наиб. Он спросил:
– Имам, куда прикажешь их поместить?
– На женскую половину, в ту комнату, где живёт тётушка Меседу.
Ахвердиль-Магома не стал задерживаться.
Имам остался недоволен самим собой. «Как это могло случиться, – думал он, – что я – мужчина, дважды женатый, познавший близость и женские ласки, вдруг оробел, потерял чувство самообладания перед какой-то иноверкой? И зачем мне нужно было смотреть на неё так долго? Не зря на Востоке женщины закрывают лица, чтоб оградить сильный пол от соблазнов».
Он взял с полки том по богословию, раскрыл, стал читать, но ещё больше расстроился, когда меж строк замелькала пленница. Отложив Коран, Шамиль опустился на колени, стал читать молитву, а перед глазами вновь застыла она, в печали склонив голову, как большая белая птица.