Страница 10 из 10
"Если ребёнку суждено прожить жизнь сиротой - пусть он так и живёт до конца своих дней!", - так говорила девушка. Знаете, уже одна эта фраза меня покоробила. Это тоже самое, что сказать бездомной собаке, мол, живёшь на помойке - вот и помирай там! Надо сказать, что, смотря фильм, я мысленно задавала этой племяннице вопросы: "А ты была хоть раз в детдоме?" или "Чего ты на эту девчонку кидаешься? Она ведь не у тебя живёт, а у тёти с дядей! Не хочешь с ней общаться и дружить - не надо! В чём дело?" и так далее. Но, очевидно, не общаться и не дружить для племянницы слишком просто. Ей хотелось мести, хотелось крови... В общем фильм закончился тем, что приёмную девочку забили на смерть, когда она пошла купить хлеба. И забила та самая племянница вместе с четырьмя подругами. А вышло всё так: одна из тех четырёх девочек заманила сиротку на пустырь, говоря, что её подруга повредила ногу и её надо дотащить до дома. Когда девочки пришли, то сирота не увидела там пострадавшую; зато она там встретила свою так называемую двоюродную сестру, которая сказала, что это была шутка, и, пообещав, что сейчас будет ещё веселее, нанесла первый и жестокий удар, а потом присоединились и девочки. Сиротка умоляла девочек, чтобы они её не били, защищалась руками... Но те были неумолимы. Мне было так больно это видеть, точно там моё дитя избивают, и хотелось просто залезть в экран, чтобы расшвырять по углам всех этих малолетних гадин и спасти несчастную девчонку.
- Господи, какой ужас! - донеслось до меня с Машиной кровати. Я оглянулась: Маша лежала лицом к телевизору, бледная и по её щекам текли слёзы. Пересев к ней, я стала гладить Машу по спине, пытаясь её успокоить, даже хотела канал переключить... Но Маша настояла на том, чтобы досмотреть кино и узнать - накажут убийц или нет. Надо сказать, что погибшую в тот же вечер нашли соседские мальчишки, пришедшие на тот пустырь поиграть в футбол. Один из них, узнав её, побежал к соседям, которые тоже хватились девочки и начали беспокоиться, отец даже искать её вышел. Встретив мальчугана и услышав, что девчонка лежит на пустыре, вся избитая, он побежал туда. Думаю, вряд ли нужно говорить, каково было состояние родителей, к которым в дом ворвалась беда. Да и не только родителей, но и тёти с дядей. Зато изумляло поведение племянницы: сама убила и сама после со слезами пела следователю о том, как она любила свою сестру, как они дружили и что понятья не имеет, кто сестричку мог угрохать... Во истину девка бога не боится! Но сколь верёвочка не вейся, а конец всё равно будет: в какой-то момент у одной из тех девчонок сдали-таки нервы (ей снилась по ночам убитая ими сирота) и она пришла отдел милиции и сдала всех. И финал фильма был почти таким же, как в рассказе Маши про сестёр: только там пацан был "героем", а тут мы с Машей и того не видели у героини - а было просто спокойное, даже холодное, как мрамор, лицо. Казалось, девушке было плевать и на боль, причинённую всем родным, и на срок, который она получит, и на то, что она сделала... Она писала чистосердечное признание без единой тени раскаяния.
Выйдя с Машей погулять после фильма, мы долго говорили о нём, о том, возможно ли в реальности такое...
- Теоретически всё может быть, - отвечаю я Маше, - если ребёнку не объяснить, что помимо него есть и другие люди; да, они иногда более несчастные, но они люди и родились таким же образом, как и сам этот ребёнок, а с помойки взялись. Что посеешь - то и пожнёшь!
Маша с этим согласилась.
***
Ну, вот и наступил незаметно день возвращения на родину. На душе и радостно, и слегка всё-таки грустно: радостно, что ты возвращаешься наконец домой, и грустно, потому что хочется ещё, хоть на денёчек, продлить этот праздник, погулять по этому красивому городку, подышать морским бризом и поплавать в море. Машулька в этот день была какая-то неразговорчивая. Хотя накануне отъезда, взяв меня за компанию в магазин, чтобы купить своим соседкам гостинцы, она весело рассказывала мне последние известия из их жизни, полученные от Саши по телефону. Кстати, я тоже решила последовать примеру Маши и купить моим соседкам гостинцы. А то они три недели ходили и смотрели за моей квартирой, цветы поливали...
Не в силах больше терпеть это молчание Маши, я подошла к ней и довольно мягко, ласково гладя её по голове, спросила, что случилось.
- Знаешь, тётя Таня, - начала она, - я просто не хочу с тобой расставаться. Я знаю, что могу и позвонить тебе, и прийти, когда угодно... Но не могу почему-то отделаться от мысли, что мы прилетим назад, разъедемся по домам и всё, пропадём, точно и знакомы не были. Как будто с последним ударом часов всё в один миг кончится и вернётся на круги своя.
Договорив последние слова, Маша обняла меня и тихонько всплакнула. Не буду лукавить, мне тоже было горьковато от этой мысли. А ведь, правда, могло бы всё так сложиться! Но упрямое моё желание жить с верой в лучшее взяло верх и я сказала Маше:
- Милая моя! Если господь захотел сделать так, чтобы мы с тобой встретились, то, я думаю, он поможет нам не потерять друг друга. Давай будем на это надеяться! Всё будет хорошо!
Маша улыбнулась, глядя на меня ещё мокрыми от слез глазами, кивнула, и мы с лёгкими душами вернулись к вещам.
Мы наконец собрались, сдали номер в должном виде и подались в холл, где нас уже встречал молодой таксист. Надо сказать, что я предложила Маше с вечера заказать такси, чтобы не беспокоиться утром об этом, и Маша согласилась. Парень, везший нас в аэропорт, оказался довольно вежливым и обходительным - помогал нам с сумками, хотя они были не больно тяжёлыми; да и вообще вёл себя хорошо, спокойно, ни единого матерного слова от него не прозвучало, даже если на дороге попадались дураки. Зато в самолёте, к сожалению, случился неприятный казус: я попросила одного пассажира средних лет, одетого в дорогой костюм, поменяться со мной местами, объясняя это тем, что у Маши немножко болит голова и за ней нужен присмотр. На самом деле мне просто хотелось лететь вместе с Машей. Казалось бы, чего сложного - пересесть на другое место? Но, видно, данный господин, как бы сказал один киногерой, в принципе не знает, что на свете бывают дети, потому что на мою мирную просьбу он разразился криком и отборным хамством, вплоть до того, что, если дочь больна, ей место дома, а не в самолёте. На шум прибежала стюардесса - так и ей досталось за то, что берут на борт больных. Я тогда, собрав все остатки спокойствия, сказала хаму:
- У вас красивый костюм; дорогой, небось? Так вот, если моя дочь вам его в полёте случайно облюёт, виновата будет не она и не я, а вы, потому что не уступили мне место.
Видимо, эти мои слова были убедительны, потому что он, когда посмотрел попеременно на Машу, на костюм, а после на меня и представил эту "весёлую" картинку, так живо сцапал с полки сумку и ушёл со своего места без звука. Я, перенеся свою сумку, села рядом с Машей. - Всё хорошо? - спросила я её.
- Да, тётя Таня, всё нормально! - ответила она, а потом, дотянувшись до моего уха, прибавила: - Я тебя люблю.
- Я тебя тоже люблю, моё солнышко! - сказала я и обняла Машу.
Вот самолёт взлетел. Маша тихонько подрёмывала на моём плече, а я, обняв её, думала: "А ведь всё могло бы быть и иначе: я бы могла забиться в себе, не познакомиться с Машей, не общаться с ней, не ходить никуда... Я могла бы и на море не поехать, запереться в квартире и выть белугой дни напролёт. Только на кого я бы была тогда похожа? Страшно представить. Была бы какая-то слезливая, озлобленная на всё и вся старуха. И как бы я тогда помогала другим людям в их сложной ситуации, когда бы со своей не справилась? Думаю, что и Бог тогда бы от меня отвернулся и не помог. А потому спасибо, Господи, за поддержку твою и за то, что ты дал мне ещё один шанс стать матерью, любить и быть любимой дитём, которое ты послал мне для утешения моей души".
02 11 2016г.