Страница 8 из 13
И, естественно, едва не прошел мимо.
Монах расположился за прилавком передвижной закусочной-макашницы, вид у него был крайне деловой: он как раз наваливал еды в пластиковую тарелку для высоченного и на удивление бледного фаранга.
– А, вот и ты, – сказал брат Пон, когда фаранг получил сдачу и отошел. – Как дела?
– Да чего вы спрашиваете, если все знаете?! – рявкнул я. – Плохо! Отвратительно! Наверняка сами все и устроили! Не знаю как, но с вас станется! Чтобы мне все испортить! Проклятье!
Я понимал, что ору, что на меня оглядываются, но глаза затягивала багровая пелена ярости, и мне было все равно.
– Вижу, что отвратительно, – брат Пон засмеялся, и мне стало стыдно.
Ярость и гнев не ушли совсем, но ослабили хватку.
– Надо тебя успокоить, – продолжил монах, извлекая из-под прилавка большой нож. – Иди, помогай… Будешь мне резать фрукты для шейков, а то времени на это нет, народу очень много…
– А почему вы вообще тут торгуете? – спросил я, берясь за скользкую деревянную рукоятку.
– Да вот встретил друга и предложил, что сегодня я за него поработаю, – брат Пон лучезарно улыбнулся подошедшей к нам толстой русской даме. – Давай берись за дело…
Я обогнул макашницу и обнаружил на откидном столике большой таз с фруктами – маленькие тайские арбузы, дыни, ананасы и бананы, манго и напоминавшую оранжевые кабачки папайю.
Рюкзак сбросил и сунул себе под ноги.
Монах расположился за прилавком передвижной закусочной, виду него был деловой.
Ладно, уж если брат Пон попросил, то можно ему и помочь, забыть про кипящее внутри раздражение и про то, что фаранг, работающий при макашнице, – вообще дело неслыханное и невиданное. Если кто из знакомых пройдет мимо, то, увидев меня за таким делом, еще и в обморок от удивления свалится.
Начав чистить ананас, я чуть не отрубил себе палец.
– Черт! – выругался я на родном языке, глядя на длинный кровоточащий порез.
Русская дама открыла рот и уставилась на меня круглыми, точно блюдца, глазами.
Но брат Пон отвлек ее, начав предлагать соусы, а я сунул пострадавший палец в рот и сделал вид, что все хорошо. Боль улеглась, я закончил с ананасом и принялся срезать кожицу с манго, действуя на этот раз намного аккуратнее.
– Никто не в силах ничего сделать с тобой, даже я, – сказал монах, когда дама отошла. – Твое сознание-сокровищница проращивает «семена» прежних деяний, создавая определенные рисунки на стенках того тоннеля восприятия, в котором ты находишься. Отыщи здесь место для вмешательства других людей?
– То, что я его не вижу, не значит, что его нет, – буркнул я. – Вы же можете! Вспомните, как вы успокаивали меня одним прикосновением!
– На самом деле ты сам себя успокаивал, я лишь помогал, – брат Пон покидал кусочки ананаса в блендер, добавил туда же кубиков льда и плеснул воды, после чего прибор зажужжал, лишив нас возможности разговаривать.
Я продолжал резать манго, и с каждым движением мне становилось легче.
Простая работа, легко решаемые, возникающие одна за другой задачи – разобраться с одним фруктом, взяться за следующий, бросить шкурки от банана в мусорный пакет, улыбнуться ждущему шейка ребенку, нацепить на пластиковый стакан крышку, достать новую упаковку трубочек.
Легко забыть, что где-то существуют некие проблемы.
Работника общепита я изображал несколько часов.
Когда светило тронуло боком горизонт, народ повалил с пляжа и поток клиентов иссяк.
– Ну вот, видишь, ты больше не злишься и не говоришь глупости, – сказал брат Пон, вытирая руки полотенцем. – Давай приходи завтра, опять возьмешь в руки этот нож. Так мы с его помощью из тебя за неделю Будду сделаем!
Я улыбнулся.
– Увы, я не могу тут работать… Меня в Паттайе знают многие, если кто увидит…
– Опять эти чужие ожидания и мнения, про которые нужно просто забыть, – монах цокнул языком. – Но даже если так, если ты боишься уничтожить свою драгоценную репутацию богатого и успешного чувака, то как насчет того, чтобы этой работой занялось твое второе «я»?
– Второе «я»?
– То самое, на которое ты медитировал последние дни.
Лысый тип с рыжей бородкой и усами, созданный исключительно силой моего воображения?
– Но он же… это же фальшивая личность! Его не существует! – воскликнул я.
– А та, которую ты привык считать собой, она что, существует? Настоящая?! – отозвался брат Пон, копируя мою интонацию.
На миг я закружился в колесе из дхарм, воспринимая мир как совокупность вспышек-впечатлений. Но через это состояние я проскочил мгновенно, превратился в узел сознания, в семя, выпустившее из себя ряд побегов, отвечающих за разные сорта восприятия.
Куда деть основную личность, себя?.. Не сойду ли я таким образок сука?
Последний, самый длинный, словно обвивался вокруг меня и прорастал внутрь семени, что было и прозрачным, и одновременно непроницаемо черным, и заключало в себя все, и внутренний мир, и внешний.
Я моргнул и вновь стал самим собой.
– То-то и оно, – сказал брат Пон. – Пусть твой лысый друг сидит тут и работает. Переносить восприятие в него ты научился, осталось лишь зафиксировать это состояние… Обрить голову и отпустить бородку – дело плевое, ну и одежду сменить… Родная мама не узнает.
Я задумчиво почесал подбородок: не очень верилось, что я способен на подобное.
Куда деть основную личность, себя?.. Не сойду ли я таким образом с ума?
– А чтобы твой друг больше не зарабатывал порезов, придется вас научить кое-чему… А ну-ка, поведай мне, где в данный момент находится центр твоего сознания?
– В голове, – ответил я.
– А теперь заставь его переместиться в руку! – брат Пон хлопнул в ладоши. – Пускай она станет центром твоего существа, а не волосатый отросток на шее.
– Но как?
– И это спрашивает тот, кто только что пинком открыл дверь в прихожую просветления?
Я мрачно засопел, собираясь заявить, что не имею представления, с чего начать, ведь как бы само собой разумеется, что ты осознаешь все из головы, ею думаешь, смотришь и слушаешь.
– Просто действуй, отодвинь в сторону остатки сомневающейся личности! – настойчиво добавил брат Пон.
Я честно попытался, отстранился от того, что считал собой, от эмоций, мыслей, телесных ощущений и даже воспоминаний о ситуации, в которой очутился…
Снова пережил трансформацию восприятия, и в этом состоянии, когда нет разницы между собой и окружающим миром, постарался как-то расшевелить, качнуть намертво застрявшее внутри черепа сознание.
И провалился в темноту.
Острые зубы вонзились мне в ягодицу, кто-то вырвал кусок плоти из левой пятки, другое существо вцепилось в ухо, третье принялось жевать пальцы руки… Я словно вернулся к костру на старом кладбище, туда, где плоть мою жрали демоны, столь же иллюзорные, как и я сам, как и весь мир…
Но способные причинить настоящую боль.
Очнувшись, я понял, что лежу на песке, башка трещит, все тело болит, а неподалеку шумит море.
– Ничего страшного. Перенапрягся, бывает, – донесся из мрака голос брата Пона.
– Что… произошло? – спросил я, усаживаясь.
Руки, на которые я оперся, едва не подломились, а на лбу от напряжения выступил пот.
– Ты сделал не то, что нужно, а то, что уже делал, ведь повторять всегда проще.
– Но демоны? Откуда они тут? – я нервно огляделся, точно ожидая, что зубастые существа явятся из тьмы и набросятся на меня.
Брат Пон рассмеялся:
– А ты думал, они водятся на заброшенных кладбищах? Они всегда рядом!
Сотовый телефон в кармане моего рюкзака задрожал и испустил заливистую трель. Вытащив его, я обнаружил на экране незнакомый номер, а поднеся к уху, услышал низкий хриплый голос.