Страница 21 из 22
Одним из первых церковных систематизаторов был еп. Михаил (Чуб) (см.: Михаил (Чуб), еп. К десятилетию открытий на берегах Мертвого моря // ЖМП. 1957, № 12. С. 54–64), не только тщательно собиравший материалы по кумрановедению, но и использовавший их в апологетических целях. Подобная направленность работ была крайне необходима в то время, когда та же кумранистика использовалась в целях атеистической пропаганды (см., напр.: Ковалев С., Кубланов М. Находки в Иудейской пустыне (открытия в районе Мертвого моря и вопросы происхождения христианства). 2-е изд., перераб. и доп. М., 1964.; Крывелев И. Археологические исследования последних десятилетий и проблемы историчности библейских повествований // Тез. докл. на заседаниях, посвященных итогам полевых исслед. 1963 г. М., 1964. С. 70–73). Апологетическую направленность имела и работав области кумрановедения диак. А. Покладова, привлекшего все доступные в его время и в его положении западные источники – работы Д. Аллегро, М. Бэрроуза и Ж. Даниелу. Им же была отмечена главная причина терминологического единства ессейской и раннехристианской литературы – существование во времена Второго Храма общеупотребительной богословской терминологии, использовавшейся в апостольской проповеди для достижения всеобщего ее понимания. В работе аргументированно разъяснялись принципиальные различия между ессейским и христианским вероучением. Подчеркнуто было значение кумранских находок для решения многовекового спора о соотношении Септуагинты и масоретского текста (см.: Покладов А., диак. Находки в Иудейской пустыне и их значение для библейской науки: Стипендиатский отчет / МДА. Загорск, 1966).
Особого внимания заслуживает работа прот. П. Руснака, являющаяся первой отечественной попыткой изложить историю развития библейской археологии и обозреть ее открытия, сделанные до 60-х гг. XX в., наиболее важные для доказательства истинности событий священной истории (см.: Руснак П., прот. Археологические работы на Востоке и Библия: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1970). Некоторые работы того времени подобным же образом освещали отдельные периоды ветхозаветной истории – времена Иисуса Навина, Судей (см.: Дзичковский Г., диак. Библейские события во времена Иисуса Навина и пророка Самуила в свете современных научных данных: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1971) и плена Вавилонского (см.: Шокало А., прот. Вавилонское пленение Израиля по библейскому повествованию и научным данным: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1972). Общей чертой этих работ было, во-первых, использование старого археологического материала, а во-вторых, наивный «триумфализм», вполне объяснимый противостоянием с атеистическим окружением. Первой современной научной работой в области библейской археологии, принадлежащей перу церковного автора послеоктябрьского периода, является диссертация прот. Н. Дивакова, посвященная археологическим сведениям о ветхозаветном Храме Иерусалимском (см.: Диванов Н., прот. Иерусалимский Храм в свете современных археологических данных: Дисс… канд. богосл. наук / МДА. [Сергиев Посад], 1990). Прекрасный источниковедческий анализ и привлечение всей уже доступной к началу 90-х гг. XX в. зарубежной литературы, научный подход к поставленной проблеме – все это делает работу о. Николая знаковой. Знаковой в том плане, что и отечественная церковная библейская археология все-таки может возродиться как самостоятельная наука.
Вторая половина 90-х гг. XX в. ознаменовалась выходом в свет нескольких апологетических работ, посвященных важнейшему новозаветному артефакту – Туринской плащанице (см.: Каледа Г., прот. Плащаница Господа нашего Иисуса Христа. М., 1995; см. также: Синельников В., свящ. Туринская плащаница на заре новой эры. М., 2000), и, кроме того, учебного пособия по библейской археологии (см.: Деопик Д. Библейская археология и древнейшая история Святой Земли. М., [1998]). В 2004 г. была опубликована работа (см.: Юревич Д., свящ. Пророчества о Христе в рукописях Мертвого моря. СПб., 2004), излагающая, в том числе, и все новейшие археологические интерпретации кумранских находок.
Отечественное востоковедение после 1917 г. и его достижения в области библейской археологии
Отечественные востоковеды после 1917 г. по общеизвестным причинам не могли заниматься непосредственно библейской археологией, однако, будучи преемниками дореволюционной науки (см.: Гордлевский В. Тридцатипятилетие ВК // Восток. 1924. Кн. 4. С. 169), они в силу своих професиональных интересов разрабатывали темы, входящие и в область интересов библейской археологии. В 1920 г. в Петербурге-Петрограде выходит книга выдающегося советского востоковеда В. Струве «Израиль в Египте», продолжающая традиции библейской археологии (см.: Струве В. Израиль в Египте. Пг., 1920). Некоторые из более поздних работ В. Струве также освещают темы библейской археологии (см.: Струве В. Подлинная причина разрушения иудейского храма на Эле-фантине в 410 г. до н. э. // ВДИ. 1938, № 4. С. 99–119; см. также: Струве В. Подлинный Манефоновский список царей Египта и хронология Нового Царства // ВДИ. 1946, № 4. С. 9–25). В фундаментальной работе «История Древнего Востока», изданной в 1941 г., В. Струве продолжает, насколько это было возможно в те годы, традиции своего учителя, Б. Тураева, по историческому объяснению ветхозаветной истории (см.: Струве В. История Древнего Востока. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1941). Это обстоятельство, а также то, что многие советские востоковеды были прямыми либо косвенными учениками В. Струве, обусловило историческую честность отечественных востоковедческих монографий и потому сделало их ценными пособиями для библейской археологии (см.: Авдиев В. История Древнего Востока. 3-е изд., перераб. М., 1970; см. также, напр.: Археология зарубежной Азии / Отв. ред. Н. Мерперт. М., 1986).
В послереволюционное время продолжали развиваться отечественные научные школы: школа египтологии (см.: Лурье И. К истории древнеегипетского законодательства времени Нового Царства (Опыт реконструкции) // ВДИ. 1946, № 3. С. 27–45), школа изучения Древнего Междуречья (особенно усилившаяся после возобновления с 1933 г. преподавания ассириологии в Ленинградском государственном университете (ЛГУ) А. Рифтиным, учеником В. Шилейко) и школа изучения Передней Азии (см.: Авдиев В. Советская наука о Древнем Востоке за сорок лет. М., 1958). Большое влияние на возрождение интереса к изучению Передней Азии оказал созданный Н. Марром Институт яфетидологических исследований («Яфетический институт»). Центром древневосточных исследований оставался Эрмитаж, в Москве работали с материалами прекрасной коллекции В. Голенищева (см.: Козьмина-Бороздина Т. Развитие египтологии в России // НВ. 1923, № 3. С. 342–361). Новые научные издания охотно публиковали работы по истории Древнего Востока, в том числе имевшие прямое отношение к ветхозаветной тематике, историко-религиозным проблемам (см.: Бартольд В. История изучения Востока в Европе и России. 2-е изд. Л., 1925; Бузескул В. Открытия XIX и начала XX в. в области истории древнего мира: В 2 ч. Пб., 1923–1924).
К отрицательным чертам межвоенного периода в истории отечественного востоковедения, безусловно, следует отнести попытки поставить его на службу правившей идеократии. Попытки эти часто были успешными – достаточно вспомнить Н. Никольского, сына вышеупомянутого М. Никольского (см.: Сорокалетие научной и общественно-педагогической деятельности акад. Н. М. Никольского // ВДИ. 1940, № 3–4. С. 258–259). Мало чем, кроме родства, известный, Н. Никольский был удостоен звания академика за вполне понятные «заслуги» (см.: Лурье И. К юбилею акад. Николая Михайловича Никольского // ВДИ. 1940, № 3–4. С. 259–262). Уже первые работы Н. Никольского советского периода (см.: Никольский Н. Древний Израиль: Популярные очерки по истории евреев в научном освещении. М., [1922]; Никольский Н. Иудейские монархомахи VII в. (Борьба с царской властью в Древней Иудее) // НВ. 1924, № 5. С. 283–294) свидетельствуют о принятии автором идеологических установок новой власти. Поздние работы, для написания которых академик пользовался источниками из вторых рук, прямо соответствовали целям атеистической пропаганды и целям «новой» науки.