Страница 8 из 14
– Вот я и спрашивал себя и друзей. И, оказывается, били тех, кто как-то связан был с Извергом. Избивают так, чтобы и памяти не осталось.
Всех разговоров не переговоришь за один раз. Решили назавтра ехать вместе, а чтобы сподручнее беседовать, Неждан взял у знакомца возок.
Клим не мог не верить Неждану. С другой стороны, он спрашивал себя: как мог государь, Божий ставленник, истреблять своих подданных?! Невольно приходила мысль: уж не безумство ли?
В возке он услыхал о последних часах жизни разжалованного митрополита Филиппа. Тот жил в заточении в Саввском монастыре близ Валдая. К нему государь послал Малюту за благословением. Посланец рассказал Филиппу, что государь наложил опалу на Пимена, главного обидчика Филиппа. Государю казалось, что Филипп будет рад беде доносчика-лжеца, и государь получит благословение от уважаемого святителя. Однако Филипп проклял Малюту. Скуратов вышел из кельи старца и объявил, что схимник задохнулся от сильно натопленной печи.
Клим перекрестился и засомневался:
– Дорогой Неждан, как я могу поверить сказанному? Кто подслушал разговор Малюты со старцем? Кто знал о намерении царя? Пустой домысел сие.
– Тебе что, мало: вошел Малюта к здравствующему старцу, а ушел, когда тот Богу душу отдал? И, надо полагать, кто-то слышал, какое наставление давал государь верному слуге своему. И другое тебе скажу: подозреваю, что Филипп знал о том самом Изверге, был он у него. Не получил ли он благословение? Вот тогда произошел иной разговор между Малютой и Филиппом, когда тот узнал, что государь идет громить самозванца!
Кто мог ответить на этот вопрос? После размышления Клим спросил Неждана:
– Как могло получиться, что недоверчивый государь сразу поверил Петру Волынцу? Ты хорошо помнишь письмо? Там замешано низвержение государя? Если они замыслили уйти в Литву, то им все равно, кто Москвой правит.
– Верно. Эти сомнения и меня посетили. Потом, какой смысл долгое время хранить такое письмо заговорщикам? Откуда у Петра сведения о нем? Потом, совпадение подписей со списком крамольных семей?
– Откуда тебе известен список опальных?
– Раз говорю, значит, известен, не весь, конечно.
– А все ж, может, подделка то?
– Если подделка, то людей дошлых. Дьяки сверяли печати, подписи…
– Ладно, что веришь дьякам… А Петр Волынский небось в гору пошел?
– Да нет. Слышал другое: большой куш хапнул, по кабакам ходил, всех угощал, потом тихо сгинул. Много непотребства знал.
Прикидывали с разных сторон, и каждый раз выплывало недоброе, непонятное. Предварить опалу на Новгород не удалось. С Пименом государь первым расправился и продолжал наказывать новгородцев. С горечью от бессилия Клим предложил:
– Может, пойти и покаяться государю? Тогда за что бичевать других?
Неждан нахмурился и резко прервал Клима:
– Не большого ума дело, когда полагал спасти от опалы новгородцев посещением Пимена. А пойти к государю еще глупее, прости Христа ради. Я не верю, что Иван не может поймать Изверга, борзые у него натасканные. Скорее, не хочет. Ему страшен не сам Изверг, а люди, готовые пойти за ним. Вот Иван и вылавливает их, и казнит, а шумят, будто они в Литву собираются. Ты покажешься, Иван наверное поверит и возликует, а Малюта потихоньку придушит тебя – ему не привыкать. И не станет помехи вылавливать противников, гоняясь за Извергом! Так что придумай что-нибудь другое.
– Тогда нужно уничтожить Изверга! – решительно сказал Клим.
– О! Это уже лучше! – согласился Неждан. – Но такое дело не легкое. Однако помочь могу…
Обсуждение отложили на потом, когда определится, куда посылают ополчение. Но путь продолжался, и Клим узнал о многом другом. Оказалось, Кудеярово братство почти распалось. Одни осели на землю, в казаки подались, другие воли захотели, разбойничками стали. Но Кудеяр жив, под ним небольшие ватажки, в Рязанщине больше, но и в Прилитовье есть. Прежние атаманы тоже осели, больше от старости. Про себя Неждан так сказал:
– Я, к примеру, во Владимире кожевенный торг имею. Ватажникам иной раз помогаю. У меня в Разбойном приказе дружки есть, один еще с тех пор, как мы Юршу спасали, Ивашко Сухоруков. Теперь он в гору пошел, первым дьяком стал.
Клим откровенно удивился:
– Первым дьяком стал, а твой хомут до сих пор таскает?! Давно б сбросить должен.
– Он пробовал. А у меня там еще знакомец завелся, тот предупредил. Ивашко, видишь ли, отпустил вора Кочергу, пообещав воровство того забыть, ежели я, то есть Неждан Скоморохов, исчезну. А вышло, что жена и дочь Ивашкины исчезли; пошли к вечерне и пропали. Весь Разбойный приказ на баталки поставили, сколько невинных похватали и искалечили. Меня с Кочергой тоже хватились. Ан никого. Только через седмицу поспокойнее стало. И тут вечерком идет Ивашка из приказа, позади него стражник. А тут я навстречу. Сразу не признал; я успел шепнуть, мол, хочешь видеть жену, отпусти стражника, он тебе не надобен, а меня веди домой. Тут около меня двое мужиков появились. Понял Ивашка, и пошли мы с ним вдвоем. Крепко поговорили. Все грехи его вспомнил. Поклялся он мне тогда быть моим вечным данником и не замышлять ничего дурного. В ту же ночь жена и дочь невредимыми явились. Потом мы с ним не раз заморское вино попивали, когда он во Владимир жаловал или я в Первопрестольную.
В общем, Неждан остался самим собой. Сургун тоже – в Суздале на монастырской пасеке.
– А Кудеяровы сокровища целы? – полюбопытствовал Клим.
– Вскрывали… Помогали кое-кому. Потребуется, и тебе поможем.
Сообщил Неждан об игуменье Тавифе, что крепкой дланью держит Девичий монастырь, и об инокине Нионилле, внучке Сургуна.
…Вспомнили, казалось бы далекое, недалекое прошлое. Интересно и приятно, все было светлым и радостным. Все невзгоды забыты. Да и было ли что плохого?! Но сегодняшние заботы ждут своего решения, безжалостно оттесняют близкие сердцу воспоминания.
Под вечер прибыли в Ярославль. Неждан отправился к своему очередному знакомцу, а Клим остановился на строгановском подворье. Тут он узнал, что хозяин здесь и у него гость – опричный тысяцкий. Как только слуга доложил о приезде Клима, Аника пригласил его к столу. Войдя, Клим перекрестился, произнес здравицу хозяину и гостю; за это краткое время успел присмотреться к тысяцкому. Тут же появилась настороженность – с этим крепким седым воем он где-то встречался!
Аника представил их друг другу. Тысяцкий оказался князем Луцкиным Глебом. Теперь все прояснилось: Глеб Луцкин – сотник соседней стрелецкой сотни при осаде Казани. Несколько раз они встречались у воеводы, стояли рядом под стягом. С тех пор минуло пятнадцать лет, Клима тогда ранили, и они больше не встречались. Бывший сотник поседел, раздобрел, но остался по-прежнему любителем поговорить. Но вот откуда у него княжество?
Гость опорожнил уже не один кубок и теперь оживленно перечислял свои победы в Ливонии. Аника усердно подливал ему вина и подбрасывал вопросы. Скоро из многословия князя Клим уяснил, что полутысяча местных ярославских ополченцев уже отправлена в Старую Руссу; вся тысяча там будет ждать дальнейших указаний. Аника осторожно спросил о новгородских событиях. Князь откровенно сознался: до него доходили слухи о государевой опале, но за такие слухи болтунов надо наказывать.
И еще из разговоров Клим уразумел, что, посылая ополченцев, городское начальство направляет с ними небольшие отряды для хозяйственных целей, проще говоря – скупать и собирать награбленное. А вот Аника Федорович посылает без малого сотню, шестую, Медведя – сразу видно, какой размах! Тут князь с пьяной откровенностью упомянул о богатых поминках, кои получал от хозяев. Аника заверил, что за ним не задолжится. Молодец, всем понятен предлог, под которым он держит своих людей недалеко от Новгорода!
На следующее утро Аника поведал Климу, какие беды свалились на Новгородчину.
– Опоздали мы с тобой, Клим Акимыч, отвести беду, да и не смогли бы, – горился Аника. – А сотню Медведя посылаю не корысти ради, как думает князек. Может, сумеет Медведь помочь в чем. Говорил я с ним, хороший мужик, кажется, все понимает, на что я намекал, и то, что дело опасное. Награбленное скупать тоже будем, посылаю опытного подьячего, прозвище подходящее у него – Кролик. Пусть Кролик с Медведем себя покажут. А тебе, Клим Акимыч, самому решать, что делать. Как порешишь, так и будет.