Страница 3 из 14
– Но и сейчас льется кровь на Пожаре, в уделах…
– Верно! Раньше лилось меньше. Теперь жестокости, несправедливости больше. Но это верховная власть удерживает низы – такое искони идет. Но ежели самозванец или даже выходец из великокняжеской семьи пойдет на правителя – гибель для народа! Смуте обрадуются наши соседи – Литва, Речь Посполитая, особенно татары; каждый станет норовить оторвать кусок послаще! Неужто такое не ведают доброжелатели самозванца?!
– Значит, ты считаешь обязательным стенка на стенку. А ежели церковь, боярство, купечество договорятся – тяжелая, угнетенная жизнь объединяет. И вот тебе на престоле новый великий князь!
– У нас такого не бывало, чтобы договориться о замене живого правителя. Такое может произойти, скажем, в Польше. А у нас… Однако, положим, тайно договорились, никто не захотел услужить правителю, предать других. Грядет смена, а за каждым правителем свои бояре, князья. Они за власть крепко держатся, их потребуется усмирять. Начнутся наезды, разгромы, насилия, а дальше стенка на стенку. В любом случае кровь, кровь, большая кровь!
– Спаси Бог тебя, Клим Акимович, напомнил мне – государь – помазанник Божий и править ему, пока смерть придет, а людишкам повиноваться положено!
– Так… А вот боярам да князьям думным надобно печься не только о себе. Какой бы ни был правитель, но он знает: народ – это его сила. Он поймет и поддержит думных, если те проявят заботу о малых мира сего, заботу о величии государства!
– Эх, дорогой Климент Акимович, случается, что не поймет! – Аника положил руку на руку Клима и слегка пожал ее. – Вот сейчас после такого разговора мне открылось многое. Недоумевал я – почему ты стал лекарем? Мужичье лечишь… Силком тебя воеводой сделал. Оказывается – ты пожалел слабых, сирых! Смирился… Погодь, погодь, не ерепенься! Путь у нас с тобой долгий, все успеем высказать друг другу. Тогда, наверное, и легче, и понятнее все будет. А сейчас о другом хочу спросить. Как бы там ни было, а Изверг есть, существует. Опричники готовят список, с кем он сносится. Как мыслишь о сем? Конечно, на это дело можно посмотреть и так: ты – мещанин Соли Вычегодской, я – тамошний губной судья. У нас в таких делах все спокойно, в руках держим людишек. Пусть Изверг и иже с ним Малюту беспокоит. Правда?
– Да нет, Аника Федорович… Полагаю, Изверг – мое дело, кровное!.. Список списком, а до горячего дело дойдет, головы полетят без разбора – виновен или нет… И опять же, кто этот Изверг? Вдруг победит, полегчает ли кому-нибудь?!.. Придется, видать, владыке Пимену открывать глаза на самозванца.
– О Пимене много наслышан, хорошего мало. Пимен – первый противник митрополита Филиппа, бесстыдную ложь на него возвел. Надеялся сам митрополитом стать, ан не вышло, избрали троицкого архимандрита Кирилла, вот он на всех и озлобился, и на государя тож. Так что с ним надобно держать ухо востро. Ежели сам пойдешь – конец благополучию мещанина Клима Безымова. Да еще как повернет, а то и роду Строгановых достаться может. Спешить с таким делом нельзя, придется многое разведать, найдем надежных послухов.
На том первая откровенная беседа Аники и Клима прервалась. Клим успел сказать только: «Согласен». Цуговой вершник обернулся и крикнул:
– Аника Федорович, Белозерская слобода показалась.
От Белозерска до Устюжны и от Устюжны до Ярославля верст четыреста с гаком. Тут погода начала портиться, дожди пошли, похолодало. Из-за грязи непролазной ехали больше шагом. Клим почти всю дорогу в возке Аники, а возчик хозяйской подводы забыл, когда на козлах сидел, все на цуговой… Только Анике и Климу известно, какие тайны они поведали друг другу, какие решения обсуждали.
Одно из таких расстроило Клима: Аника доверительно сообщил, что по возвращении в Соль Вычегодскую уйдет от дела и наденет схиму:
– Ведь мне, Климушка, уже семьдесят второе лето! Все мои сверстники давно в могилу сошли, а я вот по дорогам трясусь. Опять же хворобы разные пристают, не будь тебя – худо было бы. Пора костям покой дать. Да и детям моим свобода нужна, пусть похозяйствуют, узнают, почем фунт лиха… И о душе подумать пора – грешил много!.. Тут еще вот ты затеваешь, тоже у Бога помощи просить надобно.
– Жаль, Аника Федорович, очень жаль. Ты мне сильно помог в жизни. Теперь не ведомо, как посмотрят на меня новые хозяева.
– Пока хозяин будет один, Яков. Он мужик сметливый, в обиду тебя не даст. Ты ж делай свое дело, хозяйству от этого убытка не будет. Что до Изверга… Тут только от тебя да от Господа Бога все зависит…
Все долгие беседы начинались и кончались Извергом. Аника порой сожалел, что Клим узнал о том. Где-то вблизи Ярославля пришло окончательное решение: прежде всего разобраться, что творится в Новгороде, не по слухам, а на месте. Далее, самое сложное – разоблачить самозванца, открыть глаза Пимену. Тут начинаются сомнения – вдруг Пимен знает о самозванце? Вдруг действует из собственных и высоких соображений? Такой ход возможен, в характере владыки. Тогда разоблачитель исчезнет быстрее и бесшумнее, чем в Разбойном приказе! И действовать надобно так, чтобы отвести удар от Соли Вычегодской. К примеру, в Ярославле Клим Акимов исчезает. Два преданных человека, Фокей и Гулька, – успокаиваются самим Климом. Первый получает письмо, второму Клим скажет, чтобы он верил Анике и ехал с ним. Далее, появляется никому не известный лекарь, скажем Юрша. Аника, оставаясь в стороне, поможет ему пристать к торговому обозу. Лекарь, видать, нагрешил много и дал обет поклониться чудотворной иконе Богородицы Новгородской, а также Печорской лавре. Поклонится лекарь, а что далее будет, одному Богу известно. Аника понимал, какому риску подвергается Клим, но тот твердо решил хотя бы ценою жизни, но обезвредить самозванца. Перед исчезновением Клим решил связаться с Нежданом через его людей; мудрость этого человека не помешает в предстоящем опасном деле.
Колокольным призывом к вечерне встретил их Ярославль. Остановились они в Торговой слободе на подворье Строгановых. Клим намеревался на следующее утро походить по торговому ряду, присмотреть платье, подходящее паломнику, а чтобы сделать это в тайне, Гульку полагал направить к шорнику починить седло. У Аники свои заботы – к нему на встречу приехали приказчики из разных городов. Первым к нему пошел старший ярославский. После первых его слов Аника приказал крикнуть Клима. Оказалось: седмицу назад Разрядный приказ послал распоряжение в Соль Вычегодскую Строгановым срочно собрать заказанную полтысячу воев и святками прислать ее в Ярославль.
За последние два года Клим со своими помощниками подготовил две смены до полсотни воев-десятников, из которых можно отобрать и смело назначить десяток сотников, таких как Савва Медведь, Василий Бугай, не говоря уже о Фокее, который сейчас остался за воеводу, вроде как тысяцкий. С помощью этих десятников и сотников в Устюге и Яренске прошли сборы и обучение по три сотни завербованных конных и пеших воинов. Однако в Разрядном приказе что-то не сработало и весной подготовленных воев не приняли, а предложили помалу всех наградить и распустить до будущих времен. И вот теперь вдруг потребовалось собрать и прислать всего за два месяца да еще в осеннюю распутицу!
Аника с Климом совещались и один на один, и с приказчиками. Решили: Клим бежит без задержки в Вологду. Оттуда, пока не стала Сухона, на судне под парусами и на веслах до Соли Вычегодской. Собирать сотни и готовить к зимнему походу. Аника тоже поспешно едет в Москву, нужно увеличить срок сбора хотя бы на месяц, на предзимнее бездорожье.
От Ярославля до Вологды путь не велик, чуть больше полуторы сотни верст, но кони отвыкли от спешного бега. Клим положил на гон два дня, а вьюк брали с пятидневным запасом на троих и четыре коня – Клим брал с собой одного стражника на всякий случай. Выезжали завтра с первыми петухами, потому полагали лечь спать с солнышком.
Но прежде чем думать о сне, Клим направился по известному ему адресу к человеку Неждана. Пришел он в торговые ряды. Кругом добротные лавки с богатыми товарами. Время уже к вечеру, а торг идет бойко. Вот нужный ему лабаз: лари с мукой и зерном, наполненные мешки. У огромных весов два приказчика отпускали товар. За небольшим прилавком чернобородый, без единой сединки человек. Клим с поклоном спросил, может ли он видеть Веренея Игнатова.