Стрелецкий десятник

Ждать пришлось недолго. Скрипнула дверь, вошел Васек, за ним четыре женщины, закутанные в шали. Парень от плошки засветил смоляной факел. Женщины опустили на плечи шали. Юрша узнал боярыню Марию, жену Афанасия, и боярышню Таисию в сопровождении сенных девушек. Сняв мурмолку, он низко поклонился. Не обратив на него внимания, Мария и Таисия подошли к Ворону. Конюх, растерявшись, стоял перед ними, обняв бадейку, в которой плескалась вода. Его что-то спросила боярыня, он начал, заикаясь, говорить, что конь не ест и не пьет, скоро околеет, так уж лучше убить его собакам на корм. Заикание прервал звонкий крик боярыни:

– Пошел вон!.. Васек, коновала сюда!

Конюх уронил бадейку, обрызгав боярыню, и, ничего не поняв, стал пятиться к двери. Паренек передал факел девке, выскочил в дверь. Таисия повернулась к Марии:

– Сестричка, а вот это мой спаситель. Юрша, подойди.

Юрша приблизился с поклоном, а выпрямившись, смело посмотрел в глаза боярыне. Высокий кокошник поблескивал в факельном огне, губы презрительно сжаты. Окинула его с ног до головы, смелый вид не понравился и, не скрывая презрения, процедила сквозь зубы:

– Спаси Бог, десятник… Это тебе государь Лебедя отдал?

– Мне, боярыня. Однако ж я ухожу в поход и буду просить боярина Прокофия оставить Лебедя здесь. А, Бог даст, вернусь из похода, тогда решим, как с конем быть.

Таисия вся встрепенулась, улыбнулась ему и быстро заговорила:

– Вот, сестричка, я говорила тебе: он хороший, смелый, добрый!

Мария зло зыркнула на нее, Таисия, не заметив ее взгляда, продолжала:

– Он меня от волка спас! – И, повернувшись к Юрше: – Мы за тебя будем Бога молить. Он убережет тебя от вражеских стрел и сабель.

Юрша, приложив руку к груди, поклонился, в то время как сердце его буйствовало от радости. Тут вбежали коновал, старший конюх и Васек. Юрша увидел заглянувшего в дверь Акима, который делал ему какие-то знаки. Выслушав его, Юрша довольно громко сказал:

– Прошу прощения, государь зовет. – Еще раз поклонился и вышел.

Боярыня Мария заметила необыкновенное волнение Таисии и долгий взгляд, которым та проводила десятника. Возвращаясь в хоромы, она сказала, что не резон боярышне заглядываться на простого воя, даже на такого статного.

Аким же так и этак прикидывал: зачем государю понадобился, да еще ночью, Юрша? Ничего путного не надумав, направился к царевым покоям. От стражника узнал, что у Ивана Васильевича много народа. Аким спрятался в темном углу коридора. А вскоре он увидел, как ушел царь с Сильвестром и Спиридоном, а из другой двери появились Прокофий, Юрша и дьяк. Постояли, поговорили и разошлись. Аким в переходе нагнал Юршу. Тот на его немой вопрос ответил:

– С зарей выезжаем в Москву. Получим еще два десятка стрельцов, все в два-конь, едем в Дикое Поле. Обратно в Коломну должны привезти языка из татар.

Аким забеспокоился:

– Дикое Поле – конец немалый! У нас никто дорогу туда не знает. Да еще татар искать…

– До Скопина поведет нас тамошний гонец, здесь он. Дальше засечный воевода людей даст, грамоту ему повезу… Пошли спать, сказывают, утро вечера мудренее.

Было уже близ полуночи, когда Иван отдал все распоряжения, касающиеся отъезда Юрши. Царю хотелось спать, но Сильвестр потащил его в молельню, напомнив, что молитва в полуночный час особенно приятна Господу. Спиридон и один из стражников последовали за ним, второй побежал предупредить голову охраны, что государь покинул «келью».

В это время боярич Даниил распрощался с двоюродным братом Афанасием и пошел в отведенные ему покои. Он был здорово навеселе – выпили зелена вина немало, буйство распирало его, он вырвал свечу у сопровождавшего холопа, замахнулся на него, тот еле увернулся и последовал за боярином, но уже на почтительном расстоянии. По пути Даниил заглядывал во все чуланы и темные углы, надеясь поймать какую-нибудь зазевавшуюся девку. Сегодня он считал себя трижды обиженным: царь не приветил, хоть волка все ж он оглушил, боярин Прокофий на него накричал, а за что? И вот братеник отвел ему покои не на своей половине, как родственнику, а как гостю. И обидно и досадно, а спорить не станешь.

Афанасий же, выпроводив Даниила, походил по горнице, выпил квасу. Холопу приказал убрать со стола и хотел идти на половину жены, когда вбежал Спиридон:

– Беда, боярич! Из царской опочивальни пропала грамота, что привез гонец с засеки. Поможешь найти иль будить боярина Прокофия?

– Помогу. Грамота нужна царю?

– Ему.

– Откуда пропала?

– Оставил в «келье», а сейчас там нету. Стражник говорит, что проходил только твой холоп.

Афанасий быстро повернулся к холопу, убиравшему стол:

– Ты в царевой «келье» был?

– Нет, упаси Бог! Мы порядок ведаем. Боярич же Данила во все чуланы шастал, он и в «келью» заходил.

– Чего-нибудь вынес оттуда?

– Не, не видел. Кажись, одна свеча в руке была.

Спиридон заторопил:

– Где он? Пошли, боярич. Государь с меня голову снимет, да и тебя не помилует.

Пустились чуть не бегом, прихватив и холопа. Ворвались в светелку. Даниил стоял в переднем углу перед иконой с лампадой и читал свиток, услышав шум, поспешил спрятать его за спину. Спиридон прыгнул к нему, вырвав свиток, крикнул:

– Тот самый! – И выскочил за дверь.

Даниил опомнился и с пьяным криком: «Смерд! Как смеешь!» хотел погнаться за ним, но Афанасий удержал:

– Данила, в уме ли ты? Это свиток царя, он ищет его.

– Ну и что?! Нашел… А знаешь, что там…

– И знать не хочу. Ты, братец, пьян. Ложись-ка спать.

Афанасий и его холоп помогли Даниилу раздеться, уложили на постель. Тот все время порывался рассказать, что ему удалось прочесть. Афанасию было любопытно узнать, но через силу делал вид, будто то его не интересует. Он отпустил холопа и принялся уговаривать Даниила помолчать и уснуть, чем раззадорил пьяного еще больше. Но когда из пьяной болтовни Афанасий понял, что крымцы ведут какого-то самозваного великого князя Михаила Ивановича, ему стало страшно. Он решил уйти от греха подальше. Потихоньку отошел от кровати, отворил дверь и поймал за волосы метнувшегося было в сторону Васька.

– Почему не спишь?! Подслушиваешь?

Афанасий дал ему увесистую затрещину. Васек взмолился:

– Ой, не бей, боярин! Все скажу! Разбудил меня царев Спирька. Именем государя заставил тут быть. Замечать, с кем боярин Даниил говорить будет.

Афанасий сразу отпустил парня, сдерживая злобу, сказал:

– Ну, раз велел, стой тут. Да не усни смотри. Запомни: я пришел сюда вместе со Спирькой. Понял?

– Да, боярин.

– И сразу ушел.

– Сразу, боярин.

– А боярич Данила дюже пьян, тут же уснул.

– Уснул, боярин.

Вернувшись к себе, Афанасий не находил места. Малайка Васек, оказывается, Спирькин наушник! Никому не ведомо, что он может наговорить! И тронуть его теперь опасно. Вот незадача. Что он слышал? Как холоп ушел, дверь осталась приоткрытой! Может, с умыслом? Ой-ей-ей! Какие дела!

Царь Иван IV Васильевич, несмотря на свою молодость, просыпался рано, и окружение знало это. Все, кто хотел услужить, старались с восходом солнца быть вблизи его опочивальни.

Накануне Иван уснул поздно, после длительной молитвы. Из молельни он не пошел в «келью», а лег в спальне в большую квадратную кровать под розовым пологом. Проснулся как всегда – только ранние лучи солнца заглянули в окно. Приподняв край полога, Иван выглянул. Около самой кровати на медвежьей шкуре, свернувшись, сладко спал Спиридон. Однако стоило Ивану прошептать: «Спирька», тот уже стоял перед ним:

– Слушаю, государь.

– За Данилкой следят?

– Следят, государь.

– Ступай узнай, кто был у него. А Данилке скажи, чтобы шел ко мне.

Спиридон беззвучно оказался за дверью и тут же вернулся:

– Государь, боярич Афанасий просит допустить немедля.

Иван недовольно спросил:

– Что ему приспичило?