Страница 23 из 32
– У него действительно такой красивый пес? – спросил король.
– Самое совершенное создание, – сказал барон, большой любитель охоты, – и притом самой благородной северной породы: широкая грудь, крепкая спина, черная шерсть с сероватыми пятнами на груди и ногах, сила – хоть быка повалит, быстрота – загонит антилопу.
Король рассмеялся, услышав эту восторженную речь.
– Ну, раз ты разрешил ему держать этого пса, то не будем больше говорить об этом. Но все-таки будь осторожен в выдаче разрешений таким рыцарям-авантюристам, которые не подчиняются никакому государю или вождю: на них нет никакой управы, и они, пожалуй, не оставят больше дичи в Палестине. Ну а теперь вернемся к ученому язычнику. Ты говоришь, что шотландец встретил его в пустыне?
– Нет, ваше величество; вот что рассказывает шотландец. Он был послан к старому энгаддийскому отшельнику, о котором столько говорят.
– Проклятие! – воскликнул Ричард, вскакивая с постели. – Кем он послан и для чего? Кто посмел послать туда кого бы то ни было, когда наша королева была в Энгаддийском монастыре, совершая паломничество и молясь о нашем выздоровлении?
– Его послал Совет крестоносцев, милорд, – отвечал барон де Во. – Он отказался сообщить мне, по какому делу. Думаю, мало кому известно, что ваша августейшая супруга отправилась в паломничество: и даже монархи едва ли знали об этом, так как королева лишена была возможности быть с вами, потому что из любви к ней вы запретили ей ухаживать за вами, боясь заразы.
– Ну хорошо, об этом я разузнаю, – сказал Ричард. – Итак, ты говоришь, что этот шотландец встретился с кочующим лекарем в Энгаддийской пещере?
– Не совсем так, ваше величество, – ответил де Во. – Но, кажется, в тех местах он встретил сарацинского эмира; по дороге они вступили в бой и померились силами, состязаясь в храбрости. Признав его достойным спутником, он, как это принято среди странствующих рыцарей, вместе с ним отправился к Энгаддийской пещере.
Здесь де Во умолк: он не принадлежал к тем, кто способен сразу рассказать длинную историю.
– И там они встретили лекаря? – нетерпеливо спросил король.
– Нет, ваше величество, не там, – отвечал де Во, – но сарацин, узнав о том, что ваше величество тяжело больны, добился, чтобы Саладин прислал к вам личного лекаря, известного своим искусством. Он пришел в пещеру, где шотландский рыцарь прождал его несколько дней. Он окружен большим почетом, словно владетельный государь: барабаны, трубы, конный и пеший конвой. Он привез верительные грамоты от Саладина.
– Джакомо Лоредани прочел их?
– Перед тем как принести их сюда, я показал их переводчику, и вот английский текст.
Ричард взял свиток, на котором были начертаны следующие слова: «Благословение Аллаха и его пророка Мухаммеда».
– Нечестивый пес! – воскликнул Ричард, сплюнув в знак презрения.
– «Саладин, король королей, султан Египта и Сирии, светоч и оплот земли, посылает приветствие великому Мелеку Рику – Ричарду, королю Англии. Так как мы были осведомлены, что тяжкий недуг одолел тебя, нашего высочайшего брата, и что при тебе находятся лишь лекари – назареяне и иудеи, не осененные благословением Аллаха и нашего святого пророка (“Безумец!” – опять пробормотал английский монарх), то мы посылаем для ухода за тобой нашего личного лекаря Адонбека эль-хакима, перед которым ангел смерти Азраил простирает крылья и тотчас же покидает шатер болящего. Ему известны все свойства трав и камней, пути солнца, луны и звезд, и он может спасти человека от всего, что не начертано роком на его челе. Поступая так, мы просим тебя от души принять его и использовать его знания и опытность. Мы не только хотели бы оказать услуги тебе, чья доблесть составляет славу всех народов Франгистана: мы этим можем привести к окончанию всей распри между нами либо путем заключения достойного соглашения, либо поединком в открытом поле. Мы сознаем, что неуместно тебе, носителю столь высокого сана и обладающему такой доблестью, умирать смертью раба, как бы замученного своим надсмотрщиком. Слава наша не может допустить, чтобы такой недуг сразил столь храброго противника. Поэтому да позволено будет святому…»
– Стой, стой, – сказал Ричард, – хватит с меня об этом псе – пророке. Мне противно думать, что храбрый и достойный султан может верить в дохлую собаку. Да, я приму его лекаря; я отдам себя на попечение этого хакима, я не останусь в долгу перед великодушием благородного султана, я встречусь с Саладином в открытом поле, как он мне предлагает, и не дам ему повода называть Ричарда, короля Англии, неблагодарным: своей булавой я сброшу его на землю. Ударами, какие он редко на себе испытывал, я обращу его в христианскую веру. Я заставлю его отречься от своих заблуждений перед моим мечом с крестом-рукоятью, и я окрещу его на поле брани из собственного шлема, хоть очистительная вода, может быть, и будет смешана с кровью. Торопись, де Во, что же ты медлишь с выполнением столь приятного поручения? Приведи сюда хакима.
– Милорд, – отвечал барон; он чувствовал, что в потоке этих признаний может усилиться лихорадка. – Подумайте о том, что султан – язычник и что вы – его опасный враг.
– И потому тем более он обязан оказать мне услугу, если только эта подлая лихорадка не положит конец спорам между двумя такими королями. Говорю тебе: он любит меня, и я его, как могут любить друг друга два благородных противника. Клянусь честью, было бы грешно сомневаться в его добрых намерениях и честности.
– Все же, милорд, было бы лучше дождаться результата действия этих лекарств на шотландского оруженосца, – сказал лорд Гилсленд. – Моя собственная жизнь зависит от этого. Если бы я поступил неосторожно в этом деле, я погубил бы христианство и заслуживал бы смерти, как собака.
– До сих пор я не знал, что ты способен опасаться за свою жизнь, – укоризненно произнес Ричард.
– Я не колебался бы и сейчас, – отвечал смелый барон, – если бы и ваша жизнь также не подвергалась опасности.
– Ну хорошо. Иди, недоверчивый человек, – отвечал Ричард, – и посмотри, как действует это лекарство. Я хотел бы, чтобы оно скорее или убило, или исцелило меня; уж очень тяжело мне валяться здесь, как быку, издыхающему от чумы, да еще в то время, когда бьют барабаны, слышится топот коней и звуки труб.
Барон поспешил удалиться, решив, однако, посоветоваться с кем-нибудь из духовенства. Он все же чувствовал на себе бремя ответственности при мысли о том, что его господин будет пользоваться услугами неверного.
Свои сомнения он прежде всего поведал архиепископу Тирскому*, зная, какое влияние тот оказывает на короля Ричарда, любившего и уважавшего этого рассудительного прелата. Архиепископ выслушал сомнения, которые ему изложил де Во, выказывая свойственные римско-католическому духовенству остроту мысли и проницательность. Он не счел религиозные сомнения де Во достойными особого внимания, насколько это допускало приличие в беседе с мирянином, и отнесся к этому очень легко.
– Лекари, – сказал он, – и их снадобья часто приносили пользу, несмотря на то, что сами они по рождению и манерам являют собой все, что есть низменного в человечестве, а их снадобья извлекаются из самых скверных веществ. Люди могут прибегать к помощи язычников и неверных в своих нуждах, – продолжал он, – и есть основания полагать, что одна из причин, почему им разрешается продолжать свое существование на земле, – это то, что они оказывают помощь правоверным христианам. Таким образом, мы на законном основании превращаем пленных язычников в рабов. Скажу еще, – продолжал прелат, – что нет сомнения в том, что первобытные христиане пользовались услугами некрещеных язычников. Так, например, на корабле, на котором святой апостол Павел плыл из Александрии в Италию, матросы были, без сомнения, язычниками. А что сказал святой, когда явилась в них нужда? Nisi hi in navi manserint, vos salvi fieri non potestis – «вы не можете быть спасены, если эти люди не останутся на судне». Для христиан евреи – такие же неверные, как и мусульмане. Но ведь в стране большинство лекарей – евреи, и их услугами пользуются без колебаний. Поэтому мы можем пользоваться услугами лекарей-мусульман, quod erat demonstrandum[11].
11
Что и требовалось доказать (лат.).