Страница 7 из 14
– Борис, прими мое глубокое сочувствие. По генеральной доверенности, что мы с тобой делали, я всё сам подготовлю, чтобы похоронить.
Борис сделал кивок головой вперёд, что означало – да
Глеб, даже подумать не мог, что генеральная доверенность от Бориса, которую они оформляли у нотариуса время от времени, будет когда-то востребована в таком скорбном мероприятии.
– Всё самое лучшее сделай для неё. У нас дома платье возьми. Анюта даст тебе. «Зелёное» она любила больше всего носить, сказал Борис монотонным тихим голосом.
Они сели в машину. Глеб отвез мрачного партнёра и друга до дома, забрал платье и занялся приготовлениями к похоронам.
Борис лёг на кровать совершенно без сил и в оцепенении, так и пролежал последующие сутки. В день похорон, он всё-таки собрался с силами. Нашел в гардеробе черную рубашку, одел её и вышел из комнаты.
15
Светило солнце. Потеплело. В этот ясный день собравшимся на могиле было не до радости. Они прощались с женой, мамой, хорошим, замечательным человеком. Земля забирала её к себе, чтобы обогреть и убаюкать светлую душу и всё вторила Борису: – не переживай, живи спокойно, теперь моя очередь заботиться об этом бренном теле.
Глеб, Борис, Анюта с девочками смотрели, как опускают полированный гроб в только что свежо вырытую яму. Лицо мамы они так и не увидели, отец резко сказал, что хранить будем сразу в закрытом гробу. У девочек были опухшие глаза от слёз, но сейчас они старались несколько сдерживаться, потому что видели, что отец сокрушен горем и переживает утрату тяжелее всех.
Борис бросил горсть земли. Глеб дал команду закапывать. Рабочие спешили и быстро работали лопатами. У них на сегодня было еще полно работы. Анюта с девочками стояли встревоженными, прижавшись друг другу. Борис подозвал одного из рабочих: – Памятник и оградку установите в течении трёх дней, как договаривались.
– Всё будет сделано. Не вопрос. – ответил бодро рабочий и натянул на уши посильнее шапку.
Отец махнул девочкам рукой, пора уходить. Все медленно поплелись следом за ним. Глеб замыкал строй.
16
Открыв дверь, Борис с дочерями зашли домой. Дома стало как-то пусто. Холод стал новым обитателем квартиры. Грусть и тоска бесцельно витали вместе под потолком, заглядывая в комнаты. Всё поменялось, всё изменилось, теперь всё стало по-другому. И никто не скажет, вернётся ли когда-нибудь в этот дом счастье и радость.
Через несколько дней Борису позвонила сиделка, Татьяна. Она выразила прискорбие, что не стало Светланы, и сообщила, что крестная, Зинаида Ивановна, скончалась, так и не успев повидать с ней, и, наверное, они встретились на небесах и пусть земля им будет пухом. Попросила прислать, сколько не жалко денег на похороны. Борис выразил ей свои соболезнования и поблагодарил за заботу, которой она окружила последнее время старушку, а потом пообещал сделать сегодня же денежный перевод. И после этого попрощался. Нелегко дался ему этот телефонный звонок. Ушные перепонки отдавали резкой болью, язык отказывался говорить. В ответ он только бормотал, что-то в смысле «угу, да, хорошо». Он набрал Глебу, попросил его решить вопрос о денежной помощи для похорон и заплатить Татьяне в благодарность за все, что она сделала для Зинаиды Ивановны. После Борис посмотрел на телефон и выключил его, чтобы ни с кем вообще не разговаривать больше.
Он лежал в своей комнате, поверх одеяла и витал мыслями где-то там далеко, в Испании. Куда он приезжал на семь дней к своей семье этим летом. Как замечательно они провели эти дни вместе. Дети были в восторге от отца. Борис подхватывал Ангелину и кружил ее, а Лизу сажал себе на шею и носил долго на плечах. Заходили в разные кафе, съедали по мороженому, пили холодные морсы. Ходили в Луна парк, катались на аттракционах. Посетили зоопарк, «Натура Парк». Смотрели смешных лемуров, увидели миниатюрную, ушастую, лису Фенек, гладили панцирь огромной черепахи. И всем единогласно понравилось посещение Кафедрального Собора, который расположен в южной части города, недалеко от морского побережья. В ночное время он становился дивным, и сказочным от световой разноцветной подсветки, которая охватывала Собор со всех сторон. А поздним вечером, Борис со Светой выкрадывали время, чтобы побыть вдвоем. Они бродили по ночным улицам. Борис нежно обнимал жену за талию, прижимал к себе и время от времени целовал ее в губы. Он, как и когда-то, в начале их знакомства, много шутил, рассказывал интересные истории. Светлана старалась тихо смеяться, чтобы не нарушать тишину ночного города. Только темной ночью невозможно было увидеть смеющиеся ее глаза, но это было и не важно. Настроение у обоих было лирическим и легким. Борис делал жене комплименты. Говорил ей – «какая ты у меня красивая», называл её – цветочком.
Он не заметил, как повернулся боком в сторону двери, взгляд остановился на спинке стула, на которой висела черная сорочка. Черное пятно, вернуло его к реальности и прервало его приятные раздумья. Вдруг необузданная ярость охватила его. В одну секунду Борис подорвался, сдернул рубашку со стула и стал рвать ее на клочья, вымещая всю боль и скорбь на ней.
17
Анюте не спалось. Сумрачные ночи приносили последнее время одну лишь тревогу. Ей было страшно. Она с детства боялась темноты. В деревне, где она жила ребенком с Крёстной, была глухая местность. Мужской древний монастырь с толстыми каменными стенами и рядом их небольшая деревня, под названием, «Чугунка». Сколько помнила себя Анюта ребенком, ей всегда чувствовалось, что их деревня странное и неприятное место, состоящая из десяти стареньких, покошенных от времени домов и поодаль неповторимый, светящийся свет, который исходил от божьей обители. Паломники обходили их деревню, сторонясь, боясь беспокойный собак, что держали в каждом из десяти дворов. Чуя за версту чужих, начинался стоять оглушительный лай, который раскатывался на всю округу. И из-за этого люди за годы натоптали себе другую дорожку, сразу напрямую к монастырю. Были случаи, когда под двери обители подкидывали младенцев. Одними из таких младенцев были она со Светой. Их забрала воспитывать к себе Крёстная. А потом были ещё случаи, у дверей монастыря оставляли новорождённых мальчиков. Их приютил мужской монастырь. Обо всех случаях было известно местным властям, но они разводили руками.
«– Мол, где и кого нам искать? Они, ведь живые, значит всё в порядке, и давайте без шумихи, а то у нас и так работы много» – и давали добро на получение свидетельства о рождении, сразу вписав в графу о матери или отца приютившего родителя.
Крёстная ходила на работу в монастырь, помогала там по хозяйству. Намывала на кухне посуду, протирала столы, подметала и мыла пол. Она была единственной женщиной, с разрешения смотрителя, кому было позволено входить за стенки монастыря. А всё потому, что она согласилась и удочерила двух новорождённых девочек Её благодарили немного деньгами, вкусными лепёшками, разной едой. Иногда вручали монастырское варенье собственного приготовления. К началу учебного года, вручали тетради, карандаши, ручки и другую канцелярию.
Настоятель монастыря был провидцем. Он был почтенного, векового возраста, и излучал неземную божественную благодать. За советом к нему шли разные люди, которые заблудились в лабиринте жизни и никак не получалось им выйти из сложной ситуации. Принимал он далеко не всех. Кто-то по несколько дней ждал у ворот, так и не дождавшись встречи со святым прорицателем и уходил не солоно хлебавши. А, кого-то настоятель ждал уже заранее и сразу просил привести к себе. На них набрасывали черную рясу с глубоким капюшоном, и провожали прямо в светлую обитель смотрителя. Через короткое время они так же покидали монастырь. Никто не мог прикоснуться и взглядом к тонкому, хрупкому миру святых. В определенные часы из монастыря доносился чистый, благозвучный мужской хор. Все разом, кто в это момент находился под стенами, затаив дыхание, заслушивались дивным, совершенным, чистым мужским пением. Кому-то и этого хватало, для того, чтобы осознать корень проблемы. Может кто-то и просто проделывал такой путь, чтобы послушать монастырский мужской хор. Насытившись, непередаваемой по своей красоте музыкой, и получив неповторимое умиротворение, спокойно возвращались в мир суеты, понимая и осознавая зыбкость вопроса.