Страница 36 из 37
Юноша отвел потускневшие глаза. Безумный блеск в них погас, но отчаянье плескалось темной волной:
- Я сожгу эту чертову деревню! - он пытался вновь разжечь себя, потому что слепая ярость отчасти приглушала боль. Но слова Платона сбили неуправляемое пламя, заставили призадуматься. В голосе Гоша уже не было прежнего неистовства.
Верный служака уловил эту перемену и поспешил закрепить ее обоснованными доводами:
- И ничего этим не добьетесь. Мертвые не умеют говорить, а жестокость - плохой слуга. Если вас возненавидят, то и добровольной помощи от людей не ждите. А в житейских передрягах не стоит полагаться лишь на себя самого, - жесткие пальцы, сжимавшие плечо Гоша, разжались. Командир отряда задумчиво качнул головой и добавил, - прежде всего, нужно попытаться понять, кому и отчего выгодно исчезновение госпожи.
В глазах юноши Платон прочел почти детскую надежду, но внутренне он и сам не был полностью уверен в собственных словах. У сурового воина невольно мелькнула мысль: "О боги, сжальтесь над этими юными существами! Неужели у любви их столь короткий век?". А затем он с горечью подумал и о собственной доле, и о судьбе отчего края.
Хотелось верить, что возвращение наследника принесет Светлоземью желанный мир и покой. Но так ли оно на самом деле? И действительно ли этот растерянный мальчик - то самое дитя-избавитель, о котором твердят ясновидящие и пророки?
............................................................................................
Невидящими глазами смотрела Кира на тело мужа, вытянувшееся в золотом обрамлении помпезного гроба. Перед мысленным взором был не изможденный покойник со спокойным и даже просветленным лицом, а пылкий статный красавец, которого полюбила всей душою вовсе не за корону, лежавшую на светлых чуть волнистых волосах.
Она вспоминала какие-то вроде случайные слова, дохнувшие в ухо страстным шепотом, теплые нежные пальцы, гладившие ее тело, шуршащую под ногами листву сада, по которому они вместе бродили, сплетая руки...
Кто-то потянул ее платье. Запрокинутое к матери личико сынишки утратило свойственную ему живость. Мальчик был растерян и подавлен.
- Почему? Почему папа другой? Совсем-совсем другой.
- Почему? - этот вопрос назойливой птицей бился и в мозгу царицы. За что ей выпала такая ужасная судьба утратить любимого, стать вдовою в неполные двадцать два года? До сих пор молодой женщине не верилось во все шепотки и слухи о ее покойном супруге, паутиной оплетавшие дворцовые углы и закоулки. Рилан для нее являлся образцом рыцарской чести. Даже в тяжкое время, когда разум Светозара был затуманен, муж служил ей опорой и утешением. Но теперь крепкая стена, защищавшая от внешних бурь, рухнула. Киру терзали страх и неуверенность в том, что она сумеет защитить себя и сынишку в переплете интриг, всегда окутывающих царский трон.
Но, помимо всего, она не могла не спросить саму себя честно и откровенно, не наказаны ли они с мужем за то, что прошлое Рилана оказалось небезупречным, и на Хрустальном Троне воссел он вовсе не по праву, а вопреки заону и совести.
- Неужели за грехи отцов в ответе малые дети? - прошептали ее губы.
- И вам, и ребенку необходимо отдохнуть, - Фредерик был рядом. Его доброта и забота ощущались физически, как теплое ненавязчивое прикосновение, которое смягчает боль.
Уже в своей горнице, уложив малыша, в свою собственную кровать, царица обернулась к верному слуге:
- Фредерик! Неужели мы прокляты, и нет спасения?
Старик смигнул непрошенную слезу:
- Возможно, вы и господин мой наказаны, Ваше Величество. Очень страшно наказаны, но мне верится, что в маленьком Светозаре действительно заключена частичка света, а значит Тьме не дотянуться до мальчика и не погубить его.
Царица долго молчала, пальцы ее беспокойно теребили край широкого пояса. Фредерик смотрел в окно, распахнутое за спиной его повелительницы. Свинцовое небо рождало грозу. Вдали сверкнула молния, где-то громыхнуло. Пахнуло особой свежестью, порождаемой буйством огненных зигзагов. Старик вдруг подумал о том, что весенние грозы приносят очищение. Возможно, через несколько часов в разрыве туч проглянет голубизна такая же чистая, как взор Светозара. И тут же назойливый голосок сомнения вопросил, действительно ли он уверен в этом? И старый слуга никак не сумел ответить на этот вопрос.
...........................................................................
Элис сидела на краю лилового утеса, бесшабашно свесив босые ноги в пропасть, под которой сиреневым овалом лежало Озеро. Одесто устроился чуть поодаль. Он лежал, раскинув руки, и наблюдал за золотистыми перестыми облаками, скользившими по родному небу. Короткий филь спокойствия, прервал звенящий обидой голос девушки:
- Ну почему я не могу жить обычной нормальной жизнью? Мне надоело быть на перекрестке чужих проблем, в сердцевине интересов далеких от меня людей и созданий!
Маленький эл грустно вздохнул и уселся на траве, подтянув короткие ножки:
- В тебе есть особая Сила, девочка. И разве не замечательно иметь возможность помочь другим?..
- А кто поможет мне хотя бы на мгновение остаться наедине с самой собою? - резко прервала его Элис. - Мне кажется, я уже не принадлежу себе. Так утомительно ощущать, что тебя беспрестанно дергают во все стороны, причем не снаружи, а изнутри. Боли и беды, горести и сомнения - я в водовороте эмоций иных людей, но и у меня ведь тоже есть свои потаенные чувства и желания! Устала! Не хочу, не желаю быть Талисманом!- она резко качнула ногою и едва не потеряла равновесие. Раскинувшееся внизу бездонное озеро притягивало и манило, обещая покой и забвение.
Одесто успел вытянуть ручку и невидимой сетью желания удержал ее на краю. Затем положил пушистую мордочку на острые коленки:
- Вот так всегда. Одинокие плачутся о своей заброшенности и ненужности никому из живущих, а те, к кому тянутся окружающие, иногда жаждут освобождения от своего окружения, мечтают об абсолютной свободе и одиночестве. Но этого не дано.
Моя дорогая, даже в очень любящей семье муж и жена, родители и дети иногда устают друг от друга. Каждому необходимо собственное пространство. И у тебя оно когда-нибудь появится. Но сейчас идет битва, бой не на жизнь и даже не на смерть. На кону стоит существование Мироздания. И ты нам необходима для победы над Тьмою. Поэтому у нас с тобою нет временя для самих себя.
- Мне порой хочется полного забытья, - угрюмо сказала девушка,- чтобы исчезли все эти "надо", "нужно", "необходимо", чтобы лопнули невидимые путы, бесчетные ниточки, которые тянутся ко мне и причиняют боль всякий раз, когда больно и страшно Коллет, Гошу, Кире и прочим, и прочим... даже, представь себе, - Солнцеликому! Не хочу видеть переплетение струн Пространства-Времени-Вероятностей, представлять всевозможные варианты развития событий и наблюдать, как люди умирают или теряют человеческий облик!
Между прочим, самое важное, что касается меня самой, отчего-то скрыто пеленою. Там маячит лицо мужчины, который кажется мне удивительно знакомым, но не могу вспомнить, кто это. И в то же время убеждена, что видела и вижу его многажды. Это непонятное ощущение занозой сидит в моем сердце.
Эл сочувственно моргнул. Он то очень хорошо знал, о ком говорит Элис, но не решался вмешаться в действия Всемирья. Если девушка до сих пор не узнает самого близкого человека, а он ее, значит в этом заключен некий смысл. Но встревоженной бабочкой порхала мысль, а, возможно, в неестественном разрыве подобной связи повинен Хаос, выплетаемый Тьмою?
- И еще есть вещи, о которых мне не хочется знать и не хочется их разгадывать, - тонкая рука откинула прядь светлых волос, прозрачные глаза заледенели. - Ты просто не понимаешь! Даже само Всемирье горько и страшно рыдает во мне на разные голоса!
Эл промолчал, он как раз очень хорошо представлял то, о чем говорила Элис, потому что и сам захлебывался в водовороте эманаций чужих жизней, струящихся во множестве филей. Однако, элы все же больше наблюдатели и конструкторы, соединяющие нужные вероятности в Реальность. А Талисман - чуткая и ранимая душа сущего, обнаженый нерв Всемирья, а потому девушке приходилось особенно тяжело.