Страница 30 из 37
Впрочем, Накира мало тревожили подобные обстоятельства. Простор и безлюдность тракта давала возможность ехать без помех. И это могло бы даже радовать хмурого воина, если бы в данный момент он мог ощущать хотя бы какие-то эмоции.
Колдовской амулет отводил от него взгляды, но не делал совершенно невидимым. Ведь отпечатки невидимых копыт на дорожном грунте привлекут гораздо больше внимания, чем какой- то неприметный всадник, проскакавший мимо. Редкие крестьяне, копошившиеся на пересохших полях, даже не поднимали голов, когда гнедой жеребец скакал мимо них. Большинство хуторов и деревень, мимо которых проезжал Накир были либо покинуты, либо в состоянии крайнего запустения.
Но вот темные точки, возникшие на горизонте, превратились в скопище солдатских палаток. Послышался гул голосов, прерываемый тревожным ржанием лошадей. Чернявый подъехал к лагерю, отмечая тяжелую недобрую атмосферу, сгустившуюся над этим местом. На него, как водится, не обратили внимания.
Люди с перекошенными красными лицами столпились на площадке возле самого высокого шатра. Многие размахивали оружием. Полтора десятка крепких воинов сгрудились вокруг юноши и девушки, сидевших на рослых породистых лошадях.
Молодой человек в роскошной одежде поднял руку, и было столько повелительной гипнотической силы в этом простом жесте, что гомон внезапно стих. Юноша молчал, глаза его налились холодом. Еще несколько томительных минут царило молчание, затем он заговорил:
- Не узнаю своих соратников, - звучный голос был негромок, но его слышали даже стоявшие позади всей толпы. - Реваз мертв, а вам вздумалось бунтовать. Воины! Вы собрались под моим знаменем, выполняя волю богов и императора. Рилан раскаялся в преступлении, совершенном против моего отца. Божья кара пала не только на него, но и на все Светлоземье. Ваши отцы и матери, братья и сестры, жены и дети живут, страшась того, что нынче происходит.
Жрица Черной Асы, ведуны и ведуньи предрекают: лишь мое воцарение спасет наш многострадальный край. Вы шли за мною, поддерживали меня, наконец, возвращенного богами моей родной земле. Что же стряслось? Отчего же сейчас вы жаждете, отринув меня, вновь отдать ее на растерзание и поругание темных сил? Какая нечисть проникла в ваши ряды и смутила столь ясные и благородные умы?
Еще минту назад озлобленные, разгоряченные, шалые молодцы внимали юноше, словно зачарованные. Накал страстей утих.
Но тут в тужело повисшем молчании вдруг раздался писклявый голос:
- Докажи!
Царевич вопросительно поднял бровь. Толпа вытолкнула вперед хилого мужичонку в подобии солдатского обмундирования. Тот был бы жалок на вид, если бы глаза его не горели фанатичным блеском:
- Докажи, что ты истинный наследник, а не самозванец. Я сам слышал, как в Хорлане один задолец крикнул: " Это не Алексис!".
И как же мне доказать истину? - с насмешкой поинтересовался тот, кто называл себя царевичем. - До Хрустального Трона пока еще неблизко, недели две пути.
А в Задоль-Каменец успеем добраться еще до заката, - не дрогнув, ответствовал мужичонка. - Там есть пещера святого старца Аникея. И в ней хранится меч Светлого Ратника, первого царя Светлоземья. Повествуют, что и этот меч может взять в руки лишь законный потомок великого героя.
Глаза медового цвета вспыхнули таким ярким огнем, что кольцо сгрудившихся вокруг юноши воинов раздвинулось. Все в невольном страхе отпрянули от него.
- Отлично! Сейчас же спешно собираемся в дорогу, - прекрасное молодое лицо предводителя войска горело азартом. - Мне не терпится заполучить заветный меч знаменитого предка!
Селим, стоявший в стороне, нахмурился и сжал висевший на груди амулет с эмблемой Солнцеликого. Все шло не так, как следовало. Но повернуть все вспять, пожалуй, уже не было никакой возможности. Его мало тревожила грядущая через несколько часов гибель самозванца. Больше всего Селим дорожил своей жизнью, которая теперь висела на волоске. Ибо Солнцеликий не прощал своим слугам ошибок истинных или мнимых. Если его планы что-то нарушало, всегда находился виновник, которого следовало наказать в назидание другим.
Накир завороженно смотрел на юное лицо с глазами медового цвета. Он слишком хорошо представлял себе ауру подлинного наследника и не мог ошибиться, этот молодой человек не был Алексисом. И все же,.. и все же в нем текла кровь царей Светлоземья. Но, самое удивительное заключалось не в этом...
... Пертримус мерил шагами свою захламленную чародейскими причандалами конуру. Он жевал губами, тер воспаленные от бессонницы глаза, однако в голове царил сплошной кавардак. Вызвать демона вновь колдун не решался. Он был достаточно обессилен и напуган предыдущим общением с монстром и опасался, что сейчас не сможет удержать чудовище в подчинении. В то же время донесение Накира поразило его. Если чернявый не лгал ( а сомневаться в искренности слуги, окольцованного заговоренным воларием, не приходилось), то в затеянной темными силами игре не все складывалось верно.
Чародей обессиленно опустился в колченогое дубовое кресло и тут же подскочил, как ужаленный. Когти тощего кота, свернувшегося на сидении, глубоко вонзились в жеский зад Петримуса. Захлопал крыльями филин. Обе твари со злостью таращились на обескураженного колдуна. Тот взвыл от ужаса и, прижимая ладонь к окровавленым штанам, выскочил на улицу, громко хлопнув дверью. Глотнув свежего воздуха, отдышался, и, в конце концов, принял, как ему показалось, единственно верное решение.
... Обычному человеку противоречивые указания действуют на нервы, выбивают его из привычной коллеи. Но Идущий По Следу раб амулета скорее кукла, механизм, но уж никак не человек. Поэтому Накир не удивился и не разозлился, получив новое указание и вновь покорно сменил направление пути. Теперь гнедой жеребец нес своего седока на восток, к владениям Солнцеликого.
Смеркалось. Стая ворон, кружившая над одиноким деревом вдали, явно устраивалась на ночевку. Накир ехал неспешно, прикидывая стоит ли и ему заночевать здесь или проехать дальше к слабо различимому вдали пригорку. Он так привык к защите браслета, что не обратил внимания на громкое скрежещущее карканье, прозвучавшее прямо над головой. А в следующий миг раскаленная молния пронзила голову, глаза застлало алым, затем свет померк, померкли все мысли и чувства.
... На рассвете группа всадников остановилась над телом, распростертым у кривобокого дерева. Один из них, отличавшийся от остальных тонкостью бледного лица и перекинутой через плечо сумой, которую обычно носят лекари, соскочил с коня, наклонился над лежавшим, нащупал шейную артерию и коротко бросил:
- Жив.
Плотный немолодой предводитель с цепким взглядом узких глаз внизапно заметил:
- Отверни ка рукав, что это за браслет у него? Осторожно! Не приасайся к этой железке!
- Красивый молодчик с нагловатым лицом лениво обронил:
- Колдовская штучка. Еще наведет на нас мага.
- Не наведет, если все сделать правильно, - отрезал пожилой и, холодно взглянув на красавчика, приказал:
- Ну-ка, Ил, берись за дело. Руби ему руку выше браслета, - он обернулся к остальной свите, - дайте серебряный сосуд для хранения воды. В него и бросим кисть руки с браслетом. Вода и серебро перекроют связь с колдуном. А ты, лекарь, зашей и перетяни потуже культю. Нам нужно доставить слугу чернокнижника нашему повелителю. - Селим насмешливо посмотрел на побелевшего Ила, - не трусь, мальчик! Будь мужчиной. Если браслет тебя все-таки уничтожит, умрешь героем, а не дезертиром. И тем самым порадуешь Солнцеликого.
... Петримус очнулся от резкой боли в руке. Он лежал на полу в луже блевотины. Вчера вечером его голова внезапно будто взорвалась изнутри, но сознание не сразу оставило его. Он бесконечно долго плыл во Внемирье и жадные зубы его чудовищных спутников кота и филина мучительно раздирали уже не плоть, а остатки того, что когда-то было душой. Сверлящий голос ядовито нашептывал:
- Презренный червь, ты хотел утаить от меня свои мысли, быть сам себе господином. Не получится, мразь! Ты - мой раб и теперь подвластен только мне! Колдун попытался пошевелить рукою, потом приподнял ее и, почти обезумев, уставился на культю, лишенную кисти.