Другой путь

– Давно не виделись, магистр Кеноби, – насмешливо поздоровался он.

– Да уж, немало, – хмыкнул Оби-Ван, наклоняя в приветствии голову и убирая оружие. По губам мелькнула тень улыбки, но так и осталась тенью: настороженность перевесила. – Ты не предупредил.

– Когда мстят, не предупреждают, – усмехнулся Энакин, сверкнув глазами. – Ведь я прилетел требовать ответа за погибших по твоей вине жену и ребёнка, да за своё уродство, – продолжил он, откидывая резким жестом капюшон с лица.

Жужжание активированного меча вновь разорвало предрассветную тишину. Хламида улетела в сторону, перестав сковывать движения. Глаза джедая наполнились недоумёнными вопросами.

– Спокойно, – резко бросил Энакин, делая шаг назад и открываясь сканирующему взгляду, опуская ментальные щиты. Похоже, борьба утомила не только его, если учитель так реагирует на насмешку. Или после долгого общения с Императором он разучился шутить, как обычные люди? – Если бы я хотел убить, поступил бы иначе. Это в моих силах, не сомневайтесь.

Оби-Ван не ответил, вглядываясь в неверном предутреннем свете в знакомые черты. Бывший ученик изменился, повзрослел. Знакомый шрам пересекал правые глаз и бровь, на лбу появилась незнакомая отметина, но весомых изменений во внешности не было. Зато перед внутренним зрением предстал совсем другой человек. Теперь, когда не осталось щитов, не почувствовать этого было невозможно. Свет и Тьма сплетались в нём в тугой клубок, показывая рисунок совсем иной, отличной от знакомой Оби-Вану Силы.

– Те отметины внутри, не ищи их на лице и теле, – едко прокомментировал молодой ситх. Или джедай? Вернее сказать: ни тот и ни другой. Следовало смириться, что мир пришёл в равновесие. Появился тот, кто смёл границы и объединил в себе Свет и Тьму, собрав Силу воедино. И в этом не было ничего дурного: просто стало иначе. Предсказанное сбылось.

– Но ты можешь обходиться без доспехов? – на сей раз пропустил насмешку мимо ушей Оби-Ван.

– Первое время не мог, обожжённые лёгкие после Мустафара не действовали, – сморщился от воспоминаний о боли Энакин. – Но это в прошлом, хвала Силе.

– Прости…

– Не надо просить прощения, – оборвал попытку Скайуокер. – Ты лишь выполнил свою задачу. И хорошо выполнил, раз Император поверил в нашу легенду.

Ощутимо повеяло холодом. Словно порыв пронизывающего до костей ветра контрабандой прокрался в царство раскалённого песка. Кеноби поёжился, пытаясь унять волнение и привыкнуть к новому Энакину Скайуокеру.

– Где она, Оби-Ван? – спросил тот, прерывая затянувшееся молчание. – Где Падме?

Лишь только прозвучало заветное имя, лицо дрогнуло, маска спала, и перед джедаем вновь возник его ученик – восторженный, влюбленный идеалист. Пускай эта любовь и была нарушением правил – джедаи не должны иметь привязанностей, – теперь Оби-Ван понимал, что именно искреннее чувство спасло ученика от полного падения во Тьму. И решение пришло само, сметая сомнения и страхи.

– Проходи, – кивнул головой Кеноби, отступая в сторону и освобождая путь. – Она недавно заснула, малыши капризничали. Жарко тут.

Энакин проскользнул в приоткрытую дверь и очутился в тесном коридоре. Наугад шагнув, он оказался там, куда стремился каждую секунду с момента последней встречи. Рядом с той, что была хранительницей сердца Избранного.

Она лежала, свернувшись, подтянув колени к груди и подложив сложенные ладони под впалую щёку. Длинные ресницы отбрасывали тень на бледную кожу. А на подушке рядом виднелась знакомая безделушка из дерева джапор, которую вручил королеве Набу девятилетний мальчик много лет назад.

Грудь сдавило тисками глухой боли: Энакин слишком хорошо осознавал степень своей вины перед ней. Но было невозможно раскрыть тайну раньше. Слишком проницателен Император. И стоило дать слабину, как всё могло рухнуть в одночасье. Потому что скрыть радости и счастья он не смог бы. Лишь теперь, когда всё было подготовлено, и оставался последний шаг, когда закончена кропотливая работа, можно было позволить себе оказаться с той, с кем хотелось всегда быть рядом. Не упуская и вздоха.

Стараясь не шуметь, Энакин прокрался к колыбели, где сладким сном спали дети. Сердце пело от счастья, вспоминая момент среди уходящих в небо колонн атриума Сената, когда Падме сообщила, что ждёт ребёнка. Но зрелище спящих сына и дочери оказалось куда более впечатляющим, чем что-либо из испытанного за годы путешествий и сражений.

Волна Света мягко ударила, заставляя зажмуриться. Он почти привык к потокам Силы, то и дело склоняющим его на ту или иную сторону. Но так редко последний год случались моменты, когда светлая сторона перевешивала! Лишь воспоминания и мечты о будущем, ради которого всё и затевалось, охраняли равновесие.

Ноги отказались держать мужчину. Он смог только сделать шаг к кровати и упасть на колени рядом с Падме.

– Ангел, – прошептал он, касаясь кончиками пальцев её щеки. – Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь меня простить. Я чуть не нарушил обещание. Но всё-таки сдержал его. Я обещал всегда возвращаться – и я сделал это. Пусть нас разделяла целая Вселенная и все силы мира.

– Эни, – прошептала Падме сквозь сон, вызывая улыбку на лице мужа.

– Я рядом, Ангел… – ответил он. – И после того, как всё завершится, всегда буду рядом.

Он наклонился, не в силах сдержаться, и в тот же момент, словно почувствовав его присутствие, бездонные карие глаза распахнулись.

– Эни? – испуганно отшатнулась она, словно увидев призрак.

– Милая, это действительно я! – протянул он руки, обхватывая хрупкие плечи и притягивая к груди молодую женщину. – Прости…

Падме вглядывалась в лицо того, кого считала навеки потерянным. Над левой бровью появился новый тонкий шрам. Глаза… синева осталась прежней, но чуть более льдистой, отстранённой. Словно из взгляда вымели мощным ударом юношескую восторженность и идеализм. Перед нею теперь был взрослый, уверенный в себе мужчина, осознающий свои возможности и знающий, чего хочет.

Энакин, не в силах сдерживаться, покрыл поцелуями родное лицо, впервые за много месяцев отпуская от себя напряжение, позволяя быть самим собой. Живым и настоящим, каким мог быть только рядом с нею.

Но через несколько минут Падме отстранилась. В глазах вспыхнула искра гнева и обиды. Энакин опустил голову, понимая, что придётся отвечать за жестокий план, причинивший так много боли самому дорогому для него существу.

– Как ты мог? – с безумной горечью воскликнула она после долгой паузы. – Больше года, понимаешь? Я думала, тебя нет в живых. Как ты мог оставить меня в неведении? Мне сказали, что новый ученик Сидиуса убил тебя. Я не верила, но мне не оставили и ниточки! Я чувствовала ложь в словах Оби-Вана, но ты не появлялся…

Последние слова утонули в слезах, голос сорвался, но плечи Падме Амидалы Наберрие всё равно были расправлены, а голова – гордо поднята.

– Новый ученик Сидиуса – это я, – опустил взгляд муж, покорный поднявшейся буре, понимая справедливость упрёков.

– Ты?.. – в родных карих глазах полыхнул ужас.

– Я.

Повисла тишина, которую прервал громкий плач проснувшихся близнецов. Забыв обо всём, мать бросилась к колыбели, неведомая сила туда же толкнула отца.

Две пары серьёзных глаз – материнские тёмно-карие и отцовские синие – внимательно рассматривали родителей. Наконец-то обоих одновременно, словно осознав, что рядом появился отец.

Энакин не шевелился, вглядываясь в маленькие лица, замечая черты свои и любимой в детях, бесконечно жалея, что его не было рядом, когда они появились на свет, что целый год их жизни прошёл вдали него. Совсем иначе представлялось всё, когда она сказала о беременности. Но сейчас это было уже неважно. Ведь всё делалось ради них и Падме. Остальное – амбиции, устремления, поиск своей стороны Силы - было вторично.

Стоило родителям склониться над колыбелью, плач, словно по команде, прекратился. Эти двое и не собирались пугаться. Лишь любопытство двигало ими.

– Оби-Ван знал? – тихо спросила Падме.