Страница 10 из 12
– Да понимаю я, что мне характера не хватит все назад повернуть. Вот знаю, что Маргарита меня не любит, а характера все равно не хватит. Не всем, видать, при рождении крепкие характеры выдают, кому-то и плохонький достается. И как это меня угораздило, чем господа прогневил…
– А ты сам-то? Совсем ее не любишь, Павлуша?
– Да как сказать… Вот Любашу-покойницу я любил, точно знаю. Она у меня душевная была, Машутка вся в нее. Ты ведь знаешь, какая у меня Машутка? Она ж такая… Последнюю рубаху с себя снимет, чтобы помочь… И сама себя на плаху положит… Видать, предназначение у нее такое, чтобы жалеть всякого, кому шибко тоскливо да плохо. Она чужую душевную тоску сердцем чует, понимаешь? Любаша все время вздыхала да боялась за нее – как, мол, с таким сердцем жить-то будет? На чужую тоску ведь не наздравствуешься, много ее, тоски-то… Понимаешь, дядь Вань?
– Понимаю, Павлуша.
– Вот и я понимаю… И боюсь за Машутку. Этот твой, младший который… Как она, шибко к нему сердцем-то припеклась?
– Не знаю, Павлуша, – склонив голову, отмахнулся дед Иван. – Не береди душу, мне и без того тошно. Я и сам боюсь, Павлуша.
– А долго еще внуки у тебя гостевать собираются, не знаешь?
– Да через три дня вроде уедут, – охотно сообщил дед Иван. – У них и билеты на самолет куплены…
– Ага. Три дня, значит. Понятно. И уедут?
– И уедут. Да все образуется, что ты…
– Да в том-то и дело, что уедут, дядь Вань! – воскликнул Павлуша. – А Машутка здесь останется. Даже представить не могу, что с ней будет?
– Да ничего не будет. Поплачет немного и забудет, и дальше жить начнет.
– Ну, это ты Машутку не знаешь. Она не такая, – с уверенностью произнес Павлуша. – Говорю же, боюсь я за нее!
– Ладно, Павлуша, я тебя услышал. Обязательно поговорю сегодня с Леонкой. Пристыжу его, поганца.
– Да что там – поговорю… Какой теперь толк от разговоров? Как ни поверни теперь, все одно ничем хорошим не кончится… – печальным голосом проговорил Павлуша.
– Тогда чего ты от меня хочешь, Павлуша?
– Да ничего я не хочу, дядь Вань. Сижу да свой испуг по душе перекатываю. Ты прости меня, если что не так сказал.
– Да ничего… А с Леонкой я сегодня обязательно поговорю, обещаю тебе.
– Ну, как хочешь, дядя Ваня. Пойду я. Скажу Маргарите, что Машутку не застал, что в Феодосию уехала. Спасибо за пиво, вкусное было. До свидания, дядя Ваня.
– До свидания, Павлуша… Машутке-то передать чего?
– Ну, скажи, отец приходил… Что беспокоился, мол… А можешь и не говорить, чего толку-то от разговоров? Как ни поверни, все одно хорошим не кончится…
Дед Иван проснулся от тихого Машиного голоска, мурлыкающего во дворе популярную песенку. Эту песенку часто наяривал в телевизоре симпатичный молоденький паренек, и мелодия приелась довольно основательно, только в слова дед Иван никогда не вслушивался. Зато Маша перепевала их тихо, но с чувством, и дед Иван вдруг услышал, о чем она поет…
Нежно пела Машутка. Наверное, о чем-то своем пела. Через этого парнишку к мамке своей обращалась, которая, поди, слышит ее на небесах… Эх, горе, горе. И ведь не знаешь, что со всем этим хозяйством делать, как девчонке помочь… Внуки сегодня улетают, а дальше что будет? Вот тогда для Машутки и начнется это самое «схожу с ума» да «кругом голова».
Он приподнялся, сел на кровати, нащупал на спинке свою рубаху. Вышел во двор, сощурился на солнце, которое с утра уже закипало яростью. Днем опять пекло будет…
– Доброе утро, дядя Ваня! – весело поздоровалась Маша, выглянув из-под навеса. – Хорошо, что проснулись, скоро завтракать будем!
– А ребята где? Что-то никого не видно.
– А они искупаться пошли напоследок… Сегодня ведь уезжают.
– Да я в курсе… А ты чего такая веселая? Песни поешь…
– А чего мне грустить? Я ж с ними поеду.
– Как это? Ты чего такое говоришь, Машутка?
– Да ладно, дядь Вань… Мы с Лео уже решили – я тоже еду.
– Да ты… – опешил дед Иван. – Ты хоть соображаешь, что делаешь? Неделю погуляла – и уже навострилась ехать, а! Одумайся, Машутка!
– Нет, дядя Ваня. Мы уже все решили.
– Да кто это мы?!
– Я и Лео.
– Ночью, что ль, успели такое порешать?
– Ну, дядь Вань… – опустила глаза Маша. – Да хотя бы и ночью, что с того… Какая разница, ночью или днем…
– А я знаю, какая разница! Я вот покажу тебе разницу, ишь, смелая какая нашлась! А отец что скажет? А Маргарита?
– Да ну… Им без меня лучше. Маргарита хоть меньше раздражаться будет по пустякам. Я одним своим присутствием ее ужасно нервирую.
– Ну и нервируй себе на здоровье, и пусть… На бабий характер все равно не угодишь, что так, что этак. Нет, оставайся, Машутка, не придумывай себе ничего! Да и все равно отец тебя не пустит! Или ты тайком хочешь сбежать?
– Да как тайком, если паспорт мой дома… Я утром ходила домой, хотела его взять, пока они спали, да не успела, папа проснулся.
– Ты ему сказала, что хочешь уехать?
– Сказала…
– А он что?
– Он сказал, что паспорт не отдаст, – вздохнула Маша. – Что без паспорта я все равно никуда не улечу.
– Ну и правильно… И молодец… – закивал дед Иван, услышав эти слова. – Хоть здесь свой мужской характер показал.
– А я все равно улечу, дядь Вань, – упрямо заявила девушка. – Вот Лео сейчас придет и сам сходит за моим паспортом. Он сказал, что поговорит с папой и возьмет ответственность за меня.
– Ишь ты. Ответственность… Ага, пусти козла в огород, так он там все сожрет, и тоже с большой ответственностью.
– Зачем вы так про Лео, дядь Вань? Не надо, он совсем не такой…
– А ты откуда знаешь, какой он? Всего неделю рядом с ним побыла, и уже знаешь?
– Да я его чувствую. А если чувствую, значит, уже знаю.
– Ишь ты… – повторил дед Иван.
– Да ладно, дядя Ваня, не сердитесь на меня. Все равно я по-своему сделаю, и какой смысл тогда сердиться?
– Ну, знаешь…
– А где у вас черный перец, дядь Вань? – вдруг поинтересовалась Маша, обводя глазами пространство. – Я искала, искала, найти не могла. Лео любит глазунью посыпать черным перцем.
– Да вон, в жестяной банке из-под чая.
– Ой, а я и не догадалась… – всплеснула руками Маша.
– Не заговаривай мне зубы, Машутка! Я сказал, никуда не поедешь, значит, не поедешь!
– Ну, дядь Вань, не шумите… Я совершеннолетняя, сама могу решения принимать.
– Да соплюха ты совершеннолетняя, вот что! Вбила себе в голову любовь да чувства! А Леонка, он же такой… Да ты ж совсем его не знаешь, Машутка! Не пришлось бы потом слезы горькие лить! Да и что ты там будешь делать? Ни родственников, ни знакомых… Совсем одна!
– Я не одна, я с Лео. Я его люблю, дядь Вань. И он меня любит. А главное, я нужна ему! – с уверенностью проговорила девушка. – Очень нужна…
Дед Иван хотел было возразить, да не успел. Калитка с шумом распахнулась, и трое братьев гурьбой ввалились во двор – довольные и веселые, свежие после купания. Увидев под навесом накрытый к завтраку стол, расселись вокруг него, плотоядно поглядывая на большую сковороду с яичницей-глазуньей. Маша уже несла из кухни кофейник и тарелки с нарезанными колбасой и сыром. Вскоре запах кофе заполонил собою весь двор, и дед Иван будто со стороны смотрел на этот праздник жизни, пристроившись на краю скамьи и сложив ладони на стол.
– Дед, а ты чего не завтракаешь? – деловито спросил Антон, откусывая от бутерброда с маслом и сыром. – Машенька вполне приличный кофе умеет варить… И где только научилась, а? Ешь яичницу, дед, пока горячая!
– Не хочу. Кусок в горло не лезет, – ворчливо проговорил дед, разглядывая свои ладони.
– А чего так? – спросил Платон, заинтересованно глядя на деда.