Страница 20 из 35
И тут я увидел Морозова.
Я понял, что это он, потому что он был единственный, кого не интересовала схватка с медведем.
Он сидел в углу, повернувшись ко мне спиной, похожий на чучело в слишком большом костюме. Плазменные телевизионные экраны, мониторы и другая электроника окружали его со всех сторон так, словно он сидел в мерцающем голубом гнезде. Бледные отсветы падали на его лицо, делая его очень бледным, похожим на человека, страдающего с детства заболеванием крови, от которого он не до конца вылечился. На голове у него были надеты массивные наушники.
Я похлопал его по плечу.
— Паша? — спросил я, решив, что беседу стоит начинать с обращения по имени.
Он медленно повернулся, я увидел его глубоко посаженные глаза, которые беспрерывно двигались и, казалось, никогда не останавливались ни на чем надолго. Он стянул наушники. За нашими спинами медведь снова неистово взревел, и я услышал, как одна из собак взвизгнула от боли. Снова раздались крики и улюлюканье.
— В чем дело? — спросил он.
— Меня зовут Перри Стормейр…
Он с такой силой долбанул кулаком по столу, что все оборудование на нем подскочило. Выражение его лица при этом не изменилось.
— Я не об этом спрашиваю.
— Мне нужна кое-какая информация, — сказал я. — Я здесь с Гобией Закзаускас.
— Это невозможно.
— Почему?
— Потому. — Он беспристрастно обвел взглядом зал, затем снова посмотрел на меня: — Гобия Закзаускас мертва.
21
Расскажите о лучшем разговоре, который у вас когда-либо был.
Стэнфордский университет
— Что?! — Я был уверен, что я ослышался, такой вокруг стоял шум. — Я не…
— Ты что, глухой и тупой? — спросил Морозов. — Она мертва. Ее избили и перерезали горло здесь, в Бруклине.
— Кто?
Он смотрел на меня в упор до тех пор, пока до меня не дошло, что отвечать он не собирается.
— Когда это случилось?
— Три года назад.
— Но это же… — Я потряс головой. — Возможно, мы говорим о другой Гобии?
Морозов продолжал смотреть на меня в упор. Казалось, он не мог решить, стоит ли уделять мне еще внимание или легче просто скинуть меня в яму с медведем и собаками. В конце концов, он просто махнул рукой.
— Проваливай отсюда.
— Подождите…
Но кто-то уже схватил меня за руки и потащил прочь. Морозов отвернулся к своим экранам. Он поднял стоявшую напротив него на столе бутылку водки и граненый стакан, потом зачерпнул из керамической пиалы полную горсть черники.
— Мне нужна информация о двух оставшихся мишенях на сегодняшнюю ночь.
Морозов прекратил подбрасывать чернику на ладони и дал отмашку тем, кто держал меня.
Меня резко отпустили. В тот же миг из ямы снова донесся собачий визг, и громкие вопли толпы заполнили собой помещение. Деньги переходили из рук в руки. Битва в яме была окончена.
— Что ты сказал? — спросил Морозов.
— Мне нужна информация о двух оставшихся мишенях. Я потерял ее, нужно восстановить.
— Ты потерял?
— Да, я. Я тот самый киллер.
— Ты.
— Да, я. Тот, кого наняли.
Морозов разразился смехом, практически не меняя выражение лица. У него только подрагивали ноздри и тряслись плечи.
— Вы, должно быть, слышали о том, что случилось с Милошем в «У Гари Киприани»? — спросил я. — Это я заколол его. Кровь хлынула у него изо рта фонтаном. Его выносили под покрывалом. И вы должны были слышать про то, что случилось в клубе «40/40» в центре, в Файненшел Дистрикт.
— Так это… ты?
— Да.
Он оттолкнул стул, на котором сидел, и медленно оглядел меня с ног до головы.
— И чем же ты заколол старика?
— Ножом-бабочкой.
— Вот таким? — Морозов засунул руку в карман и вытащил оттуда, раскрывая одним щелчком острое лезвие. Он положил его на стол рядом с пачкой сигарет. — Покажи мне его.
Я посмотрел ему прямо в глаза. Я подумал о своем отце, о любом другом самоуверенном тиране, сидящим за столом и требующим, чтобы я чем-то подтвердил свои слова. Я подумал о том, сколько я уже потерял и сколько мне предстоит потерять.
— Почему, мать вашу, вы мне не верите?
Морозов приподнял брови, губы его плотно сжались.
— Что?!
— Послушайте, мне нужна информация, — сказал я, указывая рукой на экраны и клавиатуру компьютера. — И у вас она явно есть. Если вам так сложно… — Мой мозг судорожно заработал, пытаясь вспомнить имя, которое Гоби назвала, когда мы ехали в «Ягуаре». — …тогда, может, нам стоит поговорить об этом вместе с Сантамарией?
Морозов бросил на меня взгляд снизу вверх:
— С Сантамарией?
— Вот именно… с Сантамарией. Кто, по-вашему, те парни, которые преследуют меня даже здесь? Сантамария идет по моему следу всю ночь. Вы что, думаете, мне приятно было тащиться в Ред Хук ночью в субботу? Я потерял информацию по последним двум мишеням по дороге сюда.
— Ты?
Он ткнул меня в грудь скрученным пальцем.
— Ты знаешь Сантамарию?
— Именно это я и говорю.
— И ты уверен, что люди Сантамарии преследуют тебя?
— Два вооруженных чувака, типа военных, на черном «Хаммере», — сказал я. — Сами подумайте.
— Это может быть кто угодно.
— Хотите испытать удачу?
Морозов ничего не ответил, он докурил сигарету и бросил ее на пол, растоптав каблуком ботинка. Я услышал, как за спиной толпа орет на медведя и медведь кричит им в ответ. Морозов почесал пальцем с обкусанным ногтем щеку; он явно тянул время. Тогда я засучил рукав и глянул на запястье, как будто там были надеты часы.
— У меня мало времени, — сказал я. — Вы предоставите мне информацию или нет?
Не отвечая, он повернулся лицом к компьютерам и, быстро нажав на клавиши, вызвал какую-то программу. Секунду спустя на экране появилось изображение — изображение пустой кухни.
— Подождите-ка, — сказал я, — это что, мой дом?
— Это запись двухмесячной давности.
Морозов еще пощелкал по клавиатуре; на экране появилось изображение второго этажа нашего дома, вид сверху. Я увидел кучу грязного белья за дверью своей спальни. Дверь открылась, из нее вышел я сам, порылся в белье и выудил трусы и пару носков, затем понюхал их и надел.
— Почему вы установили камеры в моем доме?
Морозов поморгал.
— Ты сам заплатил мне.
— Я?
— Ты же киллер, или я что-то не так понял?
— А, ну да.
Я видел на мониторе, как я сам подхожу к зеркалу в холле, наклоняюсь к нему и выдавливаю прыщ. Этот прыщ я помню, он украшал кончик моего носа целых две недели и, казалось, никогда не исчезнет; он только краснел и раздувался все больше, словно крошечное злое сердечко.
— Завораживающее зрелище, — сказал Морозов. — Киллер с прыщами.
— Послушайте… у вас есть информация о двух оставшихся мишенях или нет?
Он набрал еще несколько команд на клавиатуре. Изображение моего дома исчезло; вместо него появились колонки с текстом. Он пролистал их, потом нажал на клавишу — и секунду спустя два листка бумаги вылезли из принтера, который стоял на полу, прямо у его ног.
— Спасибо.
Я потянулся за листками, но он схватил меня за запястье.
— А это что такое?
Я посмотрел вниз на свою руку, на то, что так привлекло внимание Морозова. Это была печать «НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЙ».
— Это часть моего прикрытия, — сказал я. — Это было…
Он не отпускал мою руку.
— Как звали первую мишень?
— Вы что, проверять меня вздумали?
— Вот именно. — Теперь он ухмылялся прямо мне в лицо. Он был так близко, что я мог бы унюхать, чем пахнут его глазные яблоки. — Я решил, что очень даже хочу проверить тебя. Итак, человек, которого ты убил сегодня в клубе «40/40», как его звали?
Прежде чем я смог ответить, он прижал мою руку к столу своей лапищей, а в другой его руке сверкнул нож. Он посмотрел на мои пальцы:
— А теперь отвечай, сколько раз ты мне солгал?
Я судорожно облизнул губы:
— Послушайте…