Гуд бай, стервоза!

— Ты уверен? — Она потянулась рукой вниз и прижала ладонью то, что она якобы приняла за пистолет. — А-а-а, вот оно что, тогда понятно.

— Слушай, перестань, не надо так делать. — Я сбился с шага, не зная, что делать дальше, но тут она отпустила меня, резко оттолкнувшись назад. Краем глаза я увидел, как Милош поднимается со своего кресла. Он двигался с удивительной быстротой для человека его возраста, и его рука нырнула в карман пиджака, когда он пересекал танцпол в направлении Гоби.

— Как тебя на самом деле зовут?

— Гобия Закзаускас.

Кровь отлила от его лица, и в ту же секунду он словно застыл, не веря своим ушам.

— Это невозможно. Она…

Гоби схватила его за плечо и развернула в такт музыки. Если кто-то смотрел на нас, им наверняка показалось, что она всего лишь поменялась партнерами.

— Хемингуэй был противным американцем, — сказала она, — но он был прав относительно одного.

В ее руке появился пистолет и уперся старику прямо в живот так, что это мог видеть только я.

— «Такую удачу приносят только женщины».

— Прошу тебя, — успел выдавить старик, — мы можем все обсудить.

Гоби покачала головой и снова развернула его:

— Обсуждать нечего.

— Я могу все объяснить, просто… Скажи мне, кто послал тебя? Я сожалею о том, что случилось.

— Сожалеешь?

— Мы можем все обсудить, не знаю, кто платит тебе, но я могу тебе сделать предложение получше, уверяю тебя.

— Ты можешь предложить мне фунт плоти?

Старик заморгал, не понимая.

— Что?

— Держи.

В левой руке у Гоби появился нож.

— На, отрежь фунт плоти от своего тела. Сделаешь — я оставлю тебя в живых.

Старик посмотрел на нож. Он медленно взял его дрожащей рукой, лихорадочно оглядываясь в поисках кого-то, кто мог бы ему помочь.

— Пожалуйста, — сказал он, — синьорина, кто бы вы ни были, я умоляю вас, будьте разумны.

— Мы давно перешли эту грань.

— Но…

Тут она всадила нож прямо ему в живот и дернула вверх. Он открыл рот, кровь хлынула наружу, заливая его лицо. Гоби положила свою руку на него и оттолкнула от себя изо всех сил, одновременно выдернув нож. Одним движением она намотала скатерть вокруг туловища Милоша, закрывая его тело от посторонних глаз — так, как будто бы он сам опустился на пол, а она ему немного помогла. Все это заняло не более трех секунд.

— Слишком много «Беллини» выпил, — пробормотала она и вытерла нож о скатерть, прежде чем повернуться ко мне. — Иди, подгони машину.

16

Напишите на одной странице диалог — реальный или вымышленный — с вашими ответами собеседнику.

Брандейс

— Уже почти полночь, — сказала Гоби, опускаясь на пассажирское сиденье. — Мы опережаем график. Поезжай в центр. Нам нужна восточная Восемьдесят пятая улица. — Она обернулась и посмотрела на меня. — Что ты делаешь?

Я толком и сам не знал. Все, что я понимал, это то, что я как-то добрался до машины, при этом меня вырвало в ближайших кустах, и я снова взгромоздился за руль, хотя теперь словно примерз к месту и не мог пошевелиться. Образ умирающего старика так ярко врезался в мою память, что я видел перед собой именно его, а вовсе не Пятую авеню и Центральный парк. Я не мог пошевелиться, я ничего не мог сделать.

В отеле тем временем, похоже, услышали, что в баре что-то произошло. Холл наполнялся людьми, голоса звучали все громче.

— Перри, давай! Поехали!

— У него кровь ртом пошла! — сказал я.

— Что?

— Когда ты всадила в него нож, он словно подавился кровью, а потом выплеснул ее как фонтан.

— Это потому, что я перерезала ему брюшную артерию, — сказала она бесстрастным голосом так, словно просто делилась со мной знаниями по анатомии. — Теперь мы можем ехать? Пожалуйста, мы должны выбираться.

Она снова достала из сумки свой «Блекберри» и принялась нажимать на кнопки.

Я вырвал «Блекберри» у нее из рук.

17

В критический момент у вас есть право на один телефонный звонок. Кому Вы позвоните?

Гриннелл колледж

Эффект неожиданности сработал мне на руку. По крайней мере, мне хватило времени выскочить из машины и броситься бежать к центру Пятой авеню, где меня чуть не сбил лимузин. Не останавливаясь, я мчался в направлении парка. Я даже не оглядывался, просто со всех ног бежал прочь — куда угодно, лишь бы Гоби не нашла меня там.

«Парк», — подумал я. В парке безопасно. Там деревья, камни, горки, вода, никаких преимуществ города, которые она сможет использовать. В руке я сжимал ее смартфон и, по мере того как бежал, пытался набрать номер. Это было нелегко, надо было где-то притаиться, хотя бы ненадолго, чтобы позвонить домой и в полицию.

Я пробежал по лужайке мимо пруда и кинулся куда-то в самую чащу. Промчался мимо какого-то парня, бегающего по утрам в парке, спугнул несколько уток, и они, хлопая крыльями и крякая, улетели. Впереди показалась небольшая каменная горка — возможно, там мне удастся спрятаться и позвонить? Я полез на нее, цепляясь за камни, сжимая телефон Гоби и изо всех сил пытаясь производить как можно меньше шума.

Взобравшись наверх, я остановился и огляделся.

С этой точки парк выглядел пустынно.

Я глубоко вдохнул, так, что даже ребрам стало больно, и прислушался к отдаленному шуму города, который доносился сквозь деревья. Голоса, гудки машин… Я вдохнул Нью-Йорк и выдохнул Перри Стормейра. Мир был наполнен запахами листвы, водорослей, пара, поднимающегося от пруда, и свежескошенной травы. Мой мозг, получив свою порцию необходимого кислорода и спокойствия, окружающего человека в парке, расслабился, но тут же в сознание хлынули образы и закружил водоворот мыслей. Вот старик, поперхнувшись собственной кровью, сползает на пол… Вот Гоби прижимает меня к себе и пристально смотрит прямо в глаза… Выражение лица Милоша, когда он попятился и побледнел, услышав настоящее имя Гоби… Что он имел в виду, сказав, что раскаивается? Откуда он вообще ее знал?

В полной тишине я смотрел на ближайшую тропинку, но ничего не видел, кроме деревьев и травы и погружающегося в темноту пруда. Трафик на Пятой авеню, казалось, был так далеко отсюда, как будто в другом мире. Самый громкий шум, который я слышал, — это стучащая в висках кровь. Словно палочками выбивали ритм на барабане, точнее, барабанных перепонках. Я взглянул вверх и неожиданно понял, что отсюда видно офис отца — высотку на Третьей авеню. Там горел свет. Кто-то из партнеров все еще работал в такое время в главном офисе.

Я дотронулся до кнопки на телефоне — экран туже загорелся, подсвечивая мое лицо снизу. Я набрал домашний номер и принялся ждать. Гудки казались бесконечными. Наконец я услышал голос Энни:

— Алло?

— Привет, Энни, — прошептал я.

Я слышал, как у нее фоном работает телевизор и играет музыка; она вообще-то слушала много хип-хопа и R&B с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет.

— Привет, заяц, это я.

— Привет, Перри, ты где? Мама с палой поехали в город искать тебя. И должна тебя предупредить, папа очень зл…

— Энни, послушай меня, ты должна убираться из дома. Срочно! Дуй оттуда!

— Что? Почему?

— Там не безопасно, ты должна оттуда убираться. Иди к Эспеншейдам, к соседям справа, главное — выберись из дома.

— Перри, а ты в курсе, что уже ночь? Я обещала маме, что никуда не уйду, мне даже на телефонные звонки нельзя отвечать, если это не что-то очень важное. Как будто я типа узнаю, что важно, а что нет, если не отвечу на звонок. Ну, это мама, ты же знаешь.

Я услышал, как она хрустит чем-то — то ли попкорном, то ли чипсами, а потом запивает лимонадом. От этого мне стало немного лучше. Я представил, как она сидит с ногами в кресле, живая, чипсами хрустит, дурака валяет…

— Слушай, Перри, а ты-то там что делаешь? Тяжело дышишь. Все еще в Нью-Йорке?