Страница 11 из 13
Обычно я наслаждалась этими мгновениями. Они дарили мне странное чувство спокойствия и обновления, как будто бы я появлялась на свет заново. Но не этим утром. Не было сегодня этого плавного блаженного перетекания из одного мира в другой, сегодня оно было замещено чувством глубокого животного испуга. Меня будто вырвали из забвения и встряхнули что было силы. В ужасе я села на кровати, вцепилась в одеяло. Завертелась по сторонам. Мне не пришлось вспоминать, кто я и где. Я испугалась от того, что знала это. Через какое-то время я успокоилась осознаванием того, что помню вчерашний день, и снова упала на подушку.
С удивлением обнаружила, что нос заложен, а подушка вся мокрая, а когда пошла в ванную чистить зубы, увидела, что глаза красные и опухшие. Скорее всего, во сне я плакала. Чуть позже и Артём подтвердил мои догадки.
– Что случилось? – спросил он, когда я спустилась к завтраку.
– Приснился плохой сон.
– Ты ревела во сне?
– Кажется, да.
– Что именно тебе приснилось?
Я уже и сама забыла подробности. Что-то шевелилось в глубинах памяти, что-то мощное и тревожное, но не способное принять отчётливой формы, как огромная тень под водой.
– Точно не помню. Какой-то человек, я всё догоняла его, но никак не могла догнать.
– И всё? – спросил он, наливая мне кофе.
Я пожала плечами. Как можно пересказать сон? Пытаться наполнить смыслом свой рассказ так же бесполезно, как пытаться наполнить водой кувшин с отбитым донышком. Весь смысл постоянно утекает, как ни старайся.
Глава 4
Первое время я держалась напряжением, шоковой собранностью, а чуть попривыкла к своей новой жизни, и вот, пожалуйста – впала в какое-то меланхоличное отупение, расклеилась.
Тянулся уже третий день моей новой жизни. Проходя мимо зеркала, я каждый раз вздрагивала, уверенная, что рядом со мной вдруг материализовалась на миг незнакомка. Когда я тянулась за каким-нибудь предметом, то пугалась собственной руки. Казалось, я сижу в чьём-то чужом теле и управляю им. Рука была незнакомой, слишком худой, даже костлявой, удивительно рельефной. Под кожей пролегали жёсткие мышцы, тоненькими змейками тянулись вены, а пальцы, казалось, растут не из ладони, а сразу из запястья – до того сильно выпирали из-под кожи тонкие косточки. Если я поднималась по ступеням, то видела острые коленки и загорелые ляжки, слишком худые, чтобы быть моими. Когда мне случалось улыбнуться, в голове тут же проносилась мысль о том, какие белые и красивые теперь у меня зубы.
Я всё никак не могла привыкнуть к жаре, и мне пришлось просто научиться жить с ней. Воздух казался таким тяжёлым и влажным, что лёгкие отказывались от него, я всё ждала, когда у меня вырастут жабры и станет легче дышать. Большую часть времени я проводила в каком-нибудь случайном месте – в кресле, в кровати, иногда даже на ступеньках террасы, поджимала под себя ослабшие вдруг ноги и сидела, застигнутая врасплох туманом задумчивости. Я часто бывала рассеянной и совсем не замечала, как течёт время. Часами могла сидеть на одном месте в полном бездействии и ни о чём не думать.
Артём как мог старался занять меня, развлечь и отвлечь. Рассказывал мне что-то, предлагал съездить куда-то, посмотреть то или иное место, поесть в каком-нибудь ресторане, но я не могла заставить себя остаться с ним наедине. Избегала его. В основном находилась в своей комнате, с диковинной штукой – планшетом на коленях, делая вид, что изучаю новости за последние шесть лет. Изучать было что, но я всё больше сидела, глядя сквозь погасший экран, погруженная в своё прошлое.
Меня терзало ощущение, что прежде я была занята каким-то важным делом, которое занимало все мои мысли и про которое я забыла теперь. Порождало его чувство постоянной тянущей пустоты, чувство того, в моей жизни чего-то очень и очень не хватает. Несколько раз принималась плакать. Размазывала слёзы по щекам и не могла понять: почему я плачу? По какому поводу? Начинала чувствовать себя глупо, и это чувство собственной неразумности было тем единственным, что хоть немного отрезвляло и успокаивало. Я придумывала для себя массу разных идиотских и не очень занятий, чтобы хоть чем-то заткнуть сквозящие бреши в своей нестабильной психике, однако противное до костей пробирающее ощущение голой пустоты никуда не исчезало. Оно всегда было внутри, как бы я ни исхитрялась замаскировать его.
– Не представляю, как можно вот так в одночасье собраться и покинуть насиженное место, не взяв с собой ничего? – вздыхала я, разочарованно перебирая скудное содержимое коробки из-под сигар.
– Пока мы с тобой в спешке собирались, наши друзья уничтожали документы, жёсткие диски, флешки. Всё, что несло хоть какую-то информацию о нас. Всё, что мы с собой прихватили, лежит здесь. Ничего, Лу, не переживай, наделаем новых фотографий.
– Ага…
Когда он уезжал по каким-то своим или нашим делам, я чувствовала себя свободнее, ходила по комнатам, как унылое привидение, подолгу стояла возле окон, глядя пустыми глазами на чужой для меня двор. Это так странно, когда за стенкой никто не живёт, и не ходит, и не стучит. Ни справа, ни слева, ни сверху, ни снизу. Никого. Нигде. Будто одна в целом мире. Холодное, несмотря на постоянную жару, чувство, непривычное и пугающее. Иногда, не очень часто, я выходила погулять в сад, сидела возле декоративного фонтанчика, смотрела как рвёт радугой мраморного дракона. Буквально. Лучи солнечного света преломлялись изрыгаемыми потоками брызг и превращались в маленькую радугу.
По сути, всё, что я теперь могу о себе вспомнить, можно уместить в ящик размером с небольшой гроб. И похоронить. Всё равно эти воспоминания никак не увязываются с нынешней реальностью, а значит, не очень-то и нужны.
Мы много гуляли по городу или по пляжу, но о прошлом разговаривали мало. Я почему-то никак не могла заставить себя довериться Артёму, почему-то мне казалось: что бы он ни начал рассказывать, правды в его словах будет немного. В основном обсуждали происходящее вокруг нас, архитектуру, погоду, местных жителей и их нравы, ходили по магазинчикам, покупали разные безделушки в дом и одежду для меня.
Вечерами прощались и расходились по своим комнатам. Потом я долго лежала в своей кровати, перебарывая страх засыпания, всё ещё боялась не вспомнить на следующее утро то, что было сегодня. Как только глаза слипались, как только я проваливалась в блаженное забытьё, этот страх снова выдёргивал меня на поверхность. Засыпала я лишь тогда, когда сил бороться уже совсем не оставалось. И тогда в моей голове вспышками мелькали яркие образы, проносились, как кометы по небу. Иногда они затягивали меня в себя, в вязкую неразбериху, в жуткий бедлам сна. Иногда я слышала чей-то голос, тут же просыпалась, но никого рядом не было, однако голос какое-то время продолжал звучать в моей голове, непонятный, приглушенный и будто бы на чужом языке. В такие моменты мне становилось жутко, казалось, будто так мои сны стремятся проникнуть в реальность.
Я вздрогнула и открыла глаза. На кровати кто-то сидел. Женщина. Тёмный силуэт на фоне темноты.
– Кто вы? – прошептала я, прижимая к груди одеяло.
Голова её шевельнулась, но ответа не последовало. Она внимательно изучала пустоту впереди себя, до меня ей не было никакого дела. Я не видела лица, но её фигура и осанка напоминали мне кого-то… Кого-то очень знакомого, очень близкого.
– Кто вы такая? – повторила я уже громче.
Голова её чуть опустилась и повернулась немного в мою сторону, будто она рассеянно соображала, не послышался ли ей мой голос. Теперь я видела её профиль, видела, как опускаются и поднимаются ресницы.
– Эй… – позвала её одними губами.
Она посмотрела мне прямо в глаза, и от этого взгляда меня пробил озноб. Я так часто вижу эти глаза! Эти чужие, но принадлежащие мне глаза! Это она – женщина из зеркала!
Она поняла, что я её узнала, и снова отвернулась к своим мыслям.