Страница 17 из 21
Дональд Трамп оказался на шаг впереди – в самом начале гонки 2016 года. Трамп стал брейтбартским тотемом. (Многие из его установок в кампании были взяты из статей Breitbart, которые Бэннон для него публиковал.) Бэннон уже рассказывал людям, что именно он, как ранее Эйлс на Fox News, истинная сила за спиной своего кандидата.
Бэннон не ставил под сомнение ни добросовестность Дональда Трампа, ни его поведение, ни электоральные возможности – отчасти потому, что Трамп был его последним толстосумом. Толстосум – это данность, которую ты должен принять и дальше использовать в мире антрепренерства, – во всяком случае, если ты антрепренер низшего звена. Ну и, конечно, будь у Трампа получше с добросовестностью, поведением и электоральными возможностями, Бэннон не получил бы своего шанса.
Каким бы маргинальным, незаметным, мимолетным дельцом ни был Бэннон – такой персонаж Элмора Леонарда[11], – он мгновенно преобразился в офисе Башни Трампа, который он занял 15 августа, хотя, с точки зрения практических целей, его как бы и не было, если не считать нескольких вечерних часов (и то не каждый вечер) в этом временном пристанище в центре Манхэттена, пока 17 января следующего года транзитная команда не перебралась в Вашингтон. В Башне не было соревнования, кто является мозговым центром операции. Из доминирующих фигур переходного периода ни Кушнер, ни Прибус, ни Конуэй, и уж тем более ни избранный президент не способны были предложить хоть сколько-нибудь внятное видение или повестку. Вот почему всем пришлось обращаться к красноречивому, афористичному, неорганизованному, остроумному, склонному к импровизации человеку, который, во-первых, всегда был под рукой, а во-вторых, в отличие от них, прочел пару книг.
Именно этот человек во время президентской кампании сумел свести операцию Трампа, не говоря уже о ее философском винегрете, к единому политическому курсу: дорогу к победе определяет экономический и культурный месседж белому рабочему классу Флориды, Огайо, Мичигана и Пенсильвании.
Бэннон коллекционировал врагов. Мало кто подливал столько масла в огонь его ярости и злобы в отношении стандартного республиканского сообщества, как Руперт Мёрдок, – не в последнюю очередь потому, что Мёрдок имел прямой доступ к президенту. Один из ключевых элементов в понимании Бэннона: наибольшее влияние на Трампа оказывал человек, поговоривший с ним последним. Трамп хвастался, что Мёрдок ему постоянно названивает, а тот, в свою очередь, жаловался, что Трамп его уже достал своими звонками.
– Он ничего не понимает в американской политике и не испытывает никаких чувств к американскому народу, – сказал Бэннон президенту, не уставая подчеркивать, что Мёрдок не американец.
Но Трамп жаждал с ним общения. Питая слабость к “победителям” – а в Мёрдоке он видел абсолютного победителя, – Трамп в то же время начал плохо отзываться о своем друге-“неудачнике” Эйлсе.
Но в одном отношении этот человек был Бэннону полезен. Мёрдок, лично знавший всех президентов, начиная с Трумэна – о чем сам любил рассказывать, – и, как можно было догадаться, всех госсекретарей, полагал, что он лучше молодых, включая семидесятилетнего Трампа, понимает, как скоротечна политическая власть. (Об этом же он говорил Бараку Обаме.) У президента, в сущности, есть в запасе максимум полгода на то, чтобы сформировать повестку и произвести впечатление на общество, – хорошо еще, если полгода. А после этого ему придется тушить пожары и отбиваться от оппозиции.
Это послание Бэннон и сам старался донести до рассеянного босса. В первые же недели в Белом доме страдающий дефицитом внимания Трамп предпринимал попытки сократить число деловых встреч и часы своего пребывания в кабинете, а также по обыкновению регулярно играть в гольф.
Стратегический взгляд Бэннона на правительство сводился к ключевым словам: шок и благоговение. Вместо переговоров – доминирование. Воплотив свои мечты о высшей бюрократической власти, он не желал видеть себя бюрократом. У него есть высшее предназначение и моральные обязательства. Он – мститель. Он идет прямо к цели. Его слова и действия неразделимы: сказал, что это сделаешь, – сделай.
Бэннон уже продумал решительные меры, которыми не только запомнятся первые же дни новой администрации, но и которые всем дадут понять, что пути назад уже не будет. В шестьдесят три года нет времени на раскачку.
Бэннон глубоко вник в природу указов президента – УП. В Америке нельзя управлять с помощью декретов… хотя на самом деле можно. Ирония заключалась в том, что именно администрация Обамы, имея дело с непокорным Конгрессом, пропихнула идею УП. А сейчас, в этакой игре с нулевым результатом, трамповские УП отменят обамовские.
Во время переходного периода Бэннон и Стивен Миллер, бывший помощник Сешнса, ранее присоединившийся к кампании Трампа, а затем ставший активным референтом Бэннона, составили список более двухсот УП, которые предстоит издать в первые сто дней.
И первым таким шагом новой администрации, с точки зрения Бэннона, был иммиграционный вопрос. Иностранцы – мания преследования в политике трампизма, которую критики часто называли зацикленностью на одной идее. Среди ее эксцентричных пропагандистов был Джефф Сешнс. Трамп твердо верил в то, что население Америки уже по горло сыто этими иностранцами. Тут Бэннон спелся с Сешнсом еще до того, как переключился на будущего президента. Кампания Трампа предоставила неожиданную возможность проверить, есть ли потенциал у нативизма. А уж после победы у Бэннона не осталось никаких сомнений в том, что они должны во всеуслышание заявить о своей этноцентричной природе.
Такая позиция вызывала у либералов бешенство.
Слабые иммиграционные законы находились в центре неолиберальной философии и, по мнению Бэннона, обнажали ее лицемерие. С точки зрения либералов, разнообразие есть абсолютное благо, Бэннон же считал иначе: любой здравомыслящий, не ослепленный либеральным прожектором человек видит, что волны иммигрантов приносят с собой кучу проблем – достаточно посмотреть на Европу. И эти проблемы касались не только узкого круга избалованных либералов, но гораздо более широких слоев общества на противоположном краю экономического спектра.
Трамп, то ли инстинктивно, то ли как недалекий человек, не разбирающийся в политике, подхватил эту тему и часто повторял: У нас что, не осталось американцев? В давнишнем своем выступлении, еще до избрания Обамы в 2008 году, Трамп, удивляясь и возмущаясь, говорил о необходимости введения строгих квот для иммигрантов из Европы и настоящего наводнения “из Азии и других мест”. (Это наводнение, как отвечали либералы, опираясь на факты, даже при некотором росте, продолжает оставаться тонким ручейком.) Его болезненный интерес к свидетельству о рождении Обамы был отголоском разговоров о бедственном притоке иностранцев-неевропейцев – такая расовая травля. Кто эти люди? Почему они оказались здесь?
Избирательная кампания порой демонстрировала впечатляющие графики. Она предъявляла карту страны, отражавшую доминирующие иммиграционные тренды в каждом штате пятидесятилетней давности, – разные страны, среди них много европейских. Такая же сегодняшняя карта показывала, что во всех штатах превалирует иммиграция из Мексики. Такова, с точки зрения Бэннона, повседневная реальность американского рабочего: неизменно растущая альтернатива дешевой рабочей силы.
Вся политическая карьера Бэннона была связана с полит-медиа, а также с интернет-медиа, то есть со СМИ, где всем управляют непосредственные отклики. Формула Breitbart должна была устрашить либералов тем, что база данных заполняется с удвоенной энергией: здесь чередуются клики возмущенных и восхищенных пользователей. Каждый себя определяет по реакции противника. Этот конфликт и является медианаживкой, отсюда и политическая приманка: отныне политика – не искусство компромисса, а искусство конфликта.
11
Элмор Леонард (1925-2013) – американский писатель и сценарист, мастер криминальной литературы и вестернов.