Обожжённая душа

В избе светлело, день набирал силу, возвращались с берега один за другим, а то и толпами селяне. Ныне тихо будет в остроге, кто отсыпаться станет после двух бессонных ночей, а кто – чинить ограду вокруг поселения да латать сбитые с петель ворота и двери. Как бы не разъедала душу скорбь, а нужда не ждёт, некогда бросаться в пучину отчаяния, ещё нужно зиму выстоять.

В горнице становилось шумно и тесно, родичи, ставя валенки сушить на полати, валились с ног по лавкам, молча, не разговаривая, не спрашивая ни о чём. Ладимира всё ждала возращения Даяна, косилась на дверь, ожидая с замиранием и страхом стук, но юноша не появлялся, и от сердца словно глыба отодвинулась, а когда стало темнеть, девушка совсем упокоилась.

К ужину поднялись и старшие, к тому времени Ладимира наварила ушицы из щуки, спекла хлеб да лепёшки с грибами. Хорошо, что в закромах ещё оставались припасы. Рыбу наловить не сложно в проруби, другое дело, где муку брать.

Отужинали, никто её не спрашивал ни о чём, и Ладимира тому рада была. Осторожно она выведала, что княжеский отряд покинет острог с зарёй, и пойдут воины пешие, потому как отдали лошадей Радиму за приют и в помощь. Что Ладимире только на руку, можно и вовсе не выдавать себя. По следу идти.

Только к поздней ночи все вновь разлеглись по своим местам. Ладимира тоже улеглась на топчан, прижимаясь спиной к каменной, пышущей душным теплом печи, задремала.

Проснулась до первых петухов. Тихонько, стараясь не шуметь, достала из-под головы приготовленную суму с вещами, кою заготовила ещё поутру прошлого дня, слезла с лежанки. Переплетя туго косу и одевшись в шерстяные платья, а сверху ещё и юбки с начёсом, на носочках прошла к порогу. Сунула ноги в валенки, накинула на плечи кожух, а голову замотала платком, надев сверху меховую шапку, что досталась ей от старшей сестрицы, и выскользнула за дверь. Осторожно и бесшумно прикрыла створку.

На дворе ещё стояла темень непроглядная. Хрустя снегом, девица вышла за высокий плетень, притянув за собой калитку, пошла по пустой, припорошённой за ночь снегом стёжке. Родичи кинутся искать – это да, но дальше острога носа не покажут, а потому скорей бы выйти за частокол. Отряд, ясное дело, вдоль реки пойдёт, там их и подождать можно. Ладимира шагала, утопая по колено в сугробах, выдыхая пар, главными воротами не пошла, там ночная стража – не пустят. Тайные ходы знал каждый селянин. Нырнув в низкую дверцу, прошла тёмный переход, а вышла уже к берегу реки, поросшему густыми чёрными кущами вербы и ивы, там смогла перевести дух. Спустилась по заледенелой лестнице с обрыва. Зубчатые стены остались где-то наверху, с тына её теперь не заметят. Но на миг страх всё же взял. Далеко Ладимира не отходила от острога никогда. Сомнение взяло, что дружина княжеская возьмёт такую обузу – девку. Доловский княжич, ясное дело, прогонит, если заметит преследовательницу. Девица поёжилась, вспомнив речь его. Сказал, как плетью отходил. Она дёрнула подбородком.

«Ну и пусть не берут, следом пойду, этого никто не запретит».

Показалась впереди развилка, Ладимира поторопилась, поднимаясь по взгорку, и вскоре вышла на дорогу, исчерченную полозьями саней. Отсюда острог как на ладони виден был, и избы в нём, что коробы игрушечные. Струились из печных глиняных дымоходов белёсые клубы, столбом поднимаясь в морозное небо. Тишина кругом и ни души, только начали петь первые петухи, а лесистый окоём медленно и тягуче озарялся золотом. Ладимира невольно засмотрелась, прислонившись боком к шершавой сосне.

Глава 5. Путница

Пока мужчины собрались и вышли во двор старшего острога, уже достаточно посветлело. Синий ковёр снега мерцал в розовой заре. За высоким частоколом, ещё окутанный сном, седой лес щетинился по каменистым взгоркам. По словам Радима до Оруши осталось два дня пути, а потому дружина приободрилась – скоро можно будет и по-настоящему отдохнуть с долгой дороги. Хотя Пребран в том сильно сомневался. После того, что приключилось с ними на землях увягов, он и не знал, как встретит их местный князь Ярополк.

Распрощавшись с Радимом и его ближниками, шестеро воинов вышли за ворота, ведя в поводу двух меринов. Животных условились приобрести в какой-нибудь другой деревеньке. Два из них сильно хромали, всё же зацепило вражеское оружие. Мучить только. С чего бы и не отблагодарить хозяев? Приветили те знатно, ничем не обидели, а из лошадей в остроге только старые клячи и остались.

До Оруши, как оказалось, уж и рукой подать. Скоро вышли на дорогу, снова углубляясь в стылый сумрачный лес. Утро разгулялось быстро. Хоть мороз не отпускал крепкую хватку, нещадно жёг лицо и открытые участки тела, но спасали толстые плащи и кожухи, да меховые шапки с сапогами.

Шли споро, почти без остановок, бороздя снега. Дорога вела путников вглубь леса, извиваясь ужом средь заснеженных елей. Пахло морозным бором. Пребран изредка поднимал голову, вглядывался в могучие кроны сосен, сквозь которые просачивалось серое, как свинец, небо. Места здешние дикие, мало народу селится окрест этой реки. Зато зверья полно, пару раз им попадались семейства крупных тетерев, сидевших ветвях лохматых сосенок. На этот раз Ждан взял лук и стрелы и шагнул в чащу, наказав его не ждать. Вскоре он догнал воинов с двумя тушками птиц.

Когда день перевалил за середину, и путники достаточно далеко ушли от острога, они решили сойти с дороги – мало ли, какая напасть может приключиться в этом неспокойном, богами забытом месте. Разбойники, что разорили Радима, ещё верно далеко не смогли уйти. По словам старшего, бежали они на север, дружины же путь был немного восточнее, но всё одно лучше не испытывать судьбу, позаботиться заранее. В чащобе идти было намного сложнее, зато, когда пробирались через сугробы, становилось жарко.

Только когда начало смеркаться, путники вознамерились искать подходящее место для ночлега. Выбрали скалистый вертеп среди тонких, как спицы, елей, куда ветер почти и не забредал. Разожгли кострище, расстелили подстилки, нарубили сучьев целую гору, чтобы сразу на ночь хватило. По обычаю Ждан насыпал снега в корчажку, вскоре талая вода забурлила, птица была ощипана и выпотрошена, а ещё через время воздух наполнился съестным ароматом, что желудки у всех начало сводить. Правда запах этот учуяло и зверьё. Из тёмной лесной утробы извергся волчий вой, от которого, как бы ни были мужчины привыкшие к дальним переходам, бесстрашные да могучие, а мурашки да разбегались толпами по телу, поднимая на загривке волосы. У высокой сосны послышалось тревожное фырканье и топот коней. Даже Вяшеслав не стерпел истошного подвывания, чертыхался и скверно выругивался. Вскоре к первым добавилась ещё пара звериных воплей, и тут уж стало совсем не по себе. Ясное дело, к костру не подберутся, да напасть на отряд, но если их соберётся с две дюжины, то…

Ждан не вытерпел, поднялся.

– Распугать, что ли? Невыносимо же, гром их разрази, от их воя еда колом встала.

Некрас тоже подобрался с места. Пребран, оторвав взгляд от багрового жерла костра, хотел уже их остановить, не хватало ещё за волками по лесу гоняться, мало ли кто тут ещё поблизости, но слова застряли в горле, когда слух его прорезал женский визг. Мгновенно он подпрыгнул с подстилки, остальные кмети тоже повскакивали на ноги.

Княжич вслушивался, не показалось ли? Хотя ясное дело, что и другие тоже не глухими были.

– Это что же, – выдохнул Никрас клубы пара, – девка рядом или морок? – осенил он себя солнечным знамением, хоть то, будь колдовство в ночное время, не поможет.

Крик раздался уже ближе и громче, пронизывающий, до дрожи продирающий. Пребран очнулся первым, кинулся к оружию, что скинул рядом с костром, выдернул нож, далеко не запрятал, под рукой оставил, вытянул и тлевшую корягу из костра. Вой уже прекратился, и, к гадалке не ходи, звери добычу свою нашли, только откуда в дремучим лесу девке взяться? На догадки не было времени.

– Никрас и ты, Ждан, за нами, остальные, тут ждите, – скомандовал Вяшеслав, поспевая за княжичем следом.