Страница 6 из 7
– Знакомый? – удивлённо спросил я Фредриксона.
Фредриксон подошёл ближе.
– Юксаре, – сказал он.
Я внимательно посмотрел на Юксаре. Впечатление он производил мягкое, небрежное и почти что светло-коричневое. Шляпа – очень ветхая – была украшена увядшими цветами. Похоже было, что Юксаре очень давно не мылся и это вообще не входило в его планы.
Тут примчался Шуссель и завопил:
– Все к столу!
Юксаре проснулся и стал потягиваться, точь-в-точь как кошка.
– Хупп-хэфф, – приговаривал он, зевая.
– Простите, но что вы делаете на корабле Фредриксона? – грозно спросил Шуссель. – Вы что, не видели, что тут написано «Вход запрещён»?!
– Видел, конечно, – приветливо ответил Юксаре. – Потому я здесь.
Это происшествие многое говорит о Юксаре как о личности. Единственное, что могло пробудить его от полусонной кошачьей жизни, – это табличка с каким-либо запретом, закрытая дверь или стена; а если он замечал сторожа в парке, его усы начинали дрожать, и тут уж от него можно было ждать чего угодно. Всё же остальное время он, как вы поняли, спал, ел или предавался мечтам. В описанный мною момент Юксаре был преимущественно озабочен едой. Поэтому мы вернулись к банке Шусселя, где на видавшей виды шахматной доске покоился остывший омлет.
– Утром у меня был отличный пудинг, – объяснил Шуссель. – Но он куда-то подевался. Это так называемый скоростной омлет!
Шуссель разложил угощение на крышки от банок и стал напряжённо смотреть, как мы едим. Фредриксон жевал долго и с заметным усилием, и вид у него при этом был странный.
Наконец он сказал:
– Племянник. Что-то твёрдое.
– Твёрдое?! – вскрикнул Шуссель. – Наверное, что-то из моей коллекции… Выплюнь! Выплюнь скорей!
Фредриксон сплюнул на свою крышку два чёрных предмета с торчащими во все стороны зубцами.
– О, сможешь ли ты простить меня? – воскликнул племянник. – Это мои шестерёнки. Какое счастье, что ты их не проглотил!
Но Фредриксон ничего не ответил – наморщив лоб, он долго смотрел перед собой. И тогда Шуссель заплакал.
– Ты уж прости племянника, – сказал Юксаре. – Видишь, как он расстроился.
– Простить? – воскликнул Фредриксон. – Наоборот!
Он взял бумагу и ручку и показал, как надо соединить шестерёнки, чтобы винт и колёса заработали. Вот что нарисовал Фредриксон (я надеюсь, вы понимаете, что он имел в виду).
А Шуссель закричал:
– Не может быть! Неужто мои шестерёнки пригодились для твоего изобретения!
Мы закончили трапезу в приподнятом настроении.
Племянник Фредриксона так воодушевился, что надел свой самый большой фартук и, не теряя ни минуты, принялся красить «Морской оркестр» в красный цвет. Он старался изо всех сил: вскоре красным уже был не только корабль, но и земля вокруг. Скажу больше: такого красного существа, каким стал он сам, я в жизни не видел. Название корабля было выведено ультрамарином.
Когда работа была закончена, Фредриксон подошёл посмотреть.
– Красиво, правда же? – проговорил Шуссель, взволнованно заглядывая ему в лицо. – Я очень старался! Я с головой ушёл в работу!
– Заметно, – признал Фредриксон, глядя на красного племянника.
Потом он посмотрел на кривую ватерлинию и сказал:
– Хм.
Потом посмотрел на название и добавил:
– Хм, хм.
– Что, я неправильно написал? – встревожился Шуссель. – Говори же скорей, а не то я опять запла́чу! Прости! «Морской оркестр» – такое трудное название!
– «Морзкой оркестор», – прочёл Фредриксон.
Потом подумал с минуту и сказал:
– Успокойся. Сойдёт.
Шуссель облегчённо вздохнул и кинулся к своему дому, чтобы покрасить его остатками краски.
Вечером Фредриксон поставил в ручье сеть. И можете представить себе наше изумление, когда в неё попался нактоуз – маленький ящичек для судовых приборов, в котором лежал барометр-анероид! Я до сих пор не перестаю удивляться этим поразительным находкам!
Папа закрыл тетрадь и выжидающе посмотрел на слушателей.
– Ну как вам? – спросил он.
– По-моему, это будет замечательная книга, – серьёзно сказал Муми-тролль.
Он лежал на спине в сиреневой беседке и смотрел на шмелей. Было тепло и безветренно.
– Но признайся, многое ты просто выдумал, – сказал Снифф.
– Вовсе нет! – воскликнул Муми-папа. – То были совсем другие времена! Здесь каждое слово правда! Ну, разумеется, местами я добавил красок…
– Интересно, – проговорил Снифф, – где теперь папина коллекция.
– Какая коллекция? – не понял Муми-папа.
– Пуговичная коллекция моего папы, – повторил Снифф. – Хочешь сказать, Шуссель – не мой отец?
– Конечно, он твой отец, – ответил Муми-папа.
– Так куда же тогда девалась его драгоценная коллекция? Она должна была достаться мне по наследству.
– Хупп-хэфф, как говорил мой папа, – сказал Снусмумрик. – Почему ты так мало рассказываешь о Юксаре? Где он сейчас?
– Да кто же их разберёт, этих пап… – Муми-папа неопределённо взмахнул лапой. – Они приходят и уходят… Как бы то ни было, я сохранил их для потомков в своих мемуарах.
Снифф фыркнул.
– Выходит, Юксаре тоже не любил сторожей в парках, – задумчиво проговорил Снусмумрик. – Надо же…
Они вытянули ноги в траве и закрыли глаза, подставив лица солнцу. Было хорошо, слегка клонило в сон.
– Папа, – сказал Муми-тролль, – а неужели в те времена так странно разговаривали? «Представьте мое удивление», «послужат отрадой и уроком», «сие» и всякое такое.
– Что тут странного? – рассердился папа. – Думаешь, писатель может выражаться как попало?!
– Да, но иногда же ты выражаешься как все, – возразил его сын. – И Шуссель у тебя разговаривает нормально.
– Ерунда, – отмахнулся папа. – Это просто местный колорит. К тому же есть большая разница между тем, как мы о чём-то думаем, и тем, как мы об этом рассказываем. То есть, я хочу сказать, наши представления и рассуждения, когда мы начинаем о них рассказывать, звучат совершенно иначе, и всё это очень зависит от настроения… Так мне кажется.
Папа замолчал и принялся взволнованно листать мемуары.
– Думаете, я выбрал слишком необычные слова? – спросил он.
– Ничего страшного, – сказал Муми-тролль. – Ведь это было давно, к тому же в целом-то понятно, что ты хотел сказать. Ты что-нибудь ещё написал?
– Пока нет, – ответил папа. – Но сейчас начнётся самое увлекательное. Я почти дошёл до дронта Эдварда и Морры. Где моё перо?
– Вот, – сказал Снусмумрик. – И, послушай, напиши побольше о Юксаре. Со всеми подробностями!
Муми-папа кивнул, положил тетрадь на траву и продолжил писать.
Тогда-то во мне и проснулся интерес к столярному делу. Этот особый дар, вероятно, был врождённым – я как бы ощущал его в кончиках пальцев. Первая проба таланта была скромной. Я нашёл на верфи подходящую деревяшку, взял нож и принялся вырезать горделивое украшение, впоследствии увенчавшее крышу ходовой рубки. Оно имело форму луковицы и было покрыто аккуратной резьбой в виде рыбьей чешуи.
Фредриксон, к сожалению, почти ничего не сказал об этой важной детали оснастки судна, так как думал только о спуске на воду.
«Морзкой оркестор» был готов. Ослепительно красный в лучах солнца, он стоял на четырёх резиновых колёсах (которые призваны были спасти его на предательских песчаных отмелях) и радовал глаз. Фредриксон раздобыл где-то капитанскую фуражку с золотым галуном. Он ползал под брюхом корабля и взволнованно бормотал: