Страница 2 из 5
Запах зимы, к которому Муми-тролль начал привыкать, уже не казался таким острым.
Муми-тролль посмотрел на куст жасмина, на торчащие как попало голые ветки и подумал с ужасом: «Он умер. Весь мир умер, пока я спал. Этот мир – не мой, и я не знаю, чей он. Может, Моррин. Муми-тролли в таком не живут».
На миг он задумался, но потом решил, что сидеть одному в спящем доме ещё хуже.
Он ступил на нетронутый снег на мосту и зашагал вверх по склону. Это были маленькие, но решительные шаги, и они вели мимо деревьев прямо на юг.
Глава вторая
Туу-тиккина купальня
Ближе к морю, чуть западнее, прыгала туда-сюда по снегу белочка. Это была довольно глупенькая белочка. В мыслях она называла себя Белочкой-с-красивым-хвостиком. Но мыслей у неё было немного, и они не задерживались в голове. Белочка больше полагалась на ощущения и запахи. Как раз сейчас она ощутила, что матрасик у неё в дупле стал жестковат, и отправилась на поиски нового.
Время от времени она бормотала себе под нос: «Матрасик…» – чтобы не забыть, за чем идёт. А то всё так легко забывается.
Белочка скакала, перекрещивая следы, то в просветы между деревьями, то на лёд, совала нос в снег и задумывалась, смотрела на небо, качала головой и прыгала дальше.
В конце концов она допрыгала до грота и заглянула туда. Но за такую долгую дорогу она растеряла все мысли и совершенно забыла про матрасик. Поэтому она уселась на хвост и стала думать, что её можно называть ещё Белочкой-с-красивыми-усиками.
В гроте, за сугробом, закрывающим вход, пол был завален соломой. На соломе стояла картонная коробка с крышкой. В крышке была проделана дырочка для воздуха.
– Странно, – удивилась белочка. – Этой коробки тут раньше не было. Что-то не так. Может, это вообще не тот грот? Или я – не та белочка? Нет, вряд ли.
Она отгрызла от крышки уголок и сунула голову внутрь.
Там, в тепле, она наткнулась носом на что-то мягкое и приятное и сразу вспомнила про матрасик. Острыми зубками она прогрызла в мягком дырку и вытянула наружу клок шерсти.
Клочок за клочком она выдернула из этого мягкого целую охапку шерсти и радостно зарылась в неё всеми четырьмя лапами. Ей было очень весело.
Вдруг кто-то чуть не цапнул её за лапку – и цапнул бы, если бы белочка не вылетела молнией из коробки. Она на секунду растерялась, но потом решила, что ей не очень страшно, а скорее любопытно.
Спустя мгновение из дырки показалась лохматая голова.
– У тебя ум есть или как? – сердито спросила малышка Мю.
– Не знаю. Вряд ли, – честно сказала белочка.
– Ты меня разбудила! – выговаривала Мю. – И прогрызла мой спальный мешок. Ты вообще что творишь?
Но белочка от изумления снова забыла про матрасик.
Мю фыркнула и окончательно выбралась из коробки. Прикрыла крышкой оставшуюся внутри сестру и пошла пощупать снег.
– Вот он, значит, какой, – проговорила она. – Придумают же.
Она тут же слепила снежок и метко швырнула его в белочку. А потом вылезла из грота и отправилась исследовать зиму. И первым делом поскользнулась и с размаху шлёпнулась на обледенелую скалу.
– Ах вот, значит, как! – с угрозой проговорила Мю. – Поня-а-атно!
Но тут она представила, как выглядит со стороны – мюмла вверх тормашками, – и долго смеялась. Потом оглядела скалу и задумалась. Проговорила: «Ага-а» – и проехала на попе весь склон, подпрыгивая на ухабах, до самого низа, туда, где блестел лёд.
Малышка Мю повторила трюк ещё шесть раз, пока не заметила, что замёрзла.
Тогда она вернулась в грот и вытряхнула из картонной коробки спящую сестру. Мю никогда не видела санок, но решила, что коробка – то, что ей нужно.
Белочка между тем сидела в лесу и растерянно переводила взгляд с одного дерева на другое.
Она никак не могла вспомнить, где живёт, что ищет и как вообще тут оказалась.
Муми-тролль не успел уйти далеко на юг – тьма под деревьями начала сгущаться.
Лапы всё глубже утопали в снегу, и снег уже поднадоел.
Лес был неподвижен и тих. Время от времени слетал с ветки на землю снежный ком. Ветка на миг качнётся, и снова всё становится безжизненным.
«Весь мир впал в спячку, – думал Муми-тролль. – Один я не смог заснуть. Так и буду тут бродить целыми днями и неделями, пока сам не превращусь в сугроб, и никто меня никогда не узна́ет».
И тут лес расступился, и внизу открылась новая долина, и на другой стороне Муми-тролль увидел Одинокие горы. Они волнами стремились к югу, ещё более одинокие, чем раньше.
Теперь Муми-троллю стало по-настоящему холодно. Вечерний сумрак ползком поднимался со дна долины и медленно взбирался по обледенелому горному хребту. Снег на чёрных скалах был похож на острые белые клыки. Кругом белизна, чернота, пустота – сколько хватает глаз.
– Там, за горами, – Снусмумрик, – сказал Муми-тролль. – Сидит себе и ест апельсины. Если б я знал, что он знает, что я иду к нему через все эти вершины, я бы полез. А когда ты совсем один, ничего не выйдет.
Муми-тролль повернулся и пошёл по собственным следам обратно.
«Переведу все часы, – думал он. – Может, тогда весна наступит быстрее. А может, я что-нибудь случайно разобью, и тогда кто-нибудь проснётся».
Но он знал, что никто не проснётся.
И вдруг он заметил кое-что. С цепочкой его следов пересеклась цепочка следов помельче. Муми-тролль долго стоял и смотрел на них. Кто-то живой проходил через лес не больше получаса назад. Вряд ли он успел далеко уйти. Этот кто-то шёл в долину и был меньше, чем сам Муми-тролль. Следы почти не проваливались в снег.
Муми-тролля бросило в жар от ушей до кончика хвоста.
– Подожди! – закричал он. – Не бросай меня!
Он побрёл по снегу, спотыкаясь и издавая жалобные звуки, и тут его охватил страх темноты и одиночества.
Этот страх, видно, прятался где-то с того момента, как Муми-тролль проснулся в спящем доме, но только теперь Муми-тролль достаточно осмелел, чтобы испугаться по-настоящему.
Он больше не кричал – боялся остаться без ответа. Он не смел поднять морду от следов, которые едва виднелись в темноте. Он брёл, полз и жалобно подвывал.
И внезапно увидел свет.
Это был маленький огонёк, но он наполнил весь лес ласковым оранжевым сиянием.
Муми-тролль успокоился. Он забыл про следы и медленно пошёл вперёд. И шёл, пока не увидел, что в снегу горит обыкновенная стеариновая свечка. Вокруг неё высился слепленный из снежков островерхий домик. Снежки были прозрачные и светились оранжевым, как абажур ночника у него дома.
За фонарём кто-то выкопал ямку в сугробе и лежал в ней, глядя в суровое зимнее небо, и насвистывал – тихо, себе под нос, но насвистывал же!
– Что это за песня? – спросил Муми-тролль.
– Это песня про меня, – донеслось из сугроба. – Песня про Туу-тикки, которая слепила из снега фонарь. Но припев будет совсем про другое.
– Понятно, – сказал Муми-тролль и сел в снег.
– Ничего тебе не понятно, – заметила Туу-тикки дружелюбно и приподнялась, так что стала видна её полосатая красно-белая курточка. – В припеве поётся о том, что понять невозможно. Я как раз думала про северное сияние. Неизвестно, правда оно есть или только кажется. Ничего-то мы толком не знаем, и от этого мне спокойнее.