Страница 9 из 16
Свернув за угол, он увидел на холме старый дом, где жила его мать. При виде обветшалых стен ему с трудом удалось сохранить безразличное выражение лица.
Восточные кварталы Косим-Таласа никогда не считались особенно уютными, но до появления последнего гениального изобретения Тига – аподрази – здешние жители, по крайней мере, придерживались каких-то приличий. Теперь же наркоманы валялись прямо на ступеньках домов или на каменных плитах тротуаров. Завидев прохожих, они в отчаянии драли на себе волосы и обнажали в ухмылках пожелтевшие зубы. Нищие соглашались на любую работу, лишь бы набрать монет и купить еще дозу. Если раньше главари уличных банд довольствовались нападениями на торговцев и аристократов в более зажиточных кварталах, то теперь они впустили продавцов аподрази в восточную часть города. Глупым детям и тем, кто был слишком измотан жизнью и не прочь оказаться в мире грез, первый пузырек наркотика давали в долг прямо на улице.
Аподрази и Алистер Тиг – бесспорный глава преступного мира королевства Сандрэйлль – были проклятием восточных кварталов Косим-Таласа. Это Себастиан усвоил лучше многих.
Он вошел в дом и поднялся по шатким ступенькам в квартиру, где они с Пэрришем столько лет терпели жестокость отца и равнодушие матери.
Себастиан стоял у закрытой двери, чувствуя, как горят шрамы на спине, и прислушивался, стараясь сохранять спокойствие.
С тех пор как отец получил новую работу – уехал собирать плату для Тига в соседнее королевство Балавата, – прошло полгода. Однако руки Себастиана до сих пор дрожали, а грудь разрывало от боли при мысли о том, что по ту сторону двери может ждать вырастивший его человек.
Глубоко вдохнув пропахший дымом воздух, Себастиан отпер дверь и вошел. Позади тихо щелкнул дверной замок.
Мать лежала на старом продавленном диване, небрежно накрыв ноги грязным одеялом. Даже во сне она крепко держала трубку, источавшую приторно-сладкий аромат аподрази. Свеча на столе догорела, воск расплылся лужицей и застыл поверх слоя пыли и листиков сухой травы.
Себастиан заглянул в маленькую комнату, где готовили еду и иногда спали. Там никого не было.
Боль в груди притупилась. Отец еще не вернулся из Балаваты. А если на свете осталось хоть немного справедливости, то никогда и не вернется.
– Кто тут? – послышался хриплый со сна и от курения аподрази голос матери.
Себастиан вернулся в комнату. Разглядев гостя, мать с трудом села.
– Грабить меня пришел?
Он вздохнул, поморщившись от пульсирующей в голове боли.
– Я никогда тебя не грабил.
– Неблагодарный мальчишка! Бросил меня, как твой отец.
Удивительно… Он столько лет учился противостоять ее упрекам, а мать до сих пор знала, как посильнее его ранить.
– Я принес тебе еды на неделю.
– А денег?
Себастиан повернулся к единственному кухонному шкафчику над широкой доской, выполнявшей роль столешницы.
– Я задала тебе вопрос.
И отвечать на этот вопрос он уже давно устал:
– Нет, не принес.
Не обращая внимания на ругательства, которыми осыпала его мать, юноша уложил в шкаф хлеб, фиги, вяленую баранину и картошку. В треснувшую миску на столешнице сложил апельсины. Затем обернулся и прервал поток ее брани.
– Я принес бы тебе денег… если бы ты не тратила все до последней монеты на аподрази.
– Да что ты знаешь! – Самодовольно ухмыльнувшись, она отбросила со лба седеющие пряди. – Вот твой отец понимает, что мне нужно!
– Неужели?! – сжав кулаки, выкрикнул Себастиан. В ушах загудело. – То-то у тебя никогда нет еды, кроме той, что раз в неделю приношу я!
Отпрянув, мать согнулась и зашарила рукой под диваном. Потом выпрямилась, держа трубку и крошечный стеклянный пузырек, в котором на донышке переливались всеми цветами радуги капли аподрази. Бормоча что-то себе под нос, она вытряхнула капли из пузырька в трубку и потянулась к свече. Когда женщина увидела, что свеча догорела и трубку разжечь нечем, она встревоженно обернулась к сыну.
Мгновение он смотрел на ее искаженные мольбой черты, чувствуя, как к горлу подбирается тошнота. Внезапно его осенило:
– Тиг дает тебе аподрази в счет платы отцу, ведь так?
Она протянула к нему дрожащую руку:
– Дай свечу!
Он с трудом разжал кулаки и сделал глубокий вдох, разрывая пояс напряжения, который до боли стискивал ему грудь. Стерев все видимые признаки пожирающего его гнева, Себастиан приблизился к матери. В нос ударил кислый запах давно не мытого тела, смешанный с горькой вонью дешевого табака и приторно-сладким ароматом аподрази.
– Тебе нужна помощь, – тихо произнес он. – Другой дом, подальше отсюда. Нужно время, чтобы избавиться от наркотика и начать новую жизнь. Ты прячешься в облаке дыма вместо того, чтобы искать истинного спасения.
Скривившись, она ответила, в горьком гневе выплевывая слова:
– Мне? Спасаться? Как ты? Или как Пэрриш? Бросили меня!
Он закрыл глаза и распрощался с надеждой хоть раз – один только раз! – услышать от нее что-то осмысленное.
– Я вернусь через неделю. Не забывай есть.
– А как же свеча? – Мать слезла с дивана, исступленно крича ему вслед: – Себастиан! Дай мне свечу! Прошу!
Он захлопнул дверь и отгородился от неистовых воплей, которые неслись вдогонку. Руки снова сжались в кулаки. Почему, почему после каждой встречи с матерью у него так паршиво на душе? За восемнадцать лет пора бы привыкнуть. Почему его сердце до сих пор так отчаянно жаждет материнской любви?
Какой смысл терзаться? Такие мысли только сжирают душу и тело. Надо сосредоточиться. Предстоит пересечь Косим-Талас, и хорошо бы добраться до конюшни, где он ночевал, живым, раз уж решено идти утром во дворец, наниматься в услужение.
Себастиан прибавил шагу. Он шел по улицам, вновь и вновь пытаясь убедить себя в том, что воспоминания о встрече с матерью скоро перестанут его мучить.
Глава 6
Себастиан уже пять дней работал королевским оружейником и должен был признать, что действительность оказалась ничуть не похожа на его ожидания. Он надеялся, что станет в тишине и покое следить за королевским арсеналом и постепенно накопит достаточно денег, чтобы купить домик где-нибудь подальше от Косим-Таласа, на высокой скале над морем Крисос. Там, где отец никогда его не найдет.
Но вместо тихой службы в оружейной Себастиан проводил все дни в шумном манеже, на крытой тренировочной площадке, натачивая и полируя мечи и шпаги, где разодетые в пух и прах дворяне обсуждали, какой из разукрашенных драгоценными камнями кинжалов лучше всего подходит к летнему камзолу. Казалось, он угодил в ловушку.
Никакая это не ловушка, напомнил себе Себастиан, пробираясь сквозь плотную толпу, в которой даже вздохнуть было непросто. Не ловушка. Он больше не зажат между чудовищем, называвшим себя отцом, и безжалостным миром улиц, поджидавшим за дверью. Он всего лишь выполняет новые обязанности. А мальчишке вроде него получить работу во дворце невероятно сложно. И потом, всегда можно бросить все и уйти, если он того пожелает.
Не пожелает. Сперва накопит денег на домик в укромное уголке у моря, вырвет мать из грязи и нищеты и поселит ее где-нибудь в тихом местечке. Может, ей нужно всего лишь сбежать подальше и начать все сначала, чтобы спастись от себя самой. Себастиан уже давно понял, что ему убежать от себя не удастся. Горе, стыд и отцовская ярость так глубоко въелись в душу, что их не вытравить никакими деньгами.
Кто-то тронул Себастиана за плечо.
– Это все кинжалы в королевской коллекции? Других нет? – спросил подошедший вельможа.
Себастиан обернулся и отступил на шаг, стряхивая с плеча чужую руку.
Перед ним стоял высокий худощавый юноша в узком, сковывающем движения льняном камзоле – в таком костюмчике о драке не стоит и помышлять. Молодой аристократ ожидал ответа оружейника, удивленно подняв брови.
Богатенький сынок из старинного рода, таких много слетелось во дворец, чтобы клянчить подачки у молодого короля Сандрэйлля. Или не только выпрашивать милости, но и – как выходило из подслушанных на манеже разговоров – присматривать за королем, докладывать отцам о промахах правителя.