Граф Монте-Веро

– О, он мой большой друг…

– Он сообщил мне, что вы, господин граф, на несколько лет отправились в Европу.

– Когда же посетили вы мою новую родину?

– Восемь месяцев назад. Ваши управляющие показывали мне плантации, поля и леса, и я рад сообщить вам, что ваша колония находится в наилучшем состоянии. Я даже привез зарисовки некоторых мест Монте-Веро, которые особенно красивы.

– Вы очень обрадовали меня, господин Вильденбрук, можно ли мне видеть ваши эскизы?

– Я тоже желаю видеть их – вы возбудили мое любопытство, – сказала принцесса.

– Позвольте мне, ваше высочество, посвятить их вам.

– Но ведь в таком случае я лишу их господина графа.

– Я сделаю копии, – ответил художник, – и не премину поднести их вам, господин граф, – прекрасное воспоминание о принадлежащем вам рае.

– Вы очень щедры, господин Вильденбрук! Я надеюсь благодаря этим картинам увидеть, наконец, графа Монте-Веро в нашем замке, что до сих пор не удавалось, несмотря на приглашение моей августейшей матери.

– Милостивая принцесса, – отвечал Эбергард, между тем как художник продолжал беседу с Арманом, – нами всеми повелевает деспот, против которого я уже часто замышлял революционные заговоры, жестокий, неумолимый деспот – время. Со времени моего приезда я посвящаю свои незначительные силы некоторым предприятиям.

– Я слышала о них.

– У меня остается так мало времени, что я должен просить извинения…

– Мне казалось, что после той незабвенной ночи я имела некоторое преимущество, но теперь вижу, что ошиблась! – проговорила Шарлотта, поднося к губам поданный ей бокал с шампанским.

В эту минуту мимо беседовавших под звуки музыки пронеслись танцующие пары – королева с принцем Августом, княжна Ольга с принцем Этьеном, графиня Монно с кавалером де Вилларанка и другие. Эбергард посмотрел на танцующих, и взгляд его встретился со взглядом красавицы княжны, которая при каждом повороте устремляла на него свои темные холодные глаза.

Заметила ли это принцесса?

Юстус фон Арман пригласил на танец какую-то придворную даму, между тем как художника подозвали к королю, который вместе с хозяином стоял у окна.

В зале стало жарко; фонтаны с душистой водой не могли уже освежать и очищать тяжелый воздух. Король, сопровождаемый князем и художником, отправился в голубую гостиную. Присутствующие, предаваясь веселью, не заметили, как удалился король, только от внимания принцессы Шарлотты это не ускользнуло.

– Ваше высочество, вы, кажется, не любите танцевать? – спросил Эбергард, прерывая молчание.

– Я предпочитаю, подобно моему августейшему дяде, прохладу одной из боковых комнат, потрудитесь проводить меня туда, господин граф.

Эбергард отворил дверь в зеркальной стене, и принцесса вошла в прохладную залу, наполненную светом красноватых светильников, где сидели и прохаживались отдельные гости. Увидев ее под руку с графом Монте-Веро, придворные стали мало-помалу удаляться, чтобы не мешать.

Тихо доносились звуки музыки; на стенах висели портреты мужчин и дам в русских национальных костюмах – изысканное немое общество, с которым прекрасная пара вскоре осталась наедине.

Шарлотта не заметила, как гости один за другим вышли из залы; она была слишком увлечена беседой с Эбергардом и часто подымала на него свои прекрасные кроткие глаза.

Принцесса любила Монте-Веро; она не могла больше скрывать этого – сердце ее радостно забилось при сегодняшней встрече с ним. Она любила этого прекрасного человека, каждое слово которого, каждое движение обнаруживали его внутреннее совершенство и благородство, она любила его тем сильнее, чем сдержаннее он был при своей очевидной искренней привязанности; это спокойствие при такой глубине чувств, это изумительное умение владеть собой производили еще большее впечатление на юную принцессу, которая увидела в нем олицетворение своего идеала и впервые в жизни полюбила пылко и нежно.

А Эбергард? Знал ли он, что Шарлотта любит его, и отвечал ли он на эту любовь?

Граф Монте-Веро чувствовал глубокую привязанность к очаровательной принцессе, которая нравилась ему своим чистосердечием и женственностью. Его привязанность к ней росла. Привязанность эта была пока слабым мерцанием, осветившим его сердце, но со временем могла перейти в горячую, страстную любовь.

– Мне кажется, когда я нахожусь рядом с вами, – начала Шарлотта, – я не должна иметь от вас тайн, должна излить вам все, что меня наполняет и волнует, и спросить вас, чувствуете ли вы то же самое. Для меня было бы величайшим счастьем иногда хотя бы слышать от вас: «Я чувствую то же самое», потому что все, что вы говорите и делаете, я почитаю как святыню.

– Я вас понимаю, Шарлотта, – прошептал Эбергардт. Я не знаю, что меня так сильно волнует, когда я – что случается так редко – вижу вас, Эбергард, но к чему искать разъяснения тому, чему, может быть, лучше всего остаться неразгаданным.

– В нас есть целый мир, принцесса, и в нем мы переживаем все прекраснее, чем может нам представить действительность. Пусть это будет утешением для тех, кто не могут принадлежать друг другу, хотя сердца их соединены навеки.

Шарлотта, взволнованная словами графа, хотела что-то ответить, но тут дверь отворилась, и пылкие слова, идущие от самого сердца и готовые сорваться с ее уст, так и не прозвучали.

В дверях показалась королева, а за нею княжна Ольга, которая, по-видимому, и привела ее сюда. Может быть, она только и ожидала случая, чтобы ввести королеву, которой было жарко в танцевальной зале, в прохладную красную комнату, куда, как она видела, вошли принцесса с графом. По мрачному блеску глаз было видно, что ее сильно взволновала мысль, что эта пара оставалась наедине.

При появлении королевы принцесса, преодолевая волнение, подошла к ней. На прекрасных губах гордой княжны появилась язвительная улыбка.

– Дорогая Шарлотта, – ласково проговорила королева, – я очень рада, что нахожу тебя здесь, чтобы провести с тобой недолгое время до возвращения в замок. Я уже поручила графу Монно известить о том адъютантов. Благодарю вас за интересную беседу, дорогая княжна, – обратилась она к Ольге, – и выразите мою искреннюю благодарность вашему многоуважаемому отцу за доставленный мне приятный вечер. Мое здоровье так расстроено, что я предпочитаю возвратиться с его величеством, моим супругом, в замок, однако не желаю нарушить этим продолжение прекрасного празднества.

Эбергард, молча и церемонно поклонившись королеве и ее племяннице, возвратился в залу вслед за молодой княжной, которая испытывала потребность унизить всеми отличаемого графа. Ей не давало покоя, что этот гордый человек неизменно встречает ее с холодностью.

Когда их величества и члены королевского дома удалились, в зале образовались беседующие группы. Ольга села в кресло, стоявшее у окна, и попросила вставших со своих мест Армана и Вильденбрука не стесняться и продолжать разговор.

Эбергард обменялся несколькими словами с князем и приблизился к его весьма взволнованной дочери. Он остановился перед ней, устремив на нее пристальный взгляд.

Княжна молча ответила на поклон графа; ни слова не вырвалось из ее побледневших, дрожащих губ, но причиной тому была уже не прежняя холодная гордость.

Слова Эбергарда звучали как вечное прости, видно было, что он решился избегать ее.

Княжна почувствовала дотоле неведомую ей сильную боль в груди.

Когда Эбергард вышел из дворца русского посольства, чтобы, несмотря на резкий ветер и снег, отправиться домой пешком, ему показалось, что наверху в окне что-то мелькнуло. И он увидел перед собой на снегу что-то красное. Были ли это красные розы, которые княжна Ольга носила на груди?

Граф Монте-Веро, занятый своими мыслями, переступил через них.

XIX. Гости Черной Эсфири

Канун Рождества. На покрытых снегом улицах столицы было оживленно. Отцы и матери спешили с елками, несли корзины с яблоками, покупали подарки. Стайки мальчишек с веселыми криками подбегали к возведенным на дворцовой площади лавкам, где были выставлены елочные игрушки, подарки для детей и взрослых, которые торговцы громко предлагали прохожим.