Страница 7 из 13
– То, что ты сказал!
– Я тебе сказал, надо москаля вбить. А не хозяина!
– Ты же сказал, что хозяин – национальный предатель. Повесил на польской земле вывеску на мове Суворова
– Он поляк!
– И что?
– Ты чем думаешь, дупой? Он поляк. Поляков нельзя убивать. Надо было убить кого-то из клиентов. А ты что сделал?
Спасибо, друг… – хладнокровно подумал он – хотя ты и не друг совсем. Спасибо за ещё один урок прикладного национализма. Оказывается, своего нельзя убивать, даже если он и национальный предатель. Вот это – урок. А мы то – готовы друг друга в сортире утопить, за то что один лукашист, а второй – змагар.
Вот так – так… Спасибо.
Несколько лет спустя. Наш человек в Минске. Беларусь, Минский район, Посёлок Юхновичи
11 мая 20*** года. Чужой среди своих
Говорят, один умный еврей сказал, что все относительно. Это был Зигмунд Фрейд, отец современного психоанализа. Что ж, переехав в Беларусь – я смог убедится в его правоте. Здесь действительно – все относительно…
Мой новый дом находился в Юхновичах. Я купил его по ипотечному кредиту, который выдал мне белорусский филиал Газпромбанка. Ипотечный кредит был на двадцать лет и по немыслимой для России ставке в один процент годовых – но его всё равно надо будет платить. И все равно – по такой ставке мне кредит не выдадут не то что в России – но и почти нигде в мире.
Это – часть платы. Своего рода мотивация – в американских взаимных фондах приглашая управляющего, тоже требуют, чтобы он вложил часть своих денег в паи того фонда, которым он будет управлять. И в американских компаниях – жалование огромное только на бумаге, на самом деле, чем выше должность, тем большая часть жалования выдаётся не деньгами, а акциями, которые депонируются на счёте компании, на условиях, оговорённых трудовым договором. Хорошо управляешь, инвесторы довольны – акции растут в цене. Плохо управляешь… и твои акции так же обесцениваются. Очень хорошая практика, надо бы в Газпроме внедрить. Мало кто помнит, что году то ли в 2007 то ли в 2008 – он на несколько часов стал самой дорогой компанией в мире по капитализации. Прошли те времена.
Я – тоже своего рода… управляющий.
Биография моя довольно замысловата. Отслужил в армии, срочка – в горячей точке, в злокозненной Чечне. Чудом остался жив. По примеру отца поступил в органы госбезопасности – в академию ФСБ РФ. В девяностые годы – выбор далеко не однозначный. Закончил её в девяносто девятом, встал вопрос – что делать. В академии ФСБ я увлёкся психологией и политологией, участвовал в научных работах по изучению феномена «толпы», её образования и возможности управления ею. У отца были связи – и я вошёл вместе с ним в небольшую тогда партию Единая Россия и в предвыборный штаб малоизвестного тогда кандидата, Владимира Владимировича Путина. Бывшего директора ФСБ, выходца из Ленинграда.
И, как потом оказалось, не прогадал. Хотя и тут все… относительно.
В две тысячи третьем – ушёл на пенсию мой научный руководитель в академии ФСБ, Владимир Борисович. И он, специалист по поведенческим наукам и психологии толпы – нашёл довольно необычную сферу применения своим талантам. Фондовый рынок. Ведь, в конце концов, инвесторы и спекулянты на фондовом рынке – суть та же толпа, которой движет жадность и стадное чувство. А в те благословенные времена – фондовый рынок рос за год в разы, а отдельные акции – могли показать прирост в пятьсот и более процентов за год. Сбербанк (он тогда «тяжёлым» был, это потом его раздробили) – прошагал путь от нескольких тысяч рублей за акцию до более чем ста тысяч – то есть на порядок. На Сбербанке привилегированном – заработок был ещё больше, плюс – тогда усиленно спекулировали на акциях РАО ЕЭС (псевдоним «Райка»), его тогда ещё не ликвидировал Чубайс. Так, используя научные наработки, прогнозируя, когда заходить и когда выходить – я за несколько лет стал богатым человеком. И – выскочил из рынка на двух тысячах ста по РТС – до того, как он рухнул до семисот, по-моему, в самый острый момент кризиса 2008 года.
Как шутят трейдеры: нет уверенности в завтрашнем дне, где оно будет – завтрашнее дно.
После тех безумных лет – Владимир Борисович ушёл на опционы, а я – разместил капитал, купил кое-какую недвижку и здесь и за границей и начал искать работу. Работу я нашёл – скучную и нелюбимую. Любимым было хобби – поигрывал немного на фондовом рынке, на охоту, на стрельбище ездил. До того ночного звонка…
Нас было очень немного – восемь человек. Все – из той, первой команды. Все – стали успешными людьми.
Но отказались помочь только двое. Шестеро – согласились. В том числе и я.
Дело не в патриотизме – о патриотизме можно много говорить, бить себя в грудь, клясться святым… но это ничего не даст. Дело в том, что мы – взрослые уже люди, много повидавшие, в семи водах проварившиеся. В нас уж нет той наивности, какой были больны многих в девяностых годах. Ведь тогда многие верили в то, что война, которая идёт между Россией и Западом уже пятьсот лет – закончилась.
А вот хрен…
Я – приведу два примера – меня и моего друга и однокашника Михаила. Михаил – в нулевые годы вывел из страны немалые капиталы и начал искать возможности, где их вложить. Нашёл – в бывшей Югославии. Дело в том, что в бывшей Югославии как и у нас – в девяностые годы были грубо разорваны связи по промышленной кооперации. При Тито – Югославия многое производила сама, старалась. В девяностые – её подбили на взлёте, сейчас очень неплохая промышленно развитая страна могла бы быть, конечно, не уровня Германии, но Испании и Италии – точно. Вместо этого началась война. Страну порвали на несколько кусков и заставили народ поверить, что оторванный от картины кусок – красивее целой картины. В общем – покуражились всласть.
Мой друг – нашёл компаньонов местных, договорился, привлёк деньги российских олигархов и начал восстанавливать кооперационные связи в югославской металлургии и производстве метизов. Предприятия стоили дёшево, они же стояли. Он скупал их – задёшево. Приходилось давать на лапу – не без этого. Но дело то было стоящее – нет? Он ведь давал на лапу не для того, чтобы разместить свалку отходов или травить людей некачественной продукцией – он хотел, чтобы целая отрасль югославской экономики возродилась и начала развиваться. И когда ему удалось запустить цепочку, когда пошла работа – у него этот бизнес начали отжимать. Грубо. Так грубо и нагло, как у нас отжимали в девяностые, причём у нас это считалось «по беспределу». Пара местных компаньонов – стакнулась с властями одной бывшей югославской республики – там находился самый лакомый актив, крупный и до сих пор довольно современный металлургический комбинат. Его тупо ограбили, даже не заморачиваясь с судами, скупки акций у работников и прочей рейдерской ерунды – завод тупо переписали в местном реестре юридических лиц на нового собственника – юридическое лицо, в котором контрольный пакет был у брата президента. И подняли в газетах шумиху о деньгах русской мафии.
Сказать, что Михаил от этого о…л – это ничего не сказать. Это же не девяностые, и это не Россия – это Европейский союз! Дальше – больше. Того компаньона, который отказался предать русских – расстреляли в машине, а в газетах вышла статья, что это сделала русская мафия. Это уже был не грабёж – это был разбой средь бела дня! Михаил кинулся по судам, по европейским судам – по некоторым соглашениям, местом для судебных разбирательств был назначен Магистратский суд Лондона. Он был уверен в успехе – потому что наглость и бесхитростность действий рейдеров поражала. И тем сильнее был его шок, когда он проиграл дело, когда суд узаконил откровенный грабёж, а ему в неофициальной беседе сказали: мы все понимаем, но мы не можем позволить того, чтобы русские скупали собственность на территории бывшей Югославии. А вдруг вы там хозяевами станете? Вдруг вы решите восстановить Югославию?
Предприятия, отжатые у Михаила – президентская семейка долго держать не стала, перепродала индусам. А Михаил… нет, он не запил. Он просто понял кое-какие обязательные вещи. Что все – относительно. Что нет никакого универсального права, универсального правосудия, универсальных человеческих ценностей и так далее. А все просто – есть место, где закон твой, и есть место, где закон – чужой. Твоя страна – хороша уже тем, что она твоя страна, и чужая – лучше своей быть не может. И искать правосудия в чужой стране – все равно, что в стогу иголку. А лучший способ войти в Европу – это как в сорок пятом.