Страница 21 из 30
— Я дал слово, Изабель, — он вздохнул, его голос был хриплым. — Я не предам его, — и он это не сделает. Независимо от цены.
— В следующий раз, когда это случится, если ты должен дать свое слово, чтобы сохранить секретность личности, тогда не приноси мне подозрения, с которыми связан Мэлакай, — сообщила Изабель, тяжело вздохнув. — Потому что я их не выслушаю. Тот, кто пытается уничтожить эти переговоры, уничтожит меня, Мэлакая и мою семью без сомнений. Я не хочу слышать ничего, что они могут сказать.
Она сделала выбор, и Изабель это знала. В тот момент девушка выбрала Мэлакая выше подозрений, слухов или намеков на правонарушения, были ли они реальными или нет.
Она выбрала его, поставив выше всех остальных в своей жизни.
Изабель может не знать о каждом событии, которое он совершил, или о каждом опыте, который он когда-либо знал. Но она знала душу мужчины, которому отдала свое сердце. И что эта душа заслуживает ее любви.
Эта душа была ее парой.
Глава 8
Твои губы прикоснулись к моим
Он не мог выносить ее боль.
Когда комната опустела, и дверь тихо закрылась за Рулом, Мэлакай повернул свою пару к груди и обнял.
Впервые в жизни он не просто ощущал боль. Он чувствовал ее каждой клеточкой своего существа. Она обернулась вокруг его сердца, его души и сжалась беспощадной хваткой.
— Что происходит? — прошептала Изабель ему в грудь, чувствуя, как его руки мягко проводят по шелковому материалу ее платья от бедер до плеч. Там его пальцы запутались в длине ее волос, накрутили их и потянули голову назад.
— Я не знаю, что происходит, детка, — сказал Мэлакай ей, понижая голос, боль от нее была слишком сильной для его удобства.
Это сделало животное внутри него яростным, отчаявшимся принять боль и заменить его чем-то большим, интимным. Чем-то, что резонирует с удовольствием, а не с болью.
Опустив свою голову, он накрыл ее губы своими. Нежно. Железы под его языком опухали в ответ на эмоции, возникающие внутри него, точно так же, как в тот момент, когда он положил глаз на нее.
Слегка ударив языком ее губы, разъединяя их, Мэлакай позволил своим губам слиться с ее, прежде чем отделить их и найти ее язык своим.
Как будто вкус лихорадки был для нее таким же пристрастием, как вкус ее поцелуя становился для него, она сразу же привыкла к нему. Для буйных, невероятно восторженных секунд ее губы захватили его язык, и пили тепло из него.
Отодвинувшись от нее, его губы нависли над ее, терлись об них, разделяя, и они делились вкусом. Лихорадка соединяла их вместе, но Мэлакай знал, откуда исходит это тепло: из сердец двух душ, нашедшихся ночью.
Снимая с Изабель платье, он мог только стонать в ожидании и нарастающем голоде, когда она расстегнула его штаны.
На этот раз на нем не было ботинок — он встретил своих гостей босиком, как и Изабель. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы снять штаны с его ног и поднять ее, но кровать не была вариантом. Когда Мэлакай гладил ее грудь и поцеловал ее снова, большие пальцы скользили по вершинкам, теребя их, в то время как он нес ее несколько футов до дивана и ощущал, что первобытные инстинкты рушили его контроль.
Изабель была его парой. Необходимость взять ее, пометить, оставить свой отпечаток на ней — эти чувства разрывали его, как лесной пожар.
Несмотря на то, что она стояла рядом с ним и защищала его от обвинений, выдвинутых против него, все равно присутствовало бессознательное сомнение. Потребность дочери сдаться отцу, повиноваться и принять защиту, которую она знала всю свою жизнь.
Эта нерешительность испугала его. На кратчайшую секунду Мэлакай почувствовал чистый, сводящий живот страх, определенно ему придется сражаться за нее и все еще присутствует шанс, который может уничтожить их обоих в попытке.
Эта доля гордости и самостоятельности удерживали ее рядом с ним на данный момент. Теперь, помоги ему Бог, животное внутри него разрывается и заявляет о своей решимости бесповоротно связать ее с ним.
— Мэлакай, — прошептала Изабель на отчаянном вздохе, ее ногти царапали его голые плечи, когда он положил ее на диван, прежде чем позволил губам пробраться к чувствительной шее.
Мурашки прошлись по ее спине, посылая запах летней жары, наполняя его чувства. Запах страсти, сладкого, мягкого, женственного вожделения был самым опьяняющим запахом. Он мог жить им.
Рычание, что грохотало в груди, его удивило. Это больше походило на животное, чем на человека. Оно исходило из глубин, из его диафрагмы и превращалось в вибрацию в горле, и посылало дрожь, преследующую Изабель.
Эта реакция предвещала возбуждающий запах ее киски и сигнализировала о ее соках, когда тело готовилось к нему.
Его член, уже эрегирован и пульсировал с требованием, которого он никогда не знал раньше. Мэлакай чувствовал, как создается спаривающая жидкость в стержне, в то время как его яйца заныли от боли, когда этот проклятый рык снова загрохотал. Это было неуправляемо. Было примитивным и ознаменовало лихорадочный голод, который разделял его существо с животным, которое там проживало.
Изабель почувствовала потребность, которая поднималась как буря внутри нее и мчалась по кровотоку, как наркотик, который накрыл ее. Это было не просто определить. Это определенно накрыло ее. Волна тепла прошла через ее тело, когда губы Мэлакая прошли путь вниз по шее.
Как только он добрался до маленькой, чувствительной ранки, которую сделал ранее, его язык коснулся ее, и Изабель поклялась, что почти достигла оргазма. Прилив ощущений прорвался сквозь метку, когда голодный поцелуй накрыл ее, прежде чем его губы начали кусать и выцеловывать путь к груди.
Ее соски были напряженными, тяжелыми от возбуждения. Когда она изогнулась, Изабель почувствовала тонкие волоски на груди напротив, и грубое наслаждение вырвалось из груди, хныкающим стоном.
Она не могла насладиться им. Недостаточно его поцелуев, прикосновений или невероятного удовольствия, которое, казалось, вторглось в каждую клетку ее тела.
— Я не могу больше ждать, — звук его голоса был частью животного, чем частью человеческого. Равное сочетание того, кем и чем он являлся и откуда пришел.
— Никто не просил тебя ждать, — выкрикнула Изабель, когда его рука переместилась между ее бедер. Пальцы нашли влагу, которая была на ее бедрах, и проследовал за ней на опухшие складки влагалища.
Открыв насыщенную плоть, он обнаружил сжатый, чувствительный вход, затем с доминирующей, захватывающей тягой наполнил вход двумя толстыми пальцами.
Пальцы на ногах Изабель сжались, его грудь приглушила ее крик, когда плоть непроизвольно сжалась, становясь все более тугой и пульсирующей вокруг его пальцев.
— Мэлакай, — она выкрикнула его имя, когда его губы нашли плотную, затвердевшую вершину ее соска. Приблизившись к нему, она снова закричала, когда он начал сосать кончик сильным, горячим ртом.
Независимо от невероятного вкуса, который вытекал из желез под его языком, присутствие его языка увеличивало чувствительность ее соска. Он стал еще тверже, становясь настолько твердым и изможденным, что от боли удовольствия у нее ногти скручивались на плечах Мэлакая.
Ее бедра двигались, извивались, когда она играла своей киской на его пальцах. Клитор судорожно прижимался к его руке, когда он изогнул ее напротив нее.
Соки текли по его пальцам, когда она хныкала от нарастающего отчаяния до кульминации.
Изабель чувствовала, что оргазм нарастает, горит в ее матке, кульминация, к которой она стремилась, так усиливалась в ней.
— Не так, — слова сорвались с его губ, когда Мэлакай выпрямился, и его пальцы освободились от горячей и тугой киски.
— Нет. Мэлакай, пожалуйста…
Он сжал ее плечо. В то время как из ее губ вырвался вздох, он снова отстранился, схватил ее за плечи и быстро развернул на диване.
— На колени, — прорычал Мэлакай, толкая ее вниз.
Переместив свой вес на локти на толстой подушке подлокотника, она почувствовала, что он приближается сзади нее, над ней.