Страница 78 из 79
Несколько раз их окликали военные патрули, но сенаторского мандата, выданного Гракхом Флавию, всегда оказывалось достаточным, чтобы миновать их. В эту ночь, Вариния часами стояла в качающейся колеснице, ребенок спокойно спал у ее ног, завернутый в одеяла, среди безопасных подушек. Она наблюдала, как залитая лунным светом местность проскальзывала мимо. Она видела стремительные речные потоки, как они перекатываются под великолепными Римскими мостами. Мир спал, но они продолжали движение.
Когда луна стала над горизонтом, за несколько часов до рассвета, они сошли с дороги на маленький луг, распрягли и стреножили лошадей, отведали хлеба и вина, а затем улеглись на одеяла, отдохнуть. Сон прилетел к Варинии, но измученные возницы засыпают сразу. Варинии казалось, что она едва закрыла глаза, когда Флавий разбудил ее. Она кормила ребенка, пока они занимались лошадьми, работая медленно и сдержанно, как это делают люди, едва преодолевшие свою усталость; и затем, при первых проблесках рассвета, они снова вернулись на дорогу и поехали на север. Солнце поднималось, когда они остановились на дорожной станции, чтобы размять свои конечности и сменить лошадей еще раз. Спустя некоторое время они объехали город, окруженный стенами, и все это утро возницы гнали грохочущих копытами лошадей. Теперь бесконечное движение колесницы начало сказываться на Варинии. Ее рвало несколько раз, и она все время опасалась, что ее молоко пропадет. Но вечером, Флавий купил у фермеров свежее молоко и козий сыр — пищу Вариния смогла удержать, и, поскольку небо было омрачено, они отдыхали — большую часть ночи.
Снова они поднялись до рассвета и выехали на дорогу, и к полудню они прибыли туда, где другая великая дорога встретила их и пересекла их дорогу, как верхняя часть T. Теперь они путешествовали на северо-запад, и когда солнце садилось, Вариния впервые увидела вдали снежные вершины Альп. В ту ночь светила луна, и они продолжали двигаться, не слишком погоняя лошадей. Лишь раз они остановились ночью, чтобы в последний раз сменить лошадей, и затем, до утра они съехали с главной дороги на грунтовую, ведущую на восток. Дорога сворачивала в долину, и когда поднялось солнце, Вариния смогла разглядеть ее всю, окутанную туманной дымкой, с красивой речушкой, протекающей посреди, и поднимающимися с обеих сторон холмами. Альпы теперь стали ближе.
Они не могли ехать очень быстро, так как колесницы болтало из стороны в сторону на ухабистой грунтовой дороге. Вариния сидела среди подушек, держа своего ребенка на руках. Они пересекли реку по деревянному мосту, а затем начали медленно проезжать среди холмов. В течение всего дня лошади с трудом тащились по колее извилистой горной дороги. Галльские крестьяне, увидевшие их, бросали свою работу и наблюдали за двумя большими колесницами и широкогрудыми лошадьми, привлекавшими их внимание, и все время встречались белобрысые дети, бегущие к обочине и глядящие широко раскрытыми глазами на это необычное зрелище.
В конце дня, когда дорога превратилась в ухабистый тракт, они перевалили через холмы и увидели широкую и прекрасную долину, простирающуюся перед ними. Вот там, в этой широкой долине, Вариния заметила небольшой городок, жмущиеся друг к другу дома, и по окрестностям, множество крестьянских хижин. Были широкие участки лесов, много небольших ручьев и вдали, смутно, большой город-крепость. Город лежал к западу от них; они выбрали путь вниз и на север, в сторону Альп, которые все еще казались далекими.
Спускаться было так же трудно, как и подниматься, потому что лошадей приходилось сдерживать, а дорога петляла и кружила. Уже было темно, когда они достигли долины, и остановились, чтобы отдохнуть и подождать, восхода луны. Некоторое время, они путешествовали в лунном свете, снова остановились, а затем продолжили на рассвете следующего дня. Здесь все дороги были убогими. Они все ехали, и, наконец, достигли холмов, где начинались Альпы.
Здесь Флавий расстался с Варинией, оставив ее рано утром посреди дороги, где ничего не было, кроме полей и лесов.
— Прощай, Вариния, — сказал он ей. — Я выполнил то, что обещал Гракху и я думаю, что заработал часть денег, которые он мне заплатил. Я надеюсь, что ни ты, ни я никогда не увидим Рим снова, потому что это нездоровый город для каждого из нас. Я желаю тебе удачи и счастья — а также твоему малышу. Здесь есть небольшая деревня, в миле от дороги. Лучше, если они не увидят, что ты приехала на колеснице. Вот кошель с тысячей сестерциев, который купит вам еду и жилье в течение года, если это необходимо в этих краях. Крестьяне — простые люди, и если ты захочешь перейти через горы на родину, они тебе помогут. Но я бы посоветовал тебе не пытаться. В горах живут дикари, и они ненавидят незнакомцев. Кроме того, ты никогда не найдешь своего родного народа, Вариния. Германские племена блуждают по лесам с места на место, и нет информации, где живет хотя-бы одно племя от одного года до другого. Кроме того, эти леса, за Альпапм, я слышал ото всех, являются сырым и нездоровым местом, неподходящим для воспитания ребенка. Я решил бы жить где-то в этом районе, Вариния. Я должен признаться, что мне он не понравился, но это то, чего хотела ты, не так ли?
— Это то, чего хотела я, — кивнула она. — Я очень благодарна тебе, Флавий.
И затем они развернули колесницы, и Вариния стояла, с ребенком на руках, наблюдая за ними, как они уезжали в облаках пыли, — наблюдая за ними, пока поворот дороги не скрыл их от нее.
Затем она села у обочины и покормила ребенка. А потом, отправилась по дороге. Это было прекрасное, прохладное летнее утро. Солнце поднималось в чистом, голубом небе и птицы пели, а пчелы перелетали от цветка к цветку, собирая нектар и наполняя воздух своей песней.
Вариния была счастлива. Это не было тем счастьем, которое она знала со Спартаком; но он завещал ей знание жизни и щедрое воздаяние от бытия. Она была жива и свободна, и ее ребенок был жив и свободен; поэтому она была довольна тем, как сложилось все, и с надеждой и ожиданием смотрела в будущее.
II
Вот что произошло с Варинией. Женщина не может жить одна, а в деревне, в которую она пришла, в деревне простых галльских крестьян, она нашла приют у мужчины, чья жена умерла при родах. Возможно, люди знали, что она была беглой рабыней. Это не имело значения. У нее были полные груди, и она дала жизнь еще одному ребенку. Она была хорошей женщиной, и люди любили ее за силу и отзывчивую простоту.
Человек, с которым она сошлась, был простым крестьянином, человеком, который не умел читать и писать, и знал только уроки труда. Он не был Спартаком, но не так уж сильно отличался от Спартака. В жизни он был таким же терпеливым. Он был не в силах гневаться и очень любил своих детей — своего и ребенка, которого Вариния привела ему.
Самой Варинии, он поклонялся, — потому что она пришла к нему издалека и с ее приходом, к нему вернулась жизнь. И со временем она узнала его и вернулись некоторые из ее чувств. Она довольно легко выучила его язык, на Латинской основе со множеством смешанных с ней Галльских слов; она познала их жизнь, которая не так уж отличалась от жизни ее родного племени. Они обрабатывали землю и выращивали урожай. Они предлагали часть урожая своим деревенским богам, а другую часть отдавали сборщику налогов и Риму. Они жили и умирали; они танцевали и пели, плакали и заключали браки, а их жизни соответствовали обычным циклам времен года.
В мире происходили большие перемены, но среди них произошедшие перемены ощущались так медленно, что еще ничего не было разрушено.
Вариния была плодовитой. Каждый год приносил из ее чресл очередного ребенка и у нее было семь детей от мужчины, за которого она вышла замуж, прежде чем она перестала рожать. Молодой Спартак вырос с ними, высокий, сильный и честный, и когда ему было семь лет, она рассказала ему в первый раз о том, кто был его отец, и что совершил его отец. Ее удивило, что он так хорошо понимал. Никто в этой деревне, никогда не слышал имени Спартака. Великие события потрясали землю и проходили мимо этой деревни. И, когда выросли другие дети, три девочки и пятеро мальчиков, Вариния много раз рассказывала историю, — рассказывала, как обычный человек, который был рабом, встал грудью против тирании и угнетения, и как в течение четырех лет могучий Рим дрожал при самом упоминании его имени. Она рассказала им о мрачной шахте, в которой трудился Спартак, она рассказала им о том, как он сражался на Римской арене с ножом в своей руке. Она рассказала им, каким он был нежным, хорошим и добрым, и она никогда не отличала его от простых людей, среди которых она жила. Действительно, когда она рассказала о товарищах Спартака, она выделила бы в качестве примера жителей этой, или одной из таких же деревень. И когда она рассказывала эти истории, ее муж слушал с удивлением и завистью.