Страница 79 из 87
Он не сожалел ни о чем — ни о принятых решениях, ни об убийствах — поскольку делал то, что хотел. Но все было кончено. Карио не желал для себя судьбы Коненоса, он собирался умереть так же, как жил, — одним из истинных Детей Императора.
— Ты обречен, как и я, — с ухмылкой сказал Раваш чогорийцу. — Но схватка, брат мой, была отличная.
Шибан всадил в него кинжал. Клинок, вспыхнув расщепляющим полем, пробил доспех Карио и глубоко вонзился в главное сердце. Обхватив рукоять обеими латными перчатками, Белый Шрам повел оружие вбок и вниз, рассекая грудь префектора до позвоночника.
Рогатая тварь ревела, бешено пытаясь выбраться наружу, но было уже поздно. Сознание Раваша угасало, он рухнул навзничь, и сабля лязгнула о металлическую палубу.
Грохот битвы стих до невнятных отголосков, и перед концом Карио увидел, как мстящие Шрамы идут в, несомненно, победное наступление. Но ничто не могло омрачить его радость.
Зверь внутри завывал, но уже бессильно.
— Непорочный, — прохрипел Раваш на последнем выдохе и оставил сей мир.
«Копье небес» ворвалось в портал, содрогаясь всем корпусом под ударами исполинских сил. Вихрь обладал чем-то вроде гравитации: он жадно тянул каждый звездолет к себе и засасывал, словно зыбучий песок. Уцелевшие корабли Пятого легиона все быстрее неслись в брешь, казались размытыми пятнами от скорости, которой их наделили отнюдь не варп-двигатели.
Мимо них с ревом пролетали стены чистой энергии, что сверкали в ритме ударов сердца, с каждой секундой все стремительнее. Силуэты людей на мостике утратили четкость, их голоса исказились. Далеко позади — уже очень далеко — захлопнулся портал, и за кораблями понеслись новые ударные волны. Флот отчаянно преследовали сжатые дуговые разряды неоново-белых эфирных молний, которые вцеплялись в корму звездолетов, завивались вокруг пылающих сопел и безнадежно пытались схватить беглецов.
До того как закрылись последние варп-ставни, Хан успел заглянуть в кипящее безумие по носу флагмана и мельком рассмотреть сердце бури. Недостижимо далеко впереди вращались и распадались обломки Темного Зеркала. Примарх увидел, как все куски обшивки из черной стали на лету обращаются в пепел.
За ними начиналась сама подвселенная, эфирное пространство, о котором говорил Вейл — stratum рrоfundis, Смятение, Глубинный Варп.
Потом оно исчезло, скрытое от смертных глаз за преградой из свинца, железа и древних глифов, вырезанных техномантами Терры.
«Мы всегда знали, — подумал Хан. — Мы всегда понимали, что для варп-переходов нам нужны тайные символы и знания. Так легко было забыть об этом, сделать вид, что все иначе. Вот что стало первой ошибкой».
О пробоине в корпусе сообщил резкий наклон на правый борт, вызванный толчком куда более мощным, чем обычная варп-турбулентность.
Джагатай взглянул на тактические экраны. Его корабли вытянулись вдаль от флагмана, двигаясь в плотном строю на одинаковой безумной скорости. Вокруг дико стрекотали хроны, непрерывно менялись показания датчиков, плавились и трескались измерители хода. На мигающих дисплеях авгуров Хан увидел, что звездолеты Третьего легиона последовали за ними и взорвались при входе в портал. Их пылающие обломки неслись в общем потоке и постепенно сближались с плазменным выхлопом «Копья небес».
Все девять грозовых пророков и чернокнижник Арвида, что оставались на мостике, прервали обряды прозревания варпа. Наранбаатар, самый могучий шаман после Есугэя, умудренный годами воин с резным эбеновым посохом в руке, с неожиданно напрягшимся лицом посмотрел на высокий потолок отсека.
Послышался шум, словно кто-то проводил стальными шипами по ржавому железу, оставляя глубокие борозды. Со всех сторон купола донеслись оглушительный лязг и скрежет.
Примарх узнал эти звуки. Сколько Хан себя помнил, они пребывали в его снах, услышанные в полете меж вихрей огня и льда, — до того, как он впервые по-настоящему обрел самосознание на Чогорисе.
Тогда те, кто их издавал, тоже пытались прорваться внутрь.
— Слушайте! — крикнул Джагатай, ступая к краю командной площадки. Все лица на мостике повернулись к нему: служителей за штурманскими пультами, офицеров в белых мундирах, легионеров на каждом пересечении рядов и у входов на платформы, провидцев с костяными амулетами и посохами, увенчанными конскими хвостами. — Сейчас мы во владениях богов. Это их дом, и они не потерпят в нем присутствия смертных.
Корпус снова завибрировал под тяжелыми ударами снаружи. В адамантии не возникли трещины, поскольку обитатели эмпиреев старались пробить не слои реальной материи, а психические барьеры техноколдовства, что окружали ее.
— Они идут, желая снова пролить кровь, — сказал Хан своим людям. — Но мы уже достаточно истекли ею, и другие отдали свою, чтобы привести нас сюда, поэтому больше враги ничего не получат!
Первая когтистая лапа прорвалась через внутренний потолок, мерцая подобно гололиту. По мостику растекся резкий, сводящий с ума аромат духов, за которым последовали протяжные вскрики иного мира.
Каган выхватил тальвар. Все воины на мостике подняли клинки. Стучали варп-ставни, стонали варп-двигатели.
— Они жаждут повергнуть нас, потому что мы ведем остальных! — воскликнул Хан, шагая к Арвиде. — Мы не вправе погибнуть!
Еще несколько клешней пробилось внутрь. Эфирный визг достиг лихорадочных высот. Сквозь толщу металла проникли шипастые бичи, что извивались, будто обладая собственным разумом, и внутренние щиты над отсеками мостика — последний слой поля Геллера — раскололись.
— Примем же бой! — взревел Каган, непреклонный пред лицом демонической стаи. — Примем бой здесь! Мы — талскары, сыны Чогориса, и это наше последнее испытание!
Твари ринулись внутрь, вереща и завывая, прокладывая путь для величайшего кошмара. Подобно огромным каплям, они скользили вниз с потолка — рогатые, с изящными конечностями, клешнями вместо рук и раздвоенными копытами.
— До конца времен! — прогремел Хан, готовясь к схватке. — Мы отвергаем тьму!
И все смертные возвысили голоса в ярости и согласии, бесстрашные перед легионом ужасов, что вырывался из цельного металла и тянул к ним когти. Схватив все оружие, оставшееся у них, бойцы рванулись за примархом в битву на корабле, который стремительно углублялся в эфир по заброшенным дорогам.
— Каган! — вскричали они, заглушив вопли эмпиреев. — Орду гамана Джагатай!
Воинства сошлись, и демоны бросились на людей, и закипело сражение на борту «Копья небес», несущегося сквозь недра самого варпа.
Глава двадцать шестая
Арвида не видел демонов, хотя чувствовал их присутствие. Когда твари вторглись на «Копье небес», сознание псайкера было сосредоточено на варпе. Обычные глаза он держал закрытыми, его тело лежало ничком, разум был обращен внутрь себя и, следовательно, к эфиру снаружи.
Ревюэль ждал, что переход запустит изменение плоти, подвигнет искажающий ужас пробудиться и завершить мутацию, но на деле случилось обратное. Как только флагман вошел в разлом, давление в висках Арвиды исчезло, шум в ушах утих, а боль в суставах ослабла. Он не сразу осознал истину: место, в которое они проникли, было защищено от основной массы Смятения. Громадные стены психической материи сдерживали волны варпа, прикрывая весь флот текучим колдовским барьером. Корабли неслись по гигантским туннелям, которые были прорыты в основании имматериума, словно червоточины в самом фундаменте мироздания.
Сознание Ревюэля, избавленное от битвы с деградацией тела, помчалось вперед и обогнало быстрейшие звездолеты. Псайкер видел множество ветвистых путей, что объединялось в умопомрачительно запутанную сеть. Чем дальше он заплывал, тем громаднее становилась эта галактическая паутина каналов и переходов, связанных, пересеченных, обвитых и сплетенных с сотнями других. Человек не мог даже постичь ее, не говоря о том, чтобы построить.