Страница 10 из 13
Время в подземелье текло очень медленно, разбиваясь невидимыми каплями о выложенный камнями пол. Никто ничего не объяснял. Не пришли ни Розалия, ни Эдвард Антоний. Изабелла уже не понимала, что происходит. Если все случилось по желанию Аппия Ворона, то почему ее не отправляют к нему?! Невольница словно находилась посреди безжизненного поля, где не было слышно ни свиста ветра, ни ударов грома. Абсолютная изоляция от внешнего мира.
XIV
Тем временем сенатор Каллон галопом мчался на северо-запад. Охрана с трудом поспевала за ним.
Утром боги не случайно разбудили его раньше обычного. Оставив на ложе спящую Изабеллу, которую он не собирался будить, Эдвард Антоний вышел из покоев, чтобы увидеть, как в дом врывается взмыленный гонец, принесший плохие вести. Его мать, Марцелла Друза, находилась при смерти в Hortis virent (лат. — сады цветут) – одном из загородных имений Каллонов. Неудачно упав и ударившись головой о камень на прогулке, мать то приходила в себя, то вновь теряла сознание. Официальная бумага за подписью врача греческого происхождения Аквиния, проживающего в их загородном доме, подтверждала все сказанное гонцом. Каллону даже не пришло в голову разбудить сестру — мало того, что та до сих пор была в ссоре с матерью после того мезальянса, так еще и повозка Розалии добралась бы до места лишь к вечеру третьего дня.
Через десяток минут после приезда гонца Эдвард Антоний уже находился в седле, мчась во весь опор к матери. Она была высокомерной и чересчур властной матроной, но сын по-своему любил ее и не желал, чтобы боги забрали Марцеллу Друзу раньше, чем он сможет попрощаться с ней и попросить прощения за все ошибки и глупые поступки, коих скопилось немало.
Имение находилось в сутках пути, и Каллону оставалось только молиться богам, чтобы добраться туда вовремя.
XV
Утром следующего дня Изабеллу привели к деревянной платформе на площади и посадили в клетку с железными прутьями. Аппия Ворона, к удивлению рабыни, рядом не наблюдалось, как и хотя бы одного из ее хозяев. Когда обвинитель принялся зачитывать правонарушения Изабеллы, собственности Каллонов, она сама ужаснулась перечисляемым пунктам. Обвиняли девушку в воровстве государственного наследия, замысле против хозяев и желании нанести вред их имуществу. Обвинитель был очень красноречив, он в красках расписал, какой вред представляют для общества и господ бесчестные рабы, о которых хозяин заботится, но в ответ получает только ложь и предательство. Изабелла была согласна, что человек не должен поступать гнусно в ответ на хорошее к себе отношение, только вот она не понимала, когда сумела сотворить так много зла — обмануть Каллонов и даже украсть у них что-то.
Несмотря на раннее утро, народу на суде было много, толпа ревела, поддерживая особо удавшиеся фразы и обороты обвинителя. В Изабеллу снова, как и вчера, летели гнилые фрукты и овощи, как будто граждане республики специально запасались ими, чтобы вдоволь «обласкать» преступников. Кто ближе стоял к клетке — плевал в девушку, иные трясли кулаками, произнося грязные ругательства в адрес обвиняемой.
Наконец все действо подошло к концу. Изабелле осталось услышать только обвинение. Никто не спрашивал у рабы, считает ли она себя виновной или нет — все было решено за нее. Приговор был таков: за воровство государственного имущества, что считалось тягчайшим преступлением, — пятнадцать ударов треххвосткой, плетью из трех ремней с узлами на обмотанных проволокой концах, и последующее сожжение на костре за попытку нанести вред хозяевам. Приговор исполнить немедленно. Толпа выкрикивала слова в поддержку обвинения, и присутствующим было все равно, что совсем скоро в страданиях погибнет невиновная.
Не понимая, что происходит вокруг и какое невероятное сумасшествие охватило людей, Изабелла внимательно рассматривала толпу в надежде увидеть знакомое лицо, которое докажет ей реальность этого мира. Одна из фигур, судя по росту и телосложению — женская, стояла недвижимо, в то время как все что-то кричали и активно выбрасывали правые руки вверх, показывая, что согласны с приговором. Очень медленно рука незнакомки поднялась к голове и отодвинула слои ткани от лица… Это с торжеством улыбалась Алиспина Бальба. Она причина всех бед, поняла Изабелла. Но скрип решетки оборвал мысли рабыни, солдат схватил ее за ошейник — смерть уже ждала. Совсем скоро она, истерзанная и невинно убиенная, окажется в царстве Плутона.
XVI
Чудом держалась на шее разорванная туника, волосы свисали на лицо спутанными колтунами, но все это было уже неважно — палач подносил факел к дровам, разбросанным вокруг основания креста с привязанной на нем Изабеллой. Быстро загорелись тонкие ветки хвороста, лежащие поверх толстых поленьев, взметнулся в чистое голубое небо сноп искр. Рабыня могла только хрипеть от страха, весь свой голос она оставила на предыдущем испытании, во время жестокой порки. До сих пор девушке казалось, что она ощущает струйки крови, стекающие по спине и впитывающиеся в ткань туники где-то на бедрах, хотя кожа на ее лопатках представляла собой сплошное месиво и вряд ли эти предположения были правдивы. Изабелла в который раз повторила себе, что это все уже сейчас неважно. Осталось еще немножко потерпеть, и она превратится в блаженное ничто, перестанет существовать, сгорит, и затем ветер развеет пепел по земле, столь любимой ею.
Уже не было сил смотреть на демонически прекрасное в своей радости лицо Алиспины Бальбы, которая, как видимый одной Изабелле надзиратель, довлела над ее страдающей душой. Наверняка Бальба считала, что рабыня заслуживала всего, происходившего с ней. «Эта душевнобольная иначе и не могла думать», — сквозь испытываемую боль усмехнулась про себя рабыня. Тонкий приятный аромат горящих веток скоро сменится противной вонью от горящей человеческой плоти — Изабелла пожалела, что не сможет зажать нос пальцами.
Рабыня все сильнее чувствовала жар от разгорающегося костра. Тем временем непрошеные мысли о Каллоне заполонили ее сознание — как первый раз увидела его, услышала властный зов; как он нуждался в ее голосе перед сном. Как поцеловал, подарив чудесные воспоминания на всю оставшуюся жизнь. Изабелла даже и не пыталась спрашивать богов о том, почему он не пришел хотя бы проститься. Чем она была для него? Только лишь вещью, дарящей покой?
В воздухе стал ощущаться запах дыма, видимо, в огонь попали листья. Рабыня начала жадно вдыхать его, надеясь потерять сознание или каким-то образом опьянеть, чтобы облегчить своему телу предстоящие страшные боли. И помогло! В голове возник шум, мысли потекли вяло, Изабелла порадовалась пришедшей так вовремя идее. Крики людей, шипение огня — все слилось в один монотонный гул, спасительного дыма стало больше, и осужденная вдохнула глубже еще раз и еще. Голова стала легкой, ей показалось, что земля перевернулась — она уже не понимала, где верх, где низ. Плавное покачивание, какое-то бормотание рядом и… тишина.
XVII
К вечеру того же дня, когда Эдвард Антоний узнал о случившемся с матерью, он подъезжал к mutatio – выкрашенному в красный цвет зданию постоялого двора, чтобы сменить лошадей и, перекусив по-быстрому, вновь отправиться в путь. Три почтовые станции встретились ему на дороге, но сенатор посчитал лишней тратой времени останавливаться там.
Пока рабы подготавливали новых лошадей для Каллона и его охраны, к сенатору подбежал учтивый трактирщик, узнавший о том, какой высокий гость посетил его заведение. Эдвард Антоний приказал пополнить запасы воды и еды и организовать небольшой ужин для себя и сопровождающих. Хотя его мысли были заняты только переживаниями о матери, он понимал, что ему и его людям необходимо подкрепиться. Когда Каллон добрался до харчевни, стол уже был накрыт. Присев, он, не желая тратить на ужин много времени, принялся за жареную куропатку вприкуску с сыром и хлебом. Покончив с едой, сенатор уже прикидывал, через сколько часов доберется до места, когда к его столу кто-то подошел.