Страница 4 из 177
— Ну? — заметив постороннего, крикнула женщина. Швырнув скамейку туда же, где лежал подойник, она вы терла руки полотенцем и подошла поближе.
— Ну? — зло выдохнула она и подбоченилась.
— Здравствуйте, — спокойно сказал мужчина. — Крестьянке следовало бы знать, что если со скотиной обращаться ласково…
— Ясно! — с раздражением прервала его женщина. — То молоко из вымени само потечет в подойник, можно рук и не прикладывать!
— Почему бы ему и не потечь. Вы, очевидно, привели вашу скотину прямиком из английской нижней палаты! — усмехнулся мужчина.
Женщина что-то пробормотала и, повернувшись спиной, направилась по проходу в дальний конец хлева. Похлопав каждую из коров по боку, она наградила тумаком бурокрасного быка, стоящего в ряду последним, и тот сердито засопел. Еще раз хлопнув быка, женщина сказала ему:
— Ну, Мадис, не отвязать ли тебя — в хлеву станет просторнее.
Бык как будто понял, согнул шею и стал ворошить ногой солому. Женщина торжествующе рассмеялась.
— Хожу с ним иногда погулять, — объявила она. — Мадис у меня как пес. Отличный злой бык, никто и близко не подойдет. Не так давно волостное начальство приезжало проверить количество скота, ну, я улучила момент, когда господа рылись в портфеле, и выпустила Мадиса. Мужчины, словно высевки, полетели через забор, какой-то негодяй сломал жердь. Что поделаешь, недосуг им тренироваться в прыжках, изо дня в день разъезжают да вынюхивают. Считают, что раз все граждане записаны в церковную книгу, так пусть будет записана и вся скотина. Скоро захотят получать мясо и шерсть с собак и кошек.
— Так ни с чем и ушли? — полюбопытствовал мужчина.
— Сколько можно трястись за забором? Я едва удержалась от смеха и так жалобно говорю: мой-де злой бык вырвался, что тут будешь делать. Потом коровы мычали от благодарности, а свинья хрюкала от удовольствия, что Мадис спас их от бойни.
Женщина не отошла от быка, пожалуй, она даже придвинулась поближе к ревущему животному, готовая в любую минуту спустить его с привязи.
Мужчина понял, что женщина угрожает ему, приняв, видимо, за какое-то должностное лицо. Он от души расхохотался и, больной ногой волоча за собой пучок соломы, подошел к женщине.
Она широко раскрыла глаза от удивления, когда мужчина положил руку на спину быка, погладил его против шерсти и потрогал страшное животное за рога.
— Надо бы подпилить, — деловито заметил мужчина. — И не мешало бы продеть в нос кольцо.
Женщина взяла в руки цепь, которой был привязан Мадис.
— Хотел попроситься на ночлег, — сказал мужчина, объясняя причину своего появления.
— Ах вот оно что, — вздохнула женщина, видимо устав от собственной резкости.
— Да, только это, — заверил мужчина.
— Кто? Откуда? Зачем? — тихо спросила женщина.
— Слишком много вопросов сразу, — улыбнулся мужчина. — Может, когда-нибудь в другой раз выдастся время рассказать биографию.
— На ночлег? — пробормотала женщина. — Что ж, идите в ригу. Только папиросы и спички, если они у вас есть, оставьте мне на хранение. В Лаурисоо какие-то бродяги спалили сарай.
— У меня за воротами лошадь.
— Пустите на выгон, вон там, за конюшней, где две березы.
— Разрешите, я расплачусь заранее, — предложил мужчина, выуживая из внутреннего кармана кошелек. — Очевидно, как рассветет, тронусь дальше.
— Немецкие марки! — с презрением бросила женщина. — Я насадила их на гвоздь в отхожем месте. Только никто не пользуется, чересчур жесткие.
Мужчина смутился.
Женщина шумно прошла мимо него, взяла чистый подойник и поставила на место скамеечку. Обтерев полотенцем вымя криворогой коровы, женщина вновь принялась за прерванную дойку. Молочные струйки журча полились в ведро.
— Один человек из нашей деревни, — начала женщина, надавливая на соски, — давно мечтал разбогатеть. В эстонское время, уже перед самым концом, когда были созданы базы и обстановка осложнилась, положил в банк солидную пачку крон. До этого собирал десятки дома, одну к другой складывал хрустящие бумажки в библию. Ну так вот, кроны эти пропали. Но ведь известно, что эстонское упрямство крепче можжевелового дерева — мужичок тот головы не повесил, нюни не распустил, стал копить рубли. Так влюбился в русские денежки, что даже начал молиться на красных. Позже, когда под барабанный бой явились «исторические друзья» эстонского крестьянства, на эти деньги ни черта нельзя было купить! Мужичок без конца бегал в волостное правление, кланялся и просил, чтобы господа выдали ему разрешение на покупку молотильного агрегата. Но и смерть не возьмет там, где брать нечего. За три года выделили на волость одни конные грабли, чтобы было чем убрать урожай. И достались эти грабли теще полицейского в благодарность за хорошего зятя. В нашего же богатея вселился такой бес накопления, что начал он поклоняться немецкому орлу. Говорят, в амбаре у него был полный сундук марок, правда, мыши как будто прогрызли дно и немного подъели их с одного бока, но это дела не меняет. Так и так эту дрянь придется выкидывать в печь, чтобы снова освободить место для русских рублей. А долго ли они продержатся, того и гляди, появится белый корабль, тогда что может быть лучше английских фунтов. Вдруг какой-нибудь бывший банкир с голоду вздумает обменять свои стерлинги на сало?
— Да, — заметил мужчина. — Эстонцу здорово досталось с этими деньгами. Золотые рубли, керенки, оберосты, марки, кроны, червонцы и снова марки — название денег и то легко можно перепутать.
— Вот видите, — вздохнула женщина.
— Хорошо, но как же мне все-таки расплатиться с вами? — спросил мужчина и подумал: «Сохрани меня бог остаться в долгу у такой ехидны».
Женщина встала, взяла в руку подойник и широким шагом прошла мимо мужчины.
Он смотрел ей вслед через открытую дверь. Женщина, возраст которой невозможно было определить, выйдя во двор, залитый вечерним солнцем, вдруг словно распрямилась и стала похожа на красивую девушку. Постолы и длинные шерстяные носки ничуть не делали ее неуклюжей. Держа подойник высоко над бидоном, она стояла у колодца в светлом платке, повязанном на затылке, в одном платье, хотя было уже прохладно. Пенящееся молоко ровной белой струей лилось на цедилку. Когда, закончив свои дела, женщина вернулась в хлев, следом за ней приплелся неизвестно откуда вынырнувший горделивый полосатый кот.
Мужчина подался вперед, чтобы заглянуть женщине в лицо.
Он успел лишь заметить продолговатые золотисто-карие глаза. Женщина сразу же исчезла среди коров.
— Только труд и еда еще в цене, — заметила она и выдавила первую струйку из каждого соска коровы прямо в открытый рот коту, сидевшему у скамеечки.
— Отличные у вас звери, — похвалил мужчина и посмотрел на кота, который, шмыгнув в проход, стал себя вылизывать.
— Породистые, — удовлетворенно хмыкнула женщина и слегка отодвинулась, чтобы корова не угодила ей хвостом в лицо.
— Вас тут много на хуторе? — решился спросить мужчина.
— Какое там! — презрительно бросила женщина. — Двое немощных от старости, один немощный по молодости. И я.
Чувствовалось, что о ком-то она умолчала.
— Я тут наподобие «сити» большого города. Мозговой трест, банк с бочкой свинины в амбаре, министр земледелия, который так внезапно поднялся на высокий пост, что вынужден по ночам читать про севообороты и яровые. Одновременно я и биржа труда, которая среди полуголодных недотеп выискивает наиболее расторопных. Организатор, координатор, молочный сепаратор с ложкой и маслобойкой! — на одном дыхании выпалила женщина.
Оба рассмеялись.
— Если так — то честь и хвала вам, — выразил свое одобрение мужчина. — Правда, не мешало бы побелить хлев. Но навоз вывезен, зимняя солома сложена в стог за ригой. Неплохо по нынешним временам.
— У меня хорошие помощники — бык Мадис и баран Купидон.
— Откуда такое имя? — удивился мужчина.
— Придумала. До меня здесь половина животных не имела имен.
— До вас? — мужчине захотелось узнать побольше.