Страница 6 из 12
Видимо, построенная с тем же, ныне утраченным мастерством, как и стены города там, по другу сторону хребта, башня оказалась попросту не по зубам разрушителям крепости. Совладав лишь со внешними стенами, они решили попросту сделать её максимально непригодной для использования, и заложили проход туда камнем. Возможно даже - и на всю глубину первого этажа. Башню всё ещё можно было вернуть к первоначальному виду, но это потребовало бы громадных усилий, что, с очевидностью, лишало всякой возможности занять её внезапных наскоком. Судя по основательности подхода, тут явно потрудились отщепенцы. Но, во сяком случае, из увиденного следовал тот очевидный вывод, что они вовсе не собирались, в обозримом времени, укореняться здесь, по эту сторону гор. Иначе они попросту оставили бы здесь, в крепости, стражу. Это поселило во Владиславе надежду на то, что и там, внизу, он уже вовсе не рискует наткнуться на их разъезды.
Убедившись в том, что ночёвка в башне ему не светит, он начал обходить двор в поисках хоть какого-нибудь убежища на ночь. Разрушители потрудились здесь вполне основательно - всё, что они смогли снести и сжечь внутри, они не преминули уничтожить до основания. Но там, где когда-то были ворота в стене крепости, слева от прохода, он обнаружил уцелевшей небольшую одноэтажную караулку серого камня, грубой кладки, неоштукатуренную и с плоской, покатой крышей, крытой свинцовой черепицей.
Видимо, работавшие здесь какое-то время, и поэтому нуждавшиеся во временном пристанище, по использовании, то ли не сочли её оборонным сооружением, заслуживающим уничтожения, то ли попросту поленились заняться ею в последний момент перед уходом.
Два окна, бывшие там лишь на лицевой стороне, обращённой к проходу в воротах, были наглухо законопачены крашенными в чёрное железным ставнями - складывалось впечатление, что разрушавшие крепость там лишь ночевали, и открывать их не видели для себя ни малейшей необходимости. Свободно проникнув в лишь прикрытую, также крашеного чёрного железа одностворчатую дверь, Владислав обнаружил там стоящие по стенам двухэтажные, грубо сколоченные нары, оставшиеся тут, видимо, ещё от орочьей стажи, грубый стол с несколькими, такой же грубой работы табуретами посредине, и у задней стены - огромный погасший очаг с прямым дымоходом, с обоих сторон окружённый деревянными же стойками для оружия, сейчас совершенно пустыми.
Грязи, свойственной всякому орочьему обиталищу, тут не наблюдалось вовсе, видимо - последние постояльцы привели здесь всё в порядок, и основательно вычистили караулку, прежде чем её занять. Не было на нарах и тюфяков - орчьи те видимо сразу же сожгли, вместе с наверняка кишевшими там насекомыми, а свои - забрали с собой, уезжая.
Тщательно затворив дверь за собою, Владислав с облегчением обнаружил на ней внутри мощный запор, и тут же с грохотом его задвинул. Только лишь сделав это он почувствовал себя, наконец, в более-менее относительной безопасности. У камина была свалена груда колотых деревянных обломков - то ли мебели, то ли деревянных балок с разрушенных строений. Продрогший до самых костей Владислав тут же и завалил весь очаг этими обломками, и сунул в самую средину их уже почти догоревший факел. Сухое дерево вспыхнуло моментально, и он, скинув мешок и перевязь на ближайший топчан, присел на корточки перед очагом, зябко ловя расходящееся от него тепло раскрытыми ладонями.
Как только он немного согрелся, на него тут же навалились невероятная усталость, и совершенно необоримая сонливость. Он вяло пожевал сухарь с мясом - горячего сделать было попросту не с чего, а заваривать чай у его уже не осталось совершенно никаких сил, и тут же повалился на один из нижних топчанов, завернувшись в плащ, и сунув себе под голову полено покрупнее. Заснул он почти моментально - настолько его вымотал прошедший подъём, хотя лежать на голых досках, после тех удобств, к которым он привык за последнее время, было и совершенно тоскливо.
Выбросило же его внезапно из этого сладкого сна вдруг нашедшее на него чувство запредельной, чётко ощутимой и совершенно однозначной смертельной опасности. Распахнув глаза, он долго, напряженно вслушивался в царящую вокруг тьму - судя по всему стоял самый глухой час ночи. В очаге дотлевали прогоревшие дрова, и язычки пламени, неслышно пробегая по рассыпающемуся в серый пепел дереву, бросали неяркие блики в глубину комнаты. Снаружи же - пугающе отчётливо, слышался какой-то непрерывный шорох и постукивания, словно бы там непрестанно пробегало по камням множество лап, оканчивающихся то ли когтями, то ли острыми копытцами. Время ото времени что-то скребло в двери - словно бы их пытались выцарапать из проёма.
С ужасом осознав, что оттуда, снаружи, кто-то пробует проникнуть в караулку, Владислав панически слетел с кровати, ухватив ножны левой рукой, правой выдернул из них меч, и как был - босиком, кинулся к двери, и застыл у неё, напряжённо прислушиваясь к происходящему там, за нею.
Сон у него словно рукою сняло - моментально. Всё тело буквально ломило от вчерашнего подъёма, так что любое мускульное усилие давалась ему нелегко - с острой болью. Но сознание работало ясно, и он сразу понял, что там, за дверью - скорее всего какое-то большое животное - одно, или несколько. Это его чуть успокоило - железная дверь и ставни, в этом случае, представлялись ему вполне надёжным укрытием. Потом он почувствовал, что сквозь щели в помещение проникает снаружи совершенно отвратительный, тошнотворный запах. И тут же вспомнил, что именно этим запахом был буквально пропитан воздух в том ужасном скальном проходе, который ему пришлось столь недавно миновать на пути сюда. Тут перед глазами у него буквально всплыла колышущаяся, в багровом отсвете факела, кошмарно гигантская паутина, и его едва не вытошнило от страха и отвращения.
Вытянувшись, весь дрожа от напряжения, и буквально всем телом ощущая ледяной холод каменной плиты под голыми ступнями, он всё стоял, и всё вслушивался в это жуткое скребение и постукивание. Сколько времени прошло в этом стоянии он потом никогда так и не мог отчётливо припомнить. Но, постепенно, он всё же начал потихоньку успокаиваться. Добротная железная дверь, совершенно очевидно, вовсе не собиралась поддаваться прикладываемым к ею снаружи усилиям - она открывалась наружу, и выдавить её было почти невозможно, а выцарапать из проёма было бы непросто даже пользуясь осадными орудиями.
Когда стоять на ледяном полу стало уже совершенно невмоготу, он, всё же, таки вернулся к топчану, влез на него с ногами, и закутал совершенно окоченевшие ступни в полу плаща. В уже хорошо протопленном помещении было, в общем-то, не так уж и холодно, хотя, понятное дело, заледеневшие стены так и не смогли, за это время, хоть сколь-нибудь заметно прогреться. Тут он сообразил, наконец, снова навалить в очаг обломков сухого дерева. Пламя с готовностью тут же и полыхнуло, осветив всё вокруг багровыми отблесками, но на существо, или же существа за дверью это не оказало никакого заметного влияния. Попытки проникнуть внутрь караулки всё длились и длились, невзирая на их очевидную бесплодность. Но то, что было снаружи, видимо, не умело останавливаться, и в этих действиях отчётливо просматривалась та, совершенно тупая механистичность, которая свойственна, скорей уж, насекомым, нежели высшим животным. И это соображение отнюдь не добавило Владиславу спокойствия.
Однако же тяжкая усталость таки постепенно брала своё, и он начал, время ото времени, проваливаться в чёрное забытье на всё большие и большие промежутки времени, лишь вскидываясь моментально всякий раз, когда шум от усилий проникнуть внутрь вдруг становился чуть более громким и настойчивым.
Этот непрерывно длящийся кошмар закончился лишь когда первые лучи рассвета проникли в комнату сквозь щели в ставнях. Погружённый в провал очередного дремотного оцепенения Владислав так и не уловил самого этого момента, а лишь, вскинувшись очередной раз из забытья, с облегчением отметил, что снаружи, вроде бы, воцарилась, наконец, полная тишина.