Страница 8 из 13
– Потому что спят. А спят, потому что выпили. А выпили, потому что суббота. А на площадке, потому что по привычке.
– С ума сойти! – сказал я, поражаясь красоте этой совершенной логической конструкции.
– Добро пожаловать в бар «Ни-Ни»!
– Бар? – переспросил я, удивленный до невозможности. – Здесь что, наливают? Кто вы? Как вас зовут? И вообще, сколько Вас?
– Слишком много вопросов, – произнес ДРУГОЙ женский голос, мягкий, но еще более настойчивый. – Ну почему мужчины всегда предпочитают задавать вопросы, вместо того чтобы просто делать дело, например, взять в руку фужер. Держите. Меня зовут Никто! А мою подругу – Никак.
И она передала мне два тяжелых бокала. Один из них я, нащупав чьи-то пальцы, отдал Геннадию.
Вместе с выпивкой к нему перешла и инициатива.
– Ну, вздрогнули, – в кромешной тьме произнес он гундосым баском церковного дьячка. – За встречу!
Мы опорожнили хрусталь. В нем было превосходное виски
Благословенное тепло разлилось по венам и артериям наших продрогших тел. Несмотря на мрак, мир вокруг сразу стал выглядеть заметно лучше.
Генка решил поддержать разговор.
– Моя фамилия Спагетти, – продолжил он. – А этот темный друг мой – Бульба. Вы – богатая выпивка, мы – бедная закуска. У нас нет денег, и боюсь, мы не сможем с вами расплатиться.
– Зачем нам Ваши деньги, господин Спагетти? – игриво возмутилась Никто. – В нашем баре расплачиваются интересными историями. О том, например, почему такие хорошие парни, к тому же, судя по фамилиям, иностранцы(!), бродят вечером без девушек в одиночестве?
– Откуда вам известно, что мы хорошие?
– Это же так банально, – вздохнула Никто. – За вами гнались плохие собаки.
– Ну и что?
– Хорошие девочки гоняются за плохими мальчиками, хорошие мальчики за плохими девочками, плохие девочки за хорошими мальчиками. Раз за вами гнались плохие собаки, значит вы хорошие! – выпалила на одном дыхании моя невидимая собеседница.
Против женской логики всегда трудно возражать. И я не стал.
– Мы поспорили с… неважно. В общем, поспорили и идем по делу. Только вперед.
Тут я запнулся, потому что афишировать события личной жизни друга не хотелось, а иные интересные истории никак не приходили на ум. Ситуацию спас Геннадий.
– Историю интересную, говорите, – хмыкнул Генка. – Да пожалуйста! На Галапагосских островах (это множество крошечных кусочков суши, целый архипелаг, затерянный в бескрайних просторах океана) среди кокосовых пальм и бамбуковых рощ живут сумчатые землеройки. Маленькие серые зверьки, похожие на мышей – воодушевленно начал он. – Хищников там нет, насекомых, зерна и фруктов в избытке, и землеройки отлично размножаются.
На этой фразе наши собеседницы прыснули смешком, но Генка уверенно продолжал.
– Острова те низкие и болотистые, некоторые в сезон дождей полностью заливает водой. И что же придумали землеройки, чтобы спастись? Не поверите! – торжественно заключил Геннадий. – Они роют ход на соседний остров! Иногда несколько километров под дном океана, благо акватория прибрежная и глубина небольшая. И, когда вода начинает заливать их дом, они по туннелю смываются к соседям. Но на другом острове полно своих, местных землероек. И, чтобы их приняли на временный постой, наши землеройки несут с собой кучу еды, угощая хозяев. Потому и говорю я Вам, девчонки, про закуску, что даже мыши австралийские ходят в гости с подарками, а мы с Андрюхой, увы, угостить ничем не можем, и совесть терзает нас невыносимо, – закончил он пафосно свою длинную тираду.
История девицам понравилась, и нам, заслуженно, налили по второй. Вот и говорите после этого о бесполезности посещения библиотек. Время неумолимо бежало, и наконец пришла пора оставить и этот гостеприимный приют. Вволю поговорив и согревшись, в прекрасном настроении собрались мы в путь, но невидимые нимфы сделали попытку продлить вечеринку в темноте:
– Может, вам не надо до начала Московского? Может, достаточно до начала улицы Глеба Успенского? Тут рядом, за углом поворачиваете налево, сто метров и… ага, тупик. Потом возвращайтесь, еще поболтаем.
– Предложение заманчивое, да и Успенского знаю, вроде бы именно он про Простоквашино написал, – сказал я, немного попутав фамилии. – Кот мне там очень нравится, полосатый. Матроскин зовут. Но нам не надо налево, нам не надо в тупик, да, Генри?
– Да, – сказал он мрачно, – нам надо дойти. И нельзя возвращаться.
Так мы и не увидели лиц своих собеседниц, хозяек бара «Ни-Ни». Встретим на улице – не узнаем. Обидно.
Глава Триумфальная
Мы шли по трамвайным путям к величественному сооружению цвета морской волны, которое мой когда-то отягощенный двумя курсами архитектурно-строительного университета мозг описал бы как арку, состоящую из шести пар дорических колонн, увенчанных высоким аттиком с вязью из золотых букв, и, конечно, какими-то загадочными фигурами на фризе.
– Ну, а это горгульи? – с надеждой спросил Генка.
Я опять его разочаровал.
– Это тридцать гениев победы, выполненных в аллегорическом образе крылатых дев.
– Блин, – расстроился Геннадий. – Дрон, увидишь горгулью, скажи мне!
– Хорошо, – пообещал я, твердо зная, что до конца Московского проспекта не встречу ни одной, а там – как повезёт.
И, довольный, я огляделся.
Окружающая обстановка была достойна пера Тита Ливия. Слева, за столиками стеклянного кафе, пили пенный ячменный напиток приехавшие на завтрашнюю битву фанаты столичного гладиатора Спартака. Длинноногие томные матроны в коротких туниках, рискуя подмерзнуть, направлялись от метро к ночному клубу «Папанин». Патриции – иностранцы восхищенно глядели на них с верхних этажей только что выстроенного отеля «Холидей Инн», легкий запах штукатурки, извести и краски от которого еще не выветрился. А патриции местные, по привычке ни на кого не глядя, в сопровождении верховых центурионов с проблесковыми маячками, поворачивая с Лиговского, на породистых черных немецких кобылках неслись по крайней свободной полосе, спеша в аэропорт.
– Андрюха, я пешком дошел до Московских ворот, мы одолели уже две трети пути! – восторженно произнес мой приятель. – Сам в это не могу поверить!
– Может, пройдешь через них, через ворота? Ты заслужил этот триумф. Честно говоря, не надеялся дойти с тобой пешком так далеко.
– А ты?
– А я пока не заработал.
– Ага, только спас мою никчемную жизнь, – беззлобно ухмыльнулся Генка, соглашаясь по сути с моим предложением.
– Подожди, Генри, – сказал я. – Такой момент! Надо, чтобы ты выглядел достойно, и история запечатлела тебя в самой себе.
И я нарвал прошлогодней соломы, торчавшей повсюду из клумб вокруг, и, скомкав ее как попало, водрузил на голову приятеля, а затем отошел шагов на тридцать, чтобы узреть всю картину целиком.
Пейзаж оказался прекрасен. Бодро чеканя строевой шаг, маршировали за предводителем суровые призрачные легионы. За ними невидимые лошади тянули незримые повозки с богатыми трофеями. По правой стороне, рядом с остроугольным домом № 110, новобранцы у Московского райвоенкомата завидовали нам и рвались в бой. Их глаза горели то ли жаждой добычи, то ли желанием выспаться. Небо тоже было на нашей стороне. Тучи впереди неожиданно расступились. Золоченый шпиль Адмиралтейства, вдруг отчетливо проявившийся в голубой и розовой дали, поймал отблеск последних лучей заходящего солнца и, словно прожектор из лазерного шоу на арене Колизея, высветил величавую фигуру моего героя. И казалось, будто сквозь вытянутую дыру в высоких, но плотных облаках, любопытствуя, глядели на нас загадочные римские боги. Марс, окидывая взглядом дистанцию пройденного марш-броска, одобрительно кивал головой. Бахус, непонятно почему, веселился и хлопал в ладоши. Меркурий, видимо зная содержимое наших карманов, сочувственно цокал языком, а по щеке Венеры стекала нескупая женская слеза.
Завоеватель Галлии и главный фотограф загса № 4, покоритель Дакии и родительской дачи в Вырице, хозяин Фригии и оранжевого «Форестера», властелин Египта и друг Сфинкса с набережной Невы, в лавровом венке из засохших настурций и пионов торжественно, с гордо поднятой головой, вступал Гай Юлий Генрих в Московскую Триумфальную арку.