Страница 6 из 12
Первые поселенцы на берегу Москвы-реки, понятно, не испытывали недостатка в воде. Но постепенно поселение росло, жилые дома все больше удалялись от реки. Возникла необходимость в колодцах. Старые переписные книги Москвы сообщают, что колодцы стояли прямо в усадьбах, и москвичи преуспели в подземном мастерстве. Колодцы с журавлями видны на Петровом чертеже – первом известном плане столицы, который нашли среди бумаг Петра I.
Средневековые жители относились к своему дому как к крепости, и для каждого такого укрепленного домостроя полагался свой независимый источник воды. Но даже зажиточные москвичи не всегда могли позволить себе иметь при дворе колодец. Однажды археологи раскопали два частокола. Мощные бревна навели некоторых на мысль, что это остатки укреплений Великого посада. Оказалось, что такими заборами отгородились друг от друга два соседа. Но волей-неволей им приходилось общаться друг с другом: между частоколами археологи обнаружили остатки небольшого колодца, закрепленного не обычным срубом, а вертикально вбитыми березовыми горбылями. Так что многие горожане владели колодцами как бы на правах пайщиков; на это указывают и позднейшие переписи московских дворов, любопытны записи о принадлежности к усадьбе «полколодца».
С XV в. за Яузой стали образовываться «выселки», где селились в основном гончары. Гончарное производство связано с огнем, для него нужны песок, глина и, конечно же, вода. Ее вроде бы хватало в Москве-реке и Яузе, но гончары строили и колодцы, чтобы вода была всегда под рукой. Трудно представить себе усадьбу жителя Гончарной слободы с добротным пятистенным еловым домом, мастерской с погребом и подвалом, горном под навесом и – без колодца.
Но в Москве же было и много общественных колодцев. Располагались они обычно на площадях, перекрестках, возле церквей. Около них всегда было людно, шумно, здесь можно было узнать последние новости, поделиться впечатлениями о приезде в столицу заморского посла. Наиболее приметные из колодцев, уводящих вглубь земли, упоминаются в летописях, служат ориентиром для путешественников. Из летописных источников известно, что общественный питьевой колодец стоял на площади возле Троицкого моста. В 1471 г. великий князь Иван III, возвращаясь из Новгорода по улице Воздвиженке, был встречен духовенством «только с мосту большого сошед до кладезя площадного близ церкви».
На планах Москвы середины XVII в., которых немало в Музее воды, отчетливо видны традиционные колодезные журавли. Но странно, почему они нависают над Москвой-рекой и Яузой? Оказывается, с помощью рычагов из рек поднимали воду для банных нужд. Но особо ценилась грунтовая вода из колодцев. Поэтому при каждой бане старались вырыть свой источник. Банные колодцы показаны на чертежах и планах – четыре колодца в Замоскворечье, два у Варваринских ворот, колодцы у Яузских ворот и на месте нынешней площади Лубянки (бывшей Дзержинского).
Москва часто страдала от пожаров. Особенно туго приходилось жителям отдаленных от рек районов. В 1736 г. был издан указ об устройстве на больших улицах противопожарных колодцев с покрытием на расстоянии 100 саженей один от другого и с двумя насосами при каждом. Случалось, жители во время пожаров прятались в колодцах, забираясь в шахте поглубже под землю.
У каждого московского колодца своя история и родословная. Сооружением этих шахт по добыче воды ведал Пушкарский приказ, при котором содержался целый штат колодезников. В одной из грамот 1673 г. говорится «о посылке из Москвы колодезника Михаила Максимова для вырытия в Романовском кремле колодца». При этом романовскому воеводе дается подробный наказ: «И ты бы велел ему колодезь на Романове выкопать, где пригоже… и ушаты, и ведра, и шайки, и веревки, и всякие запасы, что к тому делу надобно, велел имать в рядах у торговых людей, а корму ему Мишке велел давать в деловые дни по шти (шести) денег на день, изо всяких доходов съезжей избы, и колодезное дело велел ему делать тотчас без всякого мотчания и гулять ему не давать, и того над ним велел смотреть почасту, чтобы он у того колодезного дела был безпрестани и чтоб в колодезе вода была свежа и чиста, чтоб в городе в осадное время всяким людем водою было нескудно, а как колодезное дело сделают, и ты б ведра, и ушаты, и шайки, и веревки, и всякие запасы, которые к тому колодезному делу будут взяты, велел отдать тем же людям, у которых взяты будут».
Мастерство московских колодезников и землепроходчиков ценилось в то время высоко. В них нуждались даже в далекой Сибири. В 1685 г. помощник воеводы направил в Москву прошение о посылке в Якутский острог колодезного мастера. Кроме «трубных» мастеров, специализировавшихся на рытье и строительстве колодцев, при Пушкарском приказе были и мастера водовзводного дела. История сохранила для нас имя некоего Данилы Селиверстова, который из двух глубоких колодцев у Симонова монастыря попытался поднять воду на высоту до двадцати метров, но потерпел неудачу. Более сметливыми оказались другие мастера. До наших дней в Коломенском сохранились Дьяковские водяные ворота, над которыми возвышается водовзводная башня. Во второй половине XVII в. мастер Петр Высоцкий установил в башне механизм подачи воды в хозяйственные помещения Коломенского дворца…
Кувшин добра человека…
Археологи находят все новые и новые колодцы на территории Москвы. Они часто натыкаются на них в самых неожиданных местах. Каждый тщательно и кропотливо исследованный ими древний подземный сруб приводит к новым открытиям, дополняющим представления этнографов об обычаях, традициях, быте горожан средневековой Москвы.
В Музее истории и реконструкции Москвы (сейчас он переведен с Новой площади, у Китай-города, в здание Провиантских складов на Зубовском бульваре по Садовому кольцу, метро «Парк культуры») хранится древний кувшин. На нем надпись: «Кувшин добра человека Григория Офонасьева». Кто этот добрый человек, которому принадлежал кувшин? Какое он имеет отношение к московским колодцам? «Книга об устройстве торговых городских рядов» 1626 г. сообщает о торговце Гришке Офонасьеве, который имел свою лавку в Китай-городе. Скорее всего, он и был владельцем сосуда, обнаруженного в Казарменном переулке. На другом кувшине, который нашли в колодце в Зарядье, выцарапано «Федорин кувшин». Вероятно, и Григорий, и Федор, да и другие владельцы кувшинов очень ревниво относились к посуде, с которой их домочадцы ходили за водой.
Кувшины встречаются во многих колодцах, их обнаружили под московской землей уже более ста лет. В Зарядье раскопали колодец из сорока шести венцов. До пяти метров колодезный ствол шел вертикально, а дальше расходился в виде пирамиды. На дне лежали четырнадцать кувшинов и шест с зарубкой на одном конце и двумя гвоздями на другом. Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сложить, говорили раньше в народе.
На колодец в районе Китай-города строители метрополитена наткнулись зимой. Археологи днем и ночью дежурили под землей, все время были начеку, поэтому почти сразу же приступили к раскопкам. Морозы в ту пору стояли жуткие. Кувшины приходилось вытаивать из мерзлоты паяльными лампами. Когда добрались до четырнадцатиметровой глубины, насчитали сорок сосудов. Долго потом вспоминали об этих находках.
В середине XVII в. в районе нынешней Пушкинской площади был основан Страстной девичий монастырь. В монастырском срубном колодце был обнаружен стеклянный флакон со штампом «Святая вода Страстного монастыря». В колодце на Тургеневской площади археологи нашли внушительных размеров топор. Кто-то даже предположил, что это орудие палача, но оказался обычный мясницкий инструмент. В колодце-тайнике под Арсенальной башней ученые наткнулись на ядра, шлемы, стремена…
Столица росла, и наряду с использованием колодезной воды на территории Москвы стали искать другие источники водоснабжения. В 1779 г. Екатерина II приказала «…генерал-порутчику Бауру произвести в действие водяные работы для пользования первопрестольного нашего града Москвы». Баур остановил свой выбор на мытищинских ключах, чистых и обильных. Осенью 1804 г. мытищинский водопровод был введен в действие. По этому поводу «Вестник Европы» писал: «Сия вода, чистая и прозрачная, эта первая после воздуха потребность жизни проведена в столицу из мытищинских колодцев». В конце XIX в. вместо малонадежных деревянных над ключами были пробурены трубчатые или, как их тогда называли, бруклинские колодцы.