Страница 93 из 108
Вот пройдусь я по бульвару по Тверскому,
Холод трубки телефонной растоплю.
Треску в проводе и голосу чужому
Имя той скажу, которую люблю.
Подойдёт. И ни о чём не вспоминая,
Не жалея, не ревнуя, не виня,
Я спрошу её: «Любимая, родная,
Хорошо тебе живется без меня?»
Владимир Соколов
Эдвард
Небо надо мной было ясным. Я прекрасно видел в темноте, как оно искрилось от звёзд, некоторые из них сверкали синим, другие — жёлтым. Светила выглядели величественно, образовывая водоворот образов в чёрном космосе — необыкновенное зрелище. Исключительная красота, которая совершенно не могла занять мои мысли…
Таня полулежала рядом со мной на снегу и посыпала мою голову ворохом остроконечных снежинок, как если бы они были песчинками. От низкой температуры нашей кожи они даже не таяли.
— Я тебе не мешаю думать о ней? — бессмертная красавица смахнула белое крошево с моих волос и попыталась разгладить межбровную складку.
Грустно усмехнувшись, перехватил её руки, прежде чем она смогла бы коснуться моего лица. Глупый вопрос. Даже я не смог помешать себе думать о девушке, к которой тянуло со страшной силой. Всё, что мне оставалось, так это бороться с собственным эгоизмом и устало смотреть на вампиршу, отстранённо пытаясь понять, почему она здесь.
— Возможно, потому что у тебя такой вид, как будто ты сейчас встанешь и попытаешься сделать харакири одной из этих милых елей, сосен и осин?
Кажется, задумавшись, я спросил Таню вслух…
— Дерево не сможет причинить вред нам подобным, осиновый кол — сказки, ты же знаешь…
— Я-то это понимаю, — Таня встала и покружилась, чтобы смахнуть снежинки, — но кое-что из здесь растущего мы с сестрами сажали лично, так что мне будет жаль, если ты решишь попробовать себя в качестве страдающего разрушителя.
Она вспомнила, как разрушила дом до основания после случайной смерти одного из любовников. Её опасение за ландшафт было притворством, мысленно она спрашивала, что же в конечном счёте так повлияло на меня меньше чем за неделю…
— Знаешь, Эдвард, по словам Бхагавана, женщины привязывают мужчин восемью способами: видом, вопросами, пением, игрой, смехом, слезами, прикосновением и танцами… Какие из них, после запаха и тишины, мыслей использовала твоя смертная малышка?
Калейдоскоп воспоминаний в моей голове приобрел характер и масштабы цунами, затопившего Атлантиду.
Я улыбнулся, но гримаса походила скорее на агонию:
— Абсолютно всё, Таня… Не прилагая абсолютно никаких усилий для этого… Элис знала, но скрывала до последнего. Ненавижу себя за то, что так поздно понял, к чему это ведёт.
— Элис видела превращение или смерть Беллы? — переспросила русская, садясь рядом со мной.
— Оба варианта были возможны, если бы я остался с ней, — сдавленно прошелестел я, зная, что вампирша услышит.
Обхватив голову руками, пытался выкинуть из головы видение, где Белла сломанной бледной куклой лежит в моих объятьях. Её глаза остекленели, лицо расслабленно, без единой кровинки… Она мертва. И мои глаза… Алые, глаза чудовища, что сорвалось с цепи и погубило девушку.
Я молчал, пребывая в ужасе, метался в себе, пытаясь обуздать инстинкты и желания. Так хотелось сорваться… Я точно знал, в какую сторону нужно бежать, чтобы достигнуть цели, меня тянуло туда, как будто моё тело было идеальным компасом, что поворачивало и примагничивало туда, где находилась девушка… От одной мысли о возвращении становилось легче дышать. Белла была в Нью-Йорке с Элис… Я мог бы легко найти их… Посмотреть на нее хотя бы издали, глазами сестры… Только чуть-чуть… Я бы не подошёл даже!
Нет!.. Это самообман. Сорвавшись, я не смог бы остаться в стороне. Я молча стиснул зубы, выигрывая по минутам бой с самим собой.
Таня тоже молчала. В её мыслях я видел, что она вспомнила, как впервые увидела меня в кругу моей семьи. Как впервые пыталась проявлять знаки внимания, флиртовать. Вспомнила нашу с ней дружбу.
Наконец она решилась:
— Непривычно видеть тебя столь несчастным… Ты был всегда таким неприступным, гордым, так спокойно переносил свое одиночество… — вампирша замолчала, подбирая слова. — Я удивлена… В кого превратился насмешливый, почти скучающий джентльмен с долей здравого цинизма, которого я знала столько лет?
В её мыслях мой образ чем-то перекликался с образом Евгения Онегина.
— Таня…
Она поняла, что я поймал ее на сравнении:
— «Теперь я знаю, в Вашей воле меня презрением наказать», — процитировала-пробормотала русская, невольно примеряя на себя образ отверженной влюбленной барышни.
— Это не твоя героиня, Таня, — я наконец с ласковой улыбкой смотрел на девушку, чья душа скорее ассоциируется у меня со строптивой, чуть колючей, но пылкой шекспировской Катариной, чем с нежной, верной и мечтательной пушкинской Татьяной.
— А она? — переспросила девушка почти обиженно. — Она та самая Татьяна?
Я погрузился в приятные воспоминания этой недели, смакуя их, перебирая, как что-то драгоценное:
— Среди лукавых, малодушных,
Шальных, балованных детей,
Злодеев и смешных, и скучных,
Тупых, привязчивых судей.
Среди кокеток богомольных,
Среди холопов добровольных,
Среди вседневных модных сцен,
Учтивых ласковых измен.
Среди холодных приговоров,
Жестокосердной суеты,
Среди досадной пустоты,
Расчётов дум и разговоров,
Она блистает, как звезда,
Во мраке ночи в небе чистом
И мне является всегда
В сиянье ангела лучистом…
— В сиянье ангела лучистом? — Таню немного задело то мечтательное выражение моего лица, когда я цитировал Александра Сергеевича, думая о Белле.
Глава клана Денали фыркнула и проворчала:
— Мне кажется слишком скучным — любить ангела, но, видимо, не стоило от тебя ожидать иного… И что же в итоге? Она влюбилась в тебя, плакала, танцевала, смеялась, пела, задавала вопросы и так далее, потом ты не выдержал и сбежал сюда, зализывать сердечные раны?
Я попытался представить свои действия, если бы ситуация была хотя бы в половину такой, как её представляла русская.
— Мое сердце не бьется, Таня, ровно, как и твоё, — поправил я девушку задумчиво, не ощущая в себе сил спорить по поводу Беллы.
Помолчав, я добавил:
— Мне всегда было странно, почему люди ассоциируют любовь именно с сердцем? Патетично прижимают ладонь к левой стороне груди, хотя, по сути, сердце скорее посередине… Рисуют фигуры, ничего не имеющую общего с этим качающим кровь органом… Во многих языках есть выражение «разбитое сердце», как будто это хрупкий предмет можно уронить, как какую-то вазу…
— Но разве не болит грудь при потере близкого? Не больно там, внутри?
— Больно, — хрипло ответил я удивленной Денали, роняя голову в ладони, точно зная, ощущая то, что говорю. — Но у меня болит не сердце. У меня разрывает лёгкие, Таня. Я почти не помню, каково это было — плакать, но от того, что я не чувствую её запаха, воздух корябает, разрывает, царапает, кромсает мои лёгкие, разнося этот отвратительный ядовитый воздух по всему телу.
— А я так мечтала влюбиться… — протянула Таня, запрокинув голову, и уставилась на звёзды. — Глядя на тебя, это не кажется удачной идеей, Эдди…
Помолчав немного, она добавила почти со злостью:
— Что ты делаешь со мной, с собой, с ней? Ты правда видишь высший смысл в своей роли великомученика?
Если Белла будет жить нормальной человеческой жизнью, то для меня это будет стоить всего…
Я видел, как юная мисс Свон закончит с отличием школу, поступит в свой Гарвард, станет врачом, выйдет замуж, у неё будет настоящая семья, дети… От мысли, что рано или поздно девушка влюбится в какого-то парня, он сделает ей предложение, и она, такая красивая, под руку с отцом под торжественный марш с немного смущённой улыбкой пойдет к какому-то счастливчику, чтобы сказать ему «да»… Меня просто сжигало заживо чувство всепоглощающей ревности к этому далёкому незнакомцу. Разрывало навязчивое желание свернуть шею, раскрошить череп, отбросить назад, подальше от видения девушки в белоснежном платье и букетом невесты в руках. Но даже сейчас я понимал, что никогда не смогу позволить себе убить того, кого она полюбит. Было бы куда проще и одновременно сложнее, если бы всё было так, как видела ситуацию Таня…
Дабы вампирша поняла меня, я решил признаться:
— Такая, как она, не заслуживает убийцу. Ты ошиблась, девочка действительно не влюблена в меня. Белла видит во мне друга, понимаешь? Безопасного друга, который заботится о ней и её здоровье…
Я надеялся, что Элис внимательно следит за новой подругой, помня, что она не бессмертна и ей нужен отдых и сон.
— Твоя девушка что, больна?
— Белла повредила руку, вывих, — я вспомнил, что даже эту травму Свон получила из-за меня и моего внимания к ней.
Как будто было недостаточно той опасности, которой она подвергалась, просто общаясь со мной…
— Смертные такие хрупкие, но я слышала, что Карлайл проводит акцию: улучшение здоровья, легкий пластический тюнинг, эликсир вечной молодости, взамен пары глотков крови пациента, — решила пошутить Денали. — Да, кстати, в подарок блёстки да белила с красными линзами! Не хочешь девушке предложить поучаствовать?
— Она возненавидит меня, если из-за моего эгоизма ей придётся пройти через эту проигрышную лотерею, — я привёл Тане все те аргументы, которыми недавно убеждал непробиваемую Элис.
Сестра, к слову, так и продолжила набирать мой номер, планомерно действуя мне на нервы. Я же продолжал сбрасывать её звонки. Последние четырнадцать минут телефон безмолвствовал. Чертовски хотелось перезвонить Белле, но я понимал, что это глупо и жалко. Она ошиблась номером, а я до сих пор не раздавил мобильный только ради того, чтобы надеяться, что она вновь случайно позвонит.
Оживший мобильный мигнул уведомлением о новом сообщении. От Беллы…
Быстрее, чем я смог возликовать, что она обо мне вспомнила, или удивиться находчивости сестры, что, наверное, решила достучаться до меня через телефон девушки, мои пальцы уже нажали на сообщение, а глаза жадно вчитывались в сухие буквы, написанные явно Беллой: