Отряд апокалипсиса

Жаль только, что из всего гарнизона моему примеру лишь трое последовало… вернее, теперь уже двое. Третий погиб. Прочие же не просто дезертировали, но постарались удрать из этих земель как можно дальше. Наемники — что с них возьмешь.

Последнюю фразу Римас произнес с подчеркнутым презрением. Даром, что и сам по большому счету был наемником — к отцу Андерса и Рихарда поступив на службу за деньги. Вот только за годы службы успел он прикипеть к замку, Веллесдорфу и окрестным землям, привык считать все это своим домом. А дом полагалось защищать. Независимо от того, платят за это или нет.

А потому наемников обычных, для которых важнее было не защищать, а кошели наполнить, а едва запахнет жареным, готовых разбежаться, понять капитан Римас не мог. Да и не хотел.

— И мало того, что опытных бойцов в деревне не хватает, — продолжал рассказывать пожилой вояка, — так, вдобавок, и просто крестьян, способных держать оружие, скоро хватать перестанет. Мертвяков ведь, что не ночь, все больше становится. Сперва по двое да по трое заходили. С ними справлялись легко… если врасплох те, конечно, не заставали. Даже обнаружить успели, откуда эти трупы откапываются. Кладбище — где-то между замком и Веллесдорфом, но немного в сторону от главной дороги. Западнее. Там, правда, еще вроде все в зелени. Деревья растут, трава, цветы. Скверны этой вашей нет…

«Увы, есть, — подумала в пику его словам Равенна, — просто она, похоже, из-под земли распространяется. Покойники как раз под землей лежат. А сверху незаметно. Пока незаметно».

— …хотели даже окопать то кладбище, да руки не дошли, — продолжал меж тем Римас, — а потом просто не до того стало. Мертвяки все перли и перли на нас, отбиваться все труднее становилось. И я даже не уверен теперь, что только с кладбища того они вылезают. В самом-то замке мы тоже не знаем, что происходит. А там прислуга осталась, когда я уходил — почитай вся. И горсть ратников. Из тех, кто заболеть успел или рассудком повредиться. В какое-то утро посмотрел, кого накануне ночью порубили. Так на одном из трупов платье служанки. Даром, что до лохмотьев изодранное. Причем служанку ту я, кажется, знаю… знал.

В общем, врагов у нас все больше. А бойцов, хотя бы плохоньких, на нашей стороне — наоборот. Вчера кое-как отбились. И ведь мало того, что люди ночами не спят да в сражении погибают. Многие из тех, кто выстоял в бою, теперь заболели, слегли. Хоть вроде и не сильно их ранили.

— Зелье! — при последних словах сэр Андерс припомнил, что говорил мастер Бренн о том, чем чревата схватка с мертвяками, — зелье нам нужно. И побольше. Зелье для защиты от болезней и ядов… как тогда, в иллюзии. Это… как там тебя… Равенна. Справишься?

— Постараюсь, — колдунья кивнула, но без уверенности и уж тем более без энтузиазма.

— Еще не помешало бы какое-нибудь средство, чтобы вылечить заразившихся бойцов, — Андерс продолжал сыпать распоряжениями; его словно прорвало, — ну и, конечно, нам понадобятся твои колдовские умения. Огненные шары метать и все в таком духе. Делать это лучше с вершины земляного вала. Какая ни на есть высота. А мы с… северянином встанем в проходе. Нет, лучше каждый в разных проходах. Я думаю, основные силы мертвяков попытаются прорваться именно через них.

Не отличавшийся словоохотливостью, Сиградд, сын Торда промолчал и на сей раз. Словно бы соглашаясь. Тогда как Андерс обратился, наконец, и к Освальду:

— Ну а ты… раз такой меткий — тоже на вершину вала встанешь. С луком…

Договорить бывший бродяга и вор ему не дал. Молчать и кивать, в отличие от спутников, не пожелав.

— Э-э-э… ваше… рыцарство, — обратился он к отпрыску рода Веллесхайм вроде бы вежливо, даже с робостью, но робостью деланной, подчеркнуто-неестественной, — старею я уже, наверное. Память не та. Так что не сочтите за труд: напомните мне, с каких пор вы заделались у нас командиром? Дедуля-Бренн вроде бы никаких распоряжений на сей счет не отдавал.

— Командир здесь я, начнем с этого, — отрезал в ответ капитан Римас, — и присягал я на службу роду Веллесхайм, чей единственный, похоже, еще оставшийся в здравом уме, наследник стоит перед тобой. И должен заметить… как человек, некогда обучавший сэра Андерса, что предложения его вполне здравые.

Немножко подумав, он, впрочем, добавил:

— Хотя кое в чем и его стоит поправить. Уж если бить по мертвякам стрелами, то не простыми, а подожженными.9

Когда вечер начинал переходить в ночь, постылая пелена, «саван небесный», обычно истончалась, чтобы полностью растаять к часам, когда зажигались первые звезды. К рассвету она, разумеется, заволакивала небо вновь. Зато на короткое время, пока было еще сравнительно светло, пелена успевала сдать настолько, чтобы осточертевший серый цвет неба сменялся местами багровым, местами пурпурным. Ни дать ни взять, пролитое вино из винограда, что растет в теплых краях. Или, если угодно, кровь.

Это солнце пыталось напоследок пробиться лучами к многострадальной земле, напоминая о себе ее обитателям.

Выглядело это красиво. Хотя и угрожающе, зловеще — тоже. Одних предшествующая сумеркам окраска неба вдохновляла, дарила надежду. Но на других навевала навязчивую тоску, желание напиться, а то и вовсе сунуть голову в петлю. Немало было и тех, кто, глядя на гигантский кровоподтек, в который превращалось небо, думал об адском пламени, о надвигающемся… даром, что уже давно надвигающемся, Конце Света. О том, что новый день, путь даже омраченный тоскливой серостью небес, мог и не наступить вовсе.

Очередное расставание с очередным серым днем защитники Веллесдорфа встретили, кто на вершине вала, кто у проходов, перегороженных телегами. И глядя на то, как краснеет и лиловеет небо, как солнце говорит миру «до свидания», едва ли хоть один из них трепетал, тем паче, задумывался о Страшном Суде и конце всего сущего. До «всего сущего» ли, коль многие из них и без того могли не пережить надвигающуюся ночь.

Да, могли. Но ведь возможность — не неизбежность. Не так ли?

Глядя с вершины вала на окрестные луга, поля и лес, Равенна чуть ли не валилась с ног. Она хорошо потрудилась, управившись почти со всеми поручениями сэра Андерса и капитана Римаса. И только вылечить да поставить в строй раненых мертвяками бойцов она успела всего полдесятка. Даже не зелья ей не хватило — просто времени, чтобы приготовит его достаточно. А ведь впереди был не отдых, но бой. И в нем защитники Веллесдорфа возлагали большие надежды именно на нее, волшебницу. Не стоило их разочаровывать. Хотя бы чтоб самой дожить до рассвета.

Что до остальных… Освальд, к примеру, чувствовал себя получше Равенны. Но, признаться, не намного. И виной тому была не усталость, но страх, нараставший по мере того, как мир вокруг погружался в темноту. Страх и… сомнение: а стоило ли вообще в это ввязываться? Стоило ли лезть в битву с существами, рядом с которыми наемные охранники караванов казались мальчиками из церковного хора? Ради чего? Просто идя на поводу у Дедули-Бренна?

Да, прежняя бродяжья жизнь уже не казалась Освальду привлекательной. Но кто сказал, что не было у него других вариантов? Ведь он мог, к примеру, зарезать Дедулю-Бренна… ночью, во сне это проделать легко — хоть с жирным купчиной, хоть с могучим колдуном. Прирезать и завладеть сокровищами, что наверняка хранились в подвалах бывшего донжона разрушенного замка.

Да, Дедуле-Бренну он, Освальд, жизнью обязан. Но ведь не приносил ему клятву верности. Не говоря уж о том, что не по чину ему было клятвы приносить. Он все-таки вор, вор и висельник, если быть точным. А не благородный рыцарь… такой благородный, что аж плюнуть хочется — вроде сэра Андерса. Дедуля-Бренн тоже не вчера родился. Должен был понимать, с кем дело имеет.

Так думал Освальд, обуреваемый сомнениями… в то время как рука его все равно уже сжимала лук. Как бы то ни было, правильно или неправильно он поступил, но теперь сомневаться и решать было поздно. Или еще рано — при условии, что жизнь бывшего вора не оборвется в эту ночь. А чтобы этого не случилось, предпринять Освальд мог лишь одно. Драться. Пусть даже с мертвяками.