Обрыв

Олейник Марьяна Ивановна

Обрыв

Откуда-то из глубины пространства зазвучала музыка, сначала тихо, потом все громче и громче. Луч световой пушки выхватил из бархатной темноты две стройные серебристые фигуры. Ладонь мужчины скользнула по щеке девушки, он порывисто отвернулся, сделал шаг, другой, почти незаметно отделился от земли - и полетел, повиснув на ремнях вниз головой. Вернулся за ней, она тоже оторвалась от манежа и взмыла вверх, цепляясь только за его руку. Миг - и уже она повисла вниз головой, а он держит ее за пятку... Связь между ними настолько хрупкая, что это вызывает ужас и одновременно восторг.

Он поднялся, застыв между ремнями на вытянутых руках, затем мягко приземлился и остался на манеже. Прошло немного времени, - и серебристая птичка взлетела под самый купол, "наматывая" на себя ремень. Потом ринулась вниз, стремительно "разматываясь". Вот-вот она, освободившись от пут, свободно закачается на ремнях... Но движение прервал резкий рывок, - и девушка с десятиметровой высоты полетела вниз.

Мужчина бросился вперед, понимая, что не успеет принять на себя удар, смягчить падение, и за доли секунды его мир сжался до размеров круга света, в котором лежало ее безжизненное тело...

***

Гордею в нос ударил запах конюшни. Он любил этот запах, напоминавший о детстве и каникулах в деревне. Неповторимая цирковая атмосфера ему однозначно нравилась. В последнее время он ходил в цирк, как на работу. Хотя почему - как? Это сейчас и есть его работа. Гордей давно вынашивал идею написать серию очерков о цирке - а со временем, возможно, и целую книгу. Как говорится, плох тот журналист, который не хочет стать писателем... Главному редактору их газеты затея понравилась - при условии, дескать, что это будут не бравурные отчеты, а рассказы о тайнах закулисья, непростых судьбах и взаимоотношениях артистов, словом, то, о чем рядовой зритель и не подозревает, что-то острое и читабельное. "Обижаете, Евгений Васильич, - хмыкнул Гордей, - когда это я бравурные отчеты писал? Будут вам тайны закулисья!"

Цирковое закулисье, впрочем, делиться тайнами не спешило. Оно и понятно: прежде чем к постороннему человеку, еще и журналисту, перестанут относиться с подозрением, а тем паче - пустят в свой круг, должно пройти время. Однако Гордей был терпелив и упорен. Для начала он заручился разрешением директора цирка, к слову, знаменитого дрессировщика хищников Аркадия Ланского, - какому руководству понравится, что на вверенной ему территории без спросу трутся непонятные личности? А вскоре обзавелся и другими знакомствами. Постепенно местная публика стала принимать появляющегося в цирке каждый день журналиста за своего.

- Привет прессе! - раздался за спиной у Гордея знакомый голос. К нему с улыбкой подходил стройный брюнет с тонкими чертами лица и очень темными глазами. Дамир, воздушный гимнаст, недавно вернулся из Канады, где работал по контракту в знаменитом Цирке дю Солей. - Пойдем, покурим!

- А я думал, вы, гимнасты, не курите. Вам же надо беречь эту, как ее... спортивную форму, нет?

- Открою тебе секрет, - Дамир хлопнул Гордея по плечу, - мы еще и пьем. Иногда, бывает, как накатим! - он щелкнул зажигалкой.

- О, Zippo! - восхитился Гордей. - Да вы, батенька, эстет.

В углу курилки дымил, подпирая стенку, электрик Алексей, замызганный синий комбинезон висел на нем, как на вешалке. Рядом громко спорила о чем-то троица в причудливых костюмах и с ярким гримом на лицах. С одним из этой компании - клоуном Патиссоном - Гордей уже был знаком. Накладной нос картошкой, взлохмаченные патлы, торчащие в разные стороны из-под маленькой смятой шляпы, и огромный бутафорский живот весьма органично сочетались с его сценическим образом. У коверного, наверное, имелось обычное человеческое имя, но в цирке все звали его исключительно Патиссоном.

- Читали новости? - спросил Патиссон. - В Цирке дю Солей воздушный гимнаст разбился. Сорвался, когда трюк исполнял. - Он выпустил облачко дыма и проводил его глазами. - У нас тоже два года назад был случай. Клим и Эля, замечательные ребята, серебро фестиваля в Фигерасе взяли, к Монте-Карло готовились. На репетиции Эля отрабатывала обрыв, это, объясняю тем, кто не в курсе, когда гимнаста поднимает лебедка, а он ремнями обматывается, обматывается, а потом с самого верха - раз! Раскручивается и на ремнях зависает над манежем. Эля размоталась - и...

- Насмерть? - почему-то шепотом спросил Гордей.

- Слава Богу, жива осталась, но поломалась, конечно, сильно. Потом оказалось, что вроде как лебедку заклинило, от рывка Эля и сорвалась. Типа несчастный случай, а уж как оно на самом деле было... Слухи разные ходили. Оборудование-то проверяют все время, и техники, и сами артисты, от этого жизни ж зависят! - разошелся, обретя в лице Гордея благодарного слушателя, Патиссон. - А тут "заклинило"! С чего бы вдруг? Директора нашего, инспектора манежа и инженера, главного по безопасности, долго тягали. Следователи рыли-рыли... Только, сдается мне, не дорыли. Ясен пень, и Климу несладко пришлось. Да вот Дамир тебе лучше расскажет, он дружил с Климом.

- Конечно, расскажу, если интересно, - Дамир раздавил окурок в пепельнице и посмотрел на часы. - Только не сейчас, а то я на репетицию опоздаю. Всем - хорошего дня!

- И часто у вас, - Гордей предложил Патиссону сигарету, тот взял, кивнул, - такие несчастные случаи?

- Нечасто. Но... Номера сложные, риск немалый, - только кажется, что ребята легко работают, за этой легкостью - тренировки до седьмого пота, травмы... Артист выходит на манеж в любом состоянии, потому что зритель ждет, зрителя не интересует, какие у тебя проблемы, как ты себя чувствуешь, он заплатил деньги за удовольствие, и будь добр ему это удовольствие доставить. Ну, пора и мне, пойду трясти бухгалтерию, грим надо закупать. Пошли, орлы! А то мне опять скажут, что птицам деньги не нужны, - Патиссон, поторопив партнеров, смешно заковылял в своих клоунских ботинках к лестнице.

Алексей, который прислушивался к разговору, тоже потушил окурок, поднял сумку с инструментами и, ссутулившись, двинулся к двери.

Гордей, оставшись один, обдумывал полученную информацию. Пожалуй, в этом деле стоит покопаться. Как минимум драматическая история из жизни знаменитых артистов может получиться...

На висевший в курилке монитор транслировалась картинка с манежа, где шла репетиция "экзотики". Так в цирке называют дрессуру экзотических животных. Почему к экзотическим причисляют обыкновенных грызунов и кур, для Гордея до сих пор было загадкой.

Он вышел из опустевшей курилки и направился к форгангу - выходу из-за кулис на манеж. Цирковую терминологию, как и всякого рода приметы и традиции, надо осваивать в первую очередь, чтобы где-нибудь не напортачить. Попробуй назвать цирковых артистов "циркачами", - тут же окажешься в их среде изгоем, ведь для них это слово - ругательное.

В проходе форганга стояли клетки с мелкими животными, служащий тянул упирающуюся козу, а в манеже дрессировщица Лена уговаривала прекратить халтурить ослика. Ослик делал вид, что добросовестно прыгает через барьерчик, однако с гораздо большим энтузиазмом охотился за содержимым сумочки, из которой Лена доставала морковку и поощряла его за удачно исполненный трюк. Гордей засмотрелся - не на саму дрессировщицу, хотя она, похоже, принимала его внимание на свой счет и строила ему глазки, а на процесс, уж больно уморительно все это выглядело. Среди питомцев дрессировщицы кого только не было - барсук, куница, обезьянка, две чернобурки, выдра, медвежата Савка и Гришка и даже дикий кабан Барсик - четверть тонны живого веса!

Об этом Барсике Лена поведала Гордею забавную историю. Несколько лет назад, во время гастролей в Одессе, ее номер начинался с того, что на манеж выбегал Барсик и раскатывал носом дорожку. У диких свиней есть врожденная особенность: они не огибают препятствия, а стараются отбросить с дороги все, что им мешает. И вот инспектор манежа, мужчина весом под центнер, вышел, встал перед скатанной дорожкой и хорошо поставленным голосом начал объявлять: "Елена Запольская и ее..." В этот момент выскочил Барсик, принялся раскатывать дорожку, заодно таранил инспектора, еще и поддел его носом. Тот отлетел на несколько метров, вскочил, начал отряхиваться, публика, решив, что это такой трюк, захохотала и захлопала. На следующий вечер наученный опытом инспектор манежа сначала предусмотрительно вскарабкался на барьер, а уже потом объявил: "...и ее воспитанники, а также особо опасный зверь - дикая свинья!"