Граф Орлов

- Рассказали бы лучше о ваших славных победах над турками, - попросил Григорий Владимирович. - Недаром вы Орловым-Чесменским зовётесь.

- Да, при Чесме я туркам хороший урок дал - до сих пор, поди, при имени графа Орлова почёсываются, - улыбнулся граф. - Но если рассказывать, то с начала: отчего мы с турками воевали, и почему мне их побить выпало... Рассказать, что ли?

- Расскажи, Алексей Григорьевич, сокол ясный, - попросила его Ляля.

- Расскажите, ваше сиятельство, - присоединился к этой просьбе и я.

- Ладно, слушайте, - с видимым удовольствием согласился граф. - Императрица Екатерина Алексеевна мечту имела отбить у турок всё, что они когда-то у Византии отняли, и возродить великую Греческую империю. Старшего внука своего, нынешнего нашего государя, императрица недаром Александром назвала - хотела она, чтобы Александр в Александрии царствовал, а другой её внук, Константин, должен был в Константинополе на трон сесть.

Зародил же мечту о Греческой империи мой брат Григорий - от него Екатерина это переняла. К нему после переворота стали обращаться православные, что под турецким игом изнывали: говорили, что турки владеют этими землями не по праву и чинят православным большие обиды. Греки и сербы, и болгары, и прочие православные народы не раз против турок поднимались, но одолеть их не могли, а вот если бы Россия, де, на Турцию войной пошла, то все православные на её стороне выступили бы, и владычеству турецкому конец настал. И пусть бы Россия тогда здесь владычествовала, под русской рукой нам отрадно быть, - говорили они Григорию.

Григорий от сих речей воспламенился, как огонь на сухой бересте, и начал императрицу убеждать. Она и сама была не прочь на Чёрном и Средиземном морях утвердиться, но пока ещё сомневалась, - тогда Григорий, чтобы её окончательно убедить, направил двух петербургских греков - купца Саро и поручика Папазоли - чтобы они по турецким землям, где православные живут, проехали и доподлинно настроения жителей узнали. А чтобы не было сомнений в том, что Саро и Папазоли из России приехали, Григорий им дал грамоту императрицы, где на греческом языке было написано о милости её императорского величества к стонущим под варварским игом православным народам и желании знать об их состоянии.

Саро и Папазоли по многим землям греческим проехали и со многими людьми беседы имели, и, вернувшись в Петербург, доложили, что греки вкупе с другими православными готовы против турок восстать, было бы только оружие, особливо пушки. Если бы, де, всего на десять русских кораблей погрузить пушки и привезти в Средиземное море, то греки, вооружившись, непременно турок разобьют. Как позже выяснилось, сильно преувеличили Сара и Папазоли силу греческую, а турецкую преуменьшили, однако Григорий поверил совершенно в скорую победу, а вместе с ним и императрица.

***

Я в это время тяжко занемог: гнилой и сырой воздух петербургский в жилы проник и кровь в них закупорил. Едва концы не отдал, единственно благодаря Ерофеичу жив остался: лечил он меня какой-то настойкой, мазями натирал, - и выходил.

Только стал я вновь в свет выходить, зовут меня во дворец, в вечернюю пору. Приезжаю, обо мне уже предупреждены: провели в личные покои императрицы. Она в домашнем платье сидит с Григорием, в шлафрок облачённым, около маленького столика, на котором подсвечник о трёх свечах зажжён - просто-таки, семейный вечер. Перед Григорием - графин с рябиновкой и мочёные яблоки в тарелке, императрица белое вино пьёт, а ещё на столе две золотые табакерки с бриллиантовыми вензелями "Г.О." и "Е.II".

Я императрице хотел было поклониться, но она меня удержала:

- Пожалуйста, без церемоний, Алексей Григорьевич. В этой комнате нет императрицы, а есть твоя кума Екатерина Алексеевна, у которой ты ребёнка крестил. Кажется, я правильно слово "кума" употребила?

- Нет, это он тебе кум, а впрочем, чёрт знает, кто кому кумовья - не разберёшься, - отвечает Григорий. - Садись, Алехан, вот для тебя стул приготовлен. Выпьешь рябиновки?

- Выпью, - говорю, - последнее время Ерофеич, слуга мой, такой ядрёной гадостью меня поил, что рябиновка по сравнению с ней - божественный нектар.

- О поправлении здоровья твоего, Алексей Григорьевич, мы и хотели потолковать. Не поехать ли тебе в Италию и прочие тёплые края, дабы совсем от недуга оправиться? - хитро спрашивает меня императрица.

- Какого лешего я там забыл? - отвечаю. - Прости, Екатерина Алексеевна, я по-простому, как кум, тебе отвечаю.

- Ничего, что по-простому: я люблю, когда человек прост, - улыбается императрица. - Что, Григорий, откроем перед ним свои карты?

- Перед Алексеем таиться нечего, - кивает Григорий.

- Надумали мы, Алексей Григорьевич, с турками воевать, - говорит тогда императрица. - Как тебе, наверно, и без меня ведомо, они давно России досаждают: Чёрное море, которое раньше "Русским" называлось, отняли, крымских татар на Россию в разбойничьи походы направляли. Сколько народу в плен увели: тысячи рабов русских на невольничьих рынках продали...

Биться с турками начал ещё царь Иван Грозный, потом Пётр Великий отвоевал у них Азов, но удержать не смог, поскольку война со шведами много сил отнимала. Воевали с турками и при Анне Иоанновне, и даже немало турецких крепостей на Чёрном море захватили, однако тоже удержать не сумели. Нелегкое это дело - с турками воевать: их империя на Азию, Африку и Европу раскинулась. Однако ныне, по нашему разумению, держава российская не слабее турецкой стала; пора бы нам черноморские земли себе вернуть, а, может, и дальше пойти. Византийские владения жестоким деспотическим образом были турками захвачены, но прямая наследница Византии есть Россия - разве не ей должно этими землями владеть?

- Меня убеждать не надо, вот только турки согласятся ли? - спрашиваю.

- Для того чтобы убедить, надо хорошие доводы иметь, - отвечает императрица. - Мы хотим из Кронштадта в Средиземное море корабли направить, но этого мало. Вот если бы единоверные нам народы, которые под варварским игом стонут, против турок выступили бы, дело бы легче пошло.

- Алехан, тебе туда ехать надо! Кому ещё такое доверить? - Григорий меня по плечу хлопнул. - Осмотришься на месте, поймёшь, что к чему, и нам сюда дашь знать.

- Но ехать тебе, Алексей Григорьевич, следует как частному лицу, с небольшой компанией, - говорит императрица. - Кого в спутники себе возьмёшь?

- Ну, ехать, так ехать, - соглашаюсь я. - А с собой возьму брата нашего Фёдора, он что-то в Петербурге затосковал, и Ерофеича.

- Это хорошая компания, но я бы совет дала взять ещё надёжного офицера для одного секретного поручения, - сказала императрица. - Надо будет в Черногорию визит нанести: сей народ России привержен, а против турок с давнего времени воюет и по сию пору ими не покорён. При Петре Великом ездил в Черногорию послом Михайло Милорадович, которого черногорцы с большим восторгом приняли и на нашей стороне против Турции выступили; затем приезжал в Петербург владыка черногорский Даниил, который также свою преданность России изъявил. Мы тоже намерение имели в Черногорию своего посланника отправить, но здесь известие пришло, которое великое изумление в нас вызвало. Представь себе, Алексей Григорьевич, мой покойный супруг в Черногории живым и здоровым объявился!

- Как так? - усмехаюсь я. - Кого же мы в Александро-Невской лавре похоронили?

- Лучше спроси, кто этот самозванец, дерзнувший его имя присвоить? - возразила императрица. - Наши послы в Константинополе и Венеции ответ дать не могут, но пишут, что он своими действиями турок тревожит, а это сейчас нам весьма неплохо было бы... Итак, надобно надёжному офицеру в Черногорию съездить - поглядеть, что за человек этот "Пётр Третий", и решить, как с ним быть. Если он в самом деле нам полезен, пусть в Черногории супругом моим называется: надеюсь, из-за дальнего расстояния он права на брачное ложе со мною не предъявит. Как в пословице говорится: "Хоть горшком зовись, только в печку не лезь", - смеется она.