Александр Македонский

Воины Александра оставили для него роскошно убранный шатер персидского царя. Войдя в него, Александр снял доспехи и отправился мыться, сказав: «Пойдем, смоем пот сражения в бане Дария!». «Нет, – возразил один из дружинников, – в бане Александра: ведь имущество побежденных должно и называться именем победителя!». Когда Александр увидел всевозможные золотые кувшины, флаконы, ванны, высокий шатер с великолепными ложами, столами и посудой, потрясенный, он сказал, обращаясь к дружинникам: «Вот это и есть, как кажется, быть царем» [Плутарх, Алекс, 20].

Свой поход Александр начинал, располагая крайне ограниченными денежными средствами; теперь он превратился в обладателя огромного состояния, который может позволить себе жить истинно по-царски, не так, как живут где-то в македонском захолустье, не считать каждый обол. Его пиры становились все дороже и дороже, пока, наконец, их стоимость не достигла 100 мин, т. е. 10 тыс. драхм ежедневно [там же, 23; Афиней, 4, 146с]. О пиршествах Александра вообще ходили всевозможные легенды. Говорили, что за его столом собирались до 6 тыс. военачальников, которые восседали на серебряных креслах и возлежали па серебряных ложах облаченные в пурпурные одежды [Афиней, 1, 17]. Однако, произнося вышеприведенные слова, Александр, вероятно, имел в виду не только неслыханную роскошь. Может быть, именно после битвы при Иссе в его сознании зародилась мысль о том, что подлинный царь – это не македонский предводитель ополченцев и дружинников, каким его привычно воспринимали и македоняне, и греки, а властелин огромного мира, высоко вознесшийся над толпами подданных, простирающихся во прахе перед его тропом.

Омывшись в бане, Александр уже садился за пиршественный стол, когда ему сказали, что среди пленных находятся мать Дария III Сисигамбис, его жена Статира, малолетний сын Ох и две взрослые дочери, оплакивающие гибель персидского царя. Желая их успокоить, Александр послал к ним Леонната сказать, что Дарий жив и что они не должны бояться его, Александра, который воюет с Дарием лишь за власть. Александр обещал предоставить им все, что они пожелают, как это было в царствование их сына, мужа и отца. На следующее утро вместе с Гефестионом Александр отправился лично навестить семейство Дария. Не обошлось, как обычно, без недоразумения: Сисигамбис приняла за македонского царя более представительного и пышно одетого Гефестиона и пала перед ним. Поняв по поведению окружающих свою ошибку, она в страхе простерлась перед Александром, в тот поднял ее с земли, промолвив: «Не тревожься, мать, ведь он тоже Александр!». По приказанию победителя пленным были возвращены их имущество я прислуга (но некоторым рассказам, Александр даже увеличил штат прислужниц при матери и жене Дария); Александр взял на себя замужество дочерей и воспитание сына побежденного [Арриан, 2, 12, 3–8; Плутарх, Алекс, 21; Диодор, 17, 37, 3 – 38, 3; Руф, 3, 11, 24–12, 26; Юстин 11, 9, 12–16; Вал. Макс, 4, 7, 2]. Статира умерла через несколько месяцев во время родов, а Сисигамбис и ее внуки постоянно находились при дворе Александра, пользовались неизменным благоволением царя, а с 331 г. жили в Сузах. Дочери и сын Дария получали по указанию Александра греческое воспитание.

Возникает естественный вопрос: чем объяснить такое, совершенно необычное, по понятиям эпохи, поведение Александра? Все ожидали, что он сделает Статиру своей наложницей, а престарелая царица и ее внуки станут рабами при царском дворе.

В древности были распространены слухи о холодно-равнодушном отношении Александра к женщинам, и он, по-видимому, культивировал и оберегал эту свою репутацию. Про него рассказывали (правда, рассказ исходит от враждебно настроенных кругов [Афиней, 10, 435а]), будто еще при жизни отца обеспокоенные родители подарили ему фессалийскую гетеру Калликсену, но вступил он в связь с ней очень неохотно и только по настоянию матери. Другая гетера, Панкаста [Плиний, ЕЙ, 35, 86; Элиан, 12, 34], находилась в окружении царя и, вероятно, была его наложницей в 336–334 гг., однако сколько-нибудь заметной роли в жизни Александра не играла. Существует предание, будто последний велел знаменитому художнику Апеллесу нарисовать ее портрет; Апеллес влюбился в свою модель, и тогда Александр подарил Панкасту живописцу. Воздержавшись от близости с попавшими в его руки женой и дочерьми Дария III, Александр наглядно демонстрировал свое целомудрие и милосердие – качества, высоко ценившиеся в идеальном воине.

Однако были у Александра и иные, политические мотивы, заставившие его отнестись к семейству Дария и к прибившимся к этой семье аристократкам с повышенным вниманием. Можно было допустить, что он желает использовать их как заложников, и сам Дарий, судя по некоторым признакам, именно так и думал. Между тем все дальнейшее поведение Александра свидетельствует о другом. Судьбой плененной семьи персидского царя и знатных персиянок Александр уже после битвы при Иссе хотел показать, что в создаваемом им царстве и при его дворе найдется достаточно почетное место для любого иранца, в том числе и для выходцев из царствующего дома, и даже для самого Дария, если он пожелает покориться Александру.

Битва при Иссе сделала Александра хозяином всего Переднеазиатского Средиземноморья. Меняя лошадей на своем пути, бросая все лишнее, Дарий III поспешно скрылся за Евфратом. По дороге к нему присоединилось 4 тыс. беглецов, спасшихся из-под Исса, – греков-наемников и персов. С ними он прибыл в Вавилон и приступил к формированию новой армии [Арриан, 2, 13, 1; Руф, 4, 1, 1–3; ср.: Диодор, 17, 39, 1]. Другая группа наемников-греков (около 8 тыс. человек), предводимая Аминтой, сыном Антиоха, бежала в г. Триполис (Финикия), а оттуда морем на Кипр и далее в Египет. В Египте Аминта погиб в стычке с местными жителями [Арриан, 2, 13, 2–3; Руф, 4, 1, 27–33].

Вместо того чтобы преследовать Дария, Александр решил отрезать персов от берегов Средиземного моря и от каких-либо контактов с врагами Александра в греческом мире, закрепить свою власть на вновь завоеванной территории и приступить к ее планомерному освоению. Наместником – сатрапом Келесирии – он назначил, по одним сведениям, восходящим к официальным источникам, Менона, сына Кердимма [Арриан, 2, 13, 7], а по другим, враждебным Александру, – Пармениона [Руф, 4, 1, 4]. Информация Арриана, по-видимому, более достоверна: у Руфа снова ощущается настойчивое желание выдвинуть на передний план Пармениона. Новому сатрапу пришлось усмирять волнения в Сирии, но спокойствие было установлено легко и быстро [там же, 4, 1, 5].

Сам Александр направился в Финикийское Приморье. Эта область играла в экономической, политической и культурной жизни Средиземноморья важную роль. Властитель, установивший свое господство в Финикии, получал контроль практически над всей ближневосточной торговлей: обладание финикийским флотом превращало его в хозяина восточной части Средиземноморья. В середине IV в. в Финикии намечается тенденция к сближению с эллинским миром, широко распространяются антиперсидские настроения, происходят восстания, подавленные персами с большим трудом и чудовищной жестокостью. Таким образом, Александр мог рассчитывать на мирное завоевание финикийских городов и на поддержку их правительств.

Походы Александра Македонского.

Вступление Александра в Финикию ознаменовалось сдачей г. Арвада, находившегося на прибрежном островке и владевшего частью приморской полосы на побережье [Арриан, 2, 13, 7; Руф, 4, 1, 6]. Оттуда он двинулся в Марафон и там встретился с послами Дария, доставившими ему письмо персидского царя.

Тексты писем Дария и Александра, которые приводятся в источниках, лишь в общих чертах, вероятно, соответствуют содержанию подлинников. Они, однако, дают нам возможность представить себе и предложения Дария, и реакцию на них Александра. Обстоятельства, вынудившие персидского царя обратиться к победителю, очевидны: беспокойство о матери, жене, детях, опасения за судьбу своего царства и собственную Дарий просил Александра вернуть его семью за выкуп и предлагал заключить союз; судя по некоторым указаниям, он настаивал, чтобы Александр возвратился на родину, очистив территорию Ахеменидского царства. По другим сведениям, Дарий предложил Александру часть Малой Азии до р. Галис [ср.: Арриан, 2, 14, 1–3; Руф, 4, 1, 7–9; Диодор, 17, 3, 1; Юстин, 11, 12, 1]. Такого рода предложения побежденного не могли не показаться Александру, уже видевшему себя царем Ахеменидской державы, оскорбительными и, конечно, совершенно неприемлемыми. Не исключено, что, ставя на обсуждение своих «друзей» вопрос об этом обращении, Александр постарался усилить впечатление; Диодор [17, 39, 2] утверждает, будто он представил не подлинный текст письма, а сфабрикованную им самим фальсификацию. Как бы то ни было, Александр ответил на письмо Дария категорическим отказом. Последнему предлагалось признать верховную власть Александра, явиться к его двору и занять свое место среди приближенных нового владыки; на этих условиях ему будет возвращена семья и вообще он получит все, что пожелает [Арриан, 2, 14, 4–9; Руф, 4, 1, 10–14]. Такая перспектива не устраивала Дария, еще не исчерпавшего всех возможностей бороться, и переговоры зашли в тупик.