Моя сумма рерум

Лёха пел.

Пятна на лице Трифонова разгорелись, словно в приступе лихорадки.

К нему подскочила Наталья Сергеевна и начала выпихивать. Но он не уходил, упрямо намереваясь пробраться к Зое. Ещё несколько человек с этого ряда по-тихому слиняли. Наталья Сергеевна, громко крича: «Сейчас же уходи!», вцепилась ему в локоть. Раз пять так повторила. Но, перекрикивая её, Тифон хрипел: «Миронова, иди сюда!». На Лёху уже никто не смотрел.

Зоя же, закрыв уши ладонями, и сжавшись, как напуганный бельчонок, продолжала сидеть спиной.

Яров широко раскинул руки на спинки стульев и с победной ухмылкой показал Тифону средний палец. Трифонов рванул вперед, Наталья Сергеевна рухнула на стул. Девчонки, оказавшиеся между ними в ряду, завизжали. Музыка выключилась. На помощь математичке уже бежали обжешник и Полтинник.

— Ты чё, Миронова, реально деньги взяла? — заорал на весь зал Тифон, когда понял, что его сейчас будут выводить.

Но Зоя не повернулась.

— Коза продажная! Шкура рыжая. Чтоб тебе эти деньги поперек глотки встали.

И прежде, чем мужчины его схватили, развернулся, и сам вышел из зала.

Дятел оказался прав. На редкость занимательный концерт получился.

Мероприятие свернули, быстро прогнав две последние песни, на исполнителей которых никто уже не смотрел. Все обсуждали Трифонова и немного Лёху. Я же сидел и осознавал, что очень сильно соскучился по ним. По нашим прогулкам, по болтовне, по нескончаемому позитиву, который, не смотря на всевозможные траблы, вошел в мою жизнь. По стойкому ощущению надежности и уверенности в них самих и завтрашнем дне. Никогда прежде я так не привязывался к людям, а уж тем более за такой короткий срок.

А тут ещё и Дятел «подогрел».

— Жаль, что ты больше с Лёшей не дружишь. С ним весело, — печально вздохнул он, должно быть, вспомнив вписку у Малыгина и «коктейльную вечеринку» в клубе.

— Жаль ему, — проворчал я. — Если бы ты меня тогда не сдал, я бы с ними не поругался.

— А хочешь, я прямо сейчас подойду к Лёше и скажу, что ты готов помириться?

— Ещё чего! Сам подойду.

Я догнал Криворотова возле столовой. Окликнул с лестницы, он остановился и обождал.

— Ты офигенски выступил.

— Спасибо.

— Тебя Зоя просила?

Лёха усмехнулся:

— Ну, конечно, она попросит. Так, просто, решил приколоться немного. Повеселить. А то она не в себе последнее время. Думал, поржет, подобреет. Но не сработало, — и тут он вспомнил, что мы с ним в ссоре. — А тебе чего?

— Слушай, Лёх, давай мириться? Я на ЛЭП тупо протормозил. Растерялся. Столько всего произошло. Прости.

— Хорошо, — охотно откликнулся Лёха, и я понял, что он давно не обижается. — Но с Тифоном разговаривать пока не советую. Он сейчас бешеный. Видел же, что было. Зойка его до ручки довела.

Тут к нам на всех парах подлетела завуч:

— Криворотов, быстро к директору. Полиция приехала.

— А я-то что? Трифонов сам пришел. И ушел уже минут пятнадцать назад.

— Трифонов тут не при чем. По твою душу полиция. Боже! Что мне с вами делать? Если вдруг этому делу ход дадут, Марию Александровну точно снимут. Как ты мог, Криворотов?

— А чё я мог-то? — Лёха недоумевал.

— Шурочкина на тебя заявление написала.

— В смысле?

— В самом прямом. Что ты её склонил к… Принудил к… А ей пятнадцать, между прочим. Мама её тоже здесь. Короче, катастрофа!

— Чего? — завопил Лёха, дико вытаращивая глаза. — Это я её? Я? Да она сама меня постоянно ко всему подряд принуждает и склоняет. Я уже не знаю куда от неё деться! Вы просто не в теме, спросите у кого угодно! Вот у Горелова спросите!

Но дослушивать завуч не стала, забрала у него из рук рюкзак и, показав, чтобы следовал за ней, двинулась в сторону директорского кабинета.

Позабыв обо всем, Лёха помчался догонять.

Я дождался Дятла и мы пошли домой, а вечером я написал Лёхе и спросил, как разрулилась его проблема. Лёха ответил «Фигово», но пояснять ничего не стал, и через две минуты вообще пропал из сети.

Зато на следующее утро объявилась Зоя.

Дятел принес телефон мне прямо в ванную. Так долбил, будто что-то случилось. Пришлось открыть, а как я услышал её осипший голос, чуть пастой не подавился.

— Никита! Приходи, пожалуйста, ко мне. Прямо сейчас. Это очень важно.

Казалось, ещё немного и расплачется в трубку.

Минут за семь дошел до неё, набрал домофон, и она в ту же секунду ответила, что сейчас спустится. Я попросил вынести что-нибудь поесть, потому что позавтракать не успел. Попросил и сам немного удивился. С каких это пор я стал таким наглым?

Зоя вынесла три небольших тёплых шоколадных круассана и пластиковый стаканчик с дымящимся какао.

Я был приятно удивлен такой заботе.

— Осторожно, горячо, — сказала она одними губами и поставила стаканчик рядом со мной на лавку. — Дома Нина. Не хотела, чтобы она слышала.

— Что на этот раз? — я принялся напихиваться круассанами.

Лицо у Зои было ненакрашеное, припухшее немного, нос и губы красные. Не иначе как рыдала всю ночь. Волосы небрежно забраны наверх «моей» заколкой. Очень несчастный и трогательный вид. А едва слышный шепот севшего голоса разжалобил меня ещё больше. Требовалось большое мужество, чтобы не обнять её.

— Можешь позвонить этим сёстрам и узнать там он или нет? Мне его мама звонила. Он вчера вообще домой не приходил.

— Я с ними неделю не разговаривал.

— Пожалуйста.

Как я мог отказать? Допил какао и позвонил. И, выслушав кучу неприятных слов в свой адрес, после недолгих препирательств, всё же выяснил, что со вчерашнего вечера Тифон действительно в Башне.

— Мне очень нужно с ним поговорить. Сходи, пожалуйста, со мной туда. Умоляю.

— Не хочу видеть близняшек.

— Я бы Криворотова позвала, но он сидит теперь под домашним арестом. Эта тупая Шурочкина на него заяву в полицию накатала. Домогательства и всё такое. За то, что он её бросить хотел. Представляешь? Сказала, что заберет заявление, если он пошлёт Данилину. А Данилина пригрозила, что если такое произойдет, то она сама напишет на него заяву, только уже после Нового года, потому что Лёхи четвертого января день рождения, а после восемнадцати привлекают по полной. Так что его мама со следующей недели отпуск берет и будет его водить в школу и из школы.

— Жесть.

Зоя немного помолчала, затем, стыдливо потупившись, негромко сказала.

— Никит, я дура. Прости меня, пожалуйста. Я просто запуталась от этого тупого бессилия и безысходности. Я должна была тебе сразу сказать, что со мной всё не так, как ты подумал. Но я сама этого не понимала до тебя. Думала, что смогу переключиться. Нет, правда, ты мне нравишься.

— Не нужно ничего объяснять, — сказал я.

Мне было неловко. Глупо как-то. Точно выпрашиваю её любовь, как эти Лёхины Шурочкина и Данилина.

— Ты мне ничего не обещала и не должна.

— Но ты ведь, наверное, думаешь, что я на самом деле встречаюсь с Яровым.

— Я думаю, что играть на чувствах человека, который тебя любит — низко. Ты сама это говорила ещё совсем недавно. И я имею в виду не себя.

Зоя опустилась и закрыла лицо руками.

— Это всё так ужасно. Ну почему, чем старше становишься, тем всё больше усложняется? Когда мы были маленькие, никто никого не любил. И всё было хорошо. Точнее все любили друг друга, и это называлось дружбой. А сейчас Нинка сожрать меня готова. Она вдруг решила, что Яров ей всё-таки нужен. Но вместо того, чтобы пойти и сказать ему об этом, распространяет всякие глупые слухи. Знает же, что он её любит. Просто гордый очень. И она гордая, и никогда не извинится за то, что сама натворила. А я извинюсь.

— Хочешь извиниться перед Трифоновым?

Она кивнула.

— Отведи меня, пожалуйста, в Башню. Я могу и сама, но с тобой бы было спокойнее.

До её последней фразы я не был уверен, что соглашусь. Даже из-за круассанов, но когда она сказала, что ей со мной спокойнее, совершенно растаял.