Моя сумма рерум

— Криворотов тоже видит, — заверил Лёха.

— Если поможете забрать миллион, дадим вам триста, — Аня с надеждой уставилась на Зою.

Лёха закатил глаза и присвистнул.

— Никита, серьёзно, — Яна вдруг вспомнила обо мне. — Это совершенно не опасно.

Зоя же взглянула так, будто я уже замешан в чем-то криминальном.

Деньги. Чтобы я мог сделать, если бы они у меня появились? Моя фантазия началась и закончилась Зоей. Я бы мог ей что-то подарить, что-то купить, в конце концов, расплатиться с её дядькой. Полюбила ли бы она меня за это? За такой поступок?

— Тебе ведь нужны деньги, — сказал я ей.

Она снова смерила меня возмущенным взглядом.

— Даже не вздумай! — замахал на меня Лёха. — Совсем сбрендил?

— Ладно, — ледяным тоном произнесла Аня. — Не хотите, не надо. Мы попросим кого-нибудь другого. У Яны теперь много знакомых в Интернете.

Мы ушли, так ни о чем и не договорившись, а как только вышли на улицу, Лёха принялся безрезультатно названивать Трифонову:

— Чего вот опять психанул? Подумаешь, с девками застукали. Надо поискать его.

— Ты тоже пойдешь искать его? — спросила меня Зоя.

— Домой собирался.

— А давай, ты меня проводишь?

С Лёхой мы разошлись на остановке. Мы с Зоей на автобус, а он колесить по району. Народу было битком. Автобус жутко трясло, и мы болтались, как селёдки в бочке. После очередного рывка, я еле успел вцепиться в поручень, а другой рукой подхватил Зою за поясницу. Подхватил и замер. Уж очень близко она оказалась. Я смутился, но руку не опустил. И подумал, что если она сама про это не скажет, убирать не стану, пусть хоть на мизинце придется висеть. Но она промолчала, так что я сразу пожалел, что мы едем всего две остановки, а пока она мне рассказывала про свою репетицию, не переставал разглядывать её лицо.

— Ты чего? — застеснявшись, улыбнулась она.

Тогда я наклонился к распущенным волосам, и сказал на ухо:

— Ты знаешь, что ты очень красивая?

Сам от себя такого не ожидал.

Зоя удивленно распахнула глаза, зрачки расширились.

— Нет, не знаю. Но спасибо.

— Как это ты не знаешь?

Я решил, что она кокетничает.

— Не знаю, потому что никто особо не говорил.

— Да все так считают. Я уверен.

— Может, кто-то и считает. Только я про это ничего не знаю.

— Тогда, если не возражаешь, я буду тебе об этом говорить.

Она посмотрела пристально и пытливо, словно взглядом проверяя на прочность мою решимость.

— Лучше не надо.

Но тут же пояснила:

— Мне бы не хотелось тебя подставлять.

Как же я обрадовался, что дело не в ней самой!

Двери раскрылись, и мы из душного салона вывалились в дождь. Говорить было неудобно, но неизвестно когда про это ещё мог зайти разговор.

— Ты не можешь постоянно от него зависеть. Это неправильно. Вы же друзья. Но друзья — это взаимовыгодное сотрудничество. Какая тебе выгода от того, что он тебя постоянно прессует? — Спешно тараторил я всё то время пока бежали до её подъезда и поднимались на лифте.

— Сотрудничество? — она удивленно развернулась, выходя на площадку.

Её волосы намокли и красиво закудрявились, ресницы блестели от влаги.

— Никогда о таком не думала. По мне друзья — это те, кому ты нужен не за что-то, не за какую-то там выгоду, а просто, потому что ты есть. Такой, какой ты есть.

Двери лифта с грохотом захлопнулись за нами.

Зоя смотрела немного воинственно, с вызовом, словно я задел её за живое.

— И то, что ты ценишь в этом человеке, гораздо больше и важнее его тараканов. Даже если они огромные, как слоны. Друзья — это когда всё кругом рушится, когда наступает Апокалипсис, а ты сидишь в шалаше и знаешь, что пока вы вместе, ничего плохого не случится. Это когда ты на последнем дыхании бежишь кросс, то и дело, норовя сойти с дистанции, а твой друг подталкивает тебя в спину весь оставшийся путь. Это когда в сумке разлился йогурт, и твой друг меняет твои вонючие учебники на свои, или когда ужасно хочется есть, но ты отдаешь ему талон на питание и радуешься. А ещё, когда в два ночи ты пишешь ему всякую рефлексирующую ерунду, и вместо проклятий, он что-то отвечает, пусть спросонья и невпопад. Или когда у него приступ дикого бешенства, и ты ни капли не обижаешься, не психуешь, а просто ждешь, когда это пройдет, потому что это проходит.

Она говорила очень быстро, часто дыша, на эмоциях, как если бы до этого несла тяжеленое ведро с водой, а теперь не выдержала, и оно расплескалось.

Но раз уж я начал, нужно было идти до конца.

— Но, Зоя, ты же человек. Ты личность. Ты такая красивая, умная и добрая. Почему ты просто не можешь быть сама по себе? Тебе же плохо от этой зависимости. Как будто ты должна, как будто обязана. Но ты не должна! Если тебе от этого плохо, ты не должна.

— Без тебя знаю, — ответила дерзко, но по лицу было видно, что расстроилась.

В воздухе сильно запахло табаком.

— Вам больше не по десять лет. И ты не можешь быть всю жизнь его «корешем» просто потому, что ему нравится эта игра.

Взгляд скользнул по сумеречному окну лестничной клетки, и в его мутном, грязном отражении, я различил силуэт сидящего на ступенях этажом выше человека с оранжево-красным огоньком сигареты в руках. До боли знакомый силуэт.

— О, чёрт, — я развернул её лицом к квартире и подтолкнул, чтобы уходила.

— Что?

Прижался к её уху и еле слышно проговорил:

— Он здесь и всё слышал. Пока. Надеюсь, ещё увидимся.

Дверь за ней захлопнулась. Я спешно ткнул кнопку лифта, а когда влетел в кабину, снова посмотрел в отражение окна. Трифонов не шелохнулся.

========== Глава 29 ==========

А ночью мне приснился странный сон. Будто я еду в поезде. В электричке. Стою посреди вагона, а вокруг никого. За окошком яркий солнечный день, стекла блестят, сидения вокруг пластиковые ярко-оранжевые, тоже блестят. Весь вагон наполнен этим солнечным сияющим светом, и я чувствую от него какую-то глупую, беспричинную радость, а потом иду вперед по другим вагонам. Иду через всю электричку. Нигде ни души, но меня это совершенно не беспокоит. Такое ощущение, словно я сам хозяин этого поезда. А потом вдруг оборачиваюсь и на одном из сидений вижу Ярова. Сидит и смотрит в окно, а лицо у него очень серьёзное и печальное немного. Я подхожу и спрашиваю, почему он такой грустный, если кругом всё так хорошо. А он отвечает, что никак не может подобрать код от замка, чтобы выпустить Нинку из тёмной комнаты. И что если её не выпустить оттуда до двенадцати, то её заберет дракон. Я говорю, что мы не можем остановить поезд, иначе проиграем, а он отвечает, что это неважно, потому что папа его в любом случае накажет. И тут мне приходит в голову, что я знаю, где искать этот код. Просто знаю и всё. Поэтому снова иду куда-то по залитым солнцем вагонам. Иду, иду и вдруг в одном из переходов наталкиваюсь на загораживающего проход охранника, пытаюсь обойти его, но безрезультатно. Подобное меня очень возмущает, потому что это мой поезд. Поднимаю голову и вижу Трифонова. Смотрит презрительно и зло.

— Что тебе нужно?

— Хочу пройти дальше.

— Ты и так слишком далеко зашел. Ещё шаг, и я тебя убью.

— Да ладно, Тиф, мы же друзья.

— Друзья — это взаимная выгода, а ты мне не выгоден.

Силюсь что-то ответить, но не могу, тогда он распахивает дверь позади себя и выбрасывает меня в кромешную мчащуюся темноту.

Я проснулся со смешанным ощущением счастья от солнечного поезда и волной неописуемого ужаса перед падением в бездну.

В комнате было очень жарко. Волосы, спина, подмышки, лоб — всё мокрое. Батареи уже шпарили на полную мощь.

Телефон под подушкой яростно вибрировал. Дятел спал, как сурок.

Ещё толком не разлепив глаза, я вытащил трубку:

— Алло.

— Подъеду к одиннадцати, — произнес хриплый голос. — Не копайся долго.