Тень ингениума

Просто убей.

А потом уже будешь думать обо всем этом. Ты. А не они, из-за того что ты замешкался и умер. Не дай своим противникам ощутить вину оттого, что они убили тебя и теперь просыпаются от кошмаров.

Лучше просыпайся ты. Но будь жив.

Забавная философия, если подумать. На войне с искирами я слишком сильно ненавидел, чтобы колебаться. Но после войны бывали случаи, когда человеческого во мне было чересчур много, жизнь висела на волоске и я вспоминал Кроуфорда.

Вот как сейчас.

Огнемет исторгнул из себя смерть, точно перебравший сапожник рвоту. Я зажал спуск, и пламя текло внутрь здания смертельным ручьем, заливая узкий коридор, комнаты, основание лестниц и плоть, которая всего лишь секунду назад была живыми людьми.

Их крик взлетел и оборвался, словно кто-то захлопнул плотную дверь. Исчез в реве пламени и остался звенеть у меня в ушах.

Стоило бы себя ненавидеть. За то, что я сделал. За то, что ввязался в чужую войну. Но я буду ненавидеть себя еще больше, если жители Старой Академии получат свободу, придут в город и убьют ни в чем не повинных людей. Таких как Сибилла, например. Обычные люди всегда расплачиваются за поступки дураков и тиранов.

Но не в этот раз.

Воздух рядом с нами замерцал, и я едва не нажал на спуск, сжигая появившегося перед нами человека в маскировочном плаще и птичьей полумаске, скрывающей лицо. При появлении плакальщика все мы отступили назад, спиной к пожару и тем, кто мог выжить в нем и выстрелить в нас. Совершенно инстинктивный поступок, когда враг может быть куда менее опасен, чем «друг».

– Почему медлим, сержант? – Голос у него был такой же мертвый, как ветер на заброшенном некрополе. С точно такими же интонациями он мог бы интересоваться погодой, раздавленной крысой или же ценами на сливочное печенье.

– Там все горит.

– Из-за вас, – равнодушно произнес плакальщик, шагнул в горящий коридор, не проверяя, следуют ли жандармы за ним. Конечно, последовали. Ну и Итан Шелби вместе с ними.

– Не спеши, – сказал я Фрэнку, который собирался идти первым. Он покосился на адскую машину в моих руках и пропустил меня вперед.

Судя по показаниям стрелки, топлива в баллоне было на один-два раза, но все равно эта штука оставалась серьезным аргументом в нашу пользу. Не таким, как плакальщик, конечно же, но очень даже весомым.

Огонь, выпущенный мною ранее, зацепился за мебель, дощатый пол и бумагу, горя длинными дорожками, сильно чадя и угрожая перепрыгнуть на любого неосторожного. Жар был невыносимым, но куда более… обычным, чем смрад горелого мяса.

Приходилось двигаться боком, избегая огненных островов и переступая через тела. Считать я не хотел, но выходило, что в коридоре под дыхание дракона попало восемь человек.

В отличие от нас, плакальщик шел уверенно, не смущаясь ни пламени, ни мертвецов. Он спешил вперед, туда, куда не достал мой огнемет, на ходу проверяя боковые комнаты. Нашел одного сильно обожженного, добил его ножом, юркнул в сторону прежде, чем раздался выстрел, и, когда мы уже были на месте, приканчивал горе-стрелка.

– Бунтовщики отошли на второй этаж, – тем же скучным голосом сказал он нам. – Двоим остаться здесь. Остальные наверх. Огнемет – расчисти мне лестницу.

Наверху они попытались организовать оборону, но пламя, хоть никого и не зацепив, заставило их замешкаться, и плакальщик вклинился в их ряды, точно хорек, пробравшийся в курятник.

Я расстегнул ремни, с удовольствием сбрасывая с плеч тяжеленное и ставшее бесполезным разряженное устройство. Жандармы, зажатые на третьем этаже, поняв, что удача отвернулась от нападавших, отперли дверь, и к нам спустилось семеро очень злых на весь свет мужиков, присоединившись к нашему отряду. Им сильно хотелось реванша, и лично я вполне их понимал. Но сам уже не стал принимать участие в финале схватки. Хватит с меня на сегодня убийств и смертей.

Мы с Демпси остались охранять лестницу, вдыхать горький дым от пожара, что все еще пытался разгораться внизу, и слушать хаотичную, но быстро захлебнувшуюся перестрелку. Затем вновь завыла сирена, я выглянул в окно и увидел, что центральная секция Железного гиганта остановилась, так и не соединив берега Восточного и Старой Академии.

Мертвых было много. Куда больше, чем я думал. И среди тех, кто нападал, и среди тех, кто защищался, и среди обычных горожан. Их выносили из домов, собирали на улицах, переулках и площади, укладывали рядами на мостовой, прямо на снег, который мягкой периной накрыл всю Риерту.

Пожары догорали, появились наконец-то подоспевшие солдаты, все входы и выходы в район были перекрыты, и Фрэнк, наверное такой же уставший, как и я, предложил:

– Пойдем. Провожу тебя до постов.

На ходу он протянул мне латунный портсигар, но я мотнул головой, отказываясь.

– Давно бросил.

– А я вот не смог, – сказал он, с блаженством выпуская дым. – Пытался, сразу после окончания войны, но хрен чего вышло.

– Где воевал?

Сержант неловко хмыкнул и сказал, вполне возможно, то, что редко кому говорил:

– Я не воевал. В то время считал, что убийством людей ничего не решить. Да и был просто трусом.

Я приподнял брови, вспоминая, как пару часов назад он едва не решил убийством человека одну свою проблему. Да и то, как он сражался дальше, не боясь лезть под пули, нельзя было назвать трусостью. Вот вам пример, как люди меняются со временем.

– Откровенно.

Он пожал плечами и посильнее затянулся папиросой.

– Когда, если не сегодня? Отличное время для откровений, не находишь?

Теперь настала моя очередь пожимать плечами:

– Возможно, ты и прав. Так что? Пошел в отказники?

– Да.

– Хм…

– Удивлен, что я жив? Это у вас в Королевстве таких расстреливали как дезертиров, а у нас людям находят куда более полезные занятия, чем гнить в земле.

Ну не всех расстреливали. Только самых дурных, тех, что агитировали остальных не записываться на войну добровольцами, бросать оружие и верить в миролюбие искиров. Ну… и еще тех, кому не повезло попасть под каток государственной карающей машины в качестве козла отпущения конечно же. Большинство отделывалось тюремными сроками.

– И какое же занятие было у тебя?

– Ишачил на платформах для добычи мотории и выплатил все долги обществу.

– А после записался в жандармы?

– Должен же кто-то защищать этот город от его же демонов. Не самая плохая работа для Риерты, скажу честно.

Тут он может ничего не рассказывать бывшему копперу.

Фрэнк вывел меня за оцепление, к каналу Шальных тоннелей. Водные трамваи уже не ходили, и до дома мне придется добираться на своих двоих через несколько районов, если только по пути не улыбнется удача в виде припозднившейся лодки.

– Я рад, что мы оказались на одной стороне сегодня, – сказал мне сержант на прощание и протянул руку. – И ты спас мою шкуру от поджаривания. Так что за мной должок. Будут проблемы, сообщи в Седьмой участок или Гарнизонную службу. Скажи, чтобы позвали сержанта Глиндре… Помогу чем смогу.

Он отправился назад, а я, глядя ему вслед, тоже радовался тому, что мы оказались на одной стороне.

Сегодня.

Глава пятая

НЕФРИТОВЫЙ ДЫМ

Словно устав обижаться на унылую осень, солнце наконец-то почтило Риерту своим вниманием, растопило выпавший ночью снег, но спустя несколько часов решило, что на этом его работа закончена, и скрылось за тучами. Город вновь стал мрачным и неуютным, как это бывает в подобный сезон. Чертова влажность, помноженная на холод, донимала даже меня, человека, пережившего «курортный» зимний сезон Компьерского леса.

Дом номер двенадцать на Четвертой линии Бурса заставил сбиться с шага и нахмуриться. Появилось подозрение, что либо Мюр ошиблась адресом, либо я его неправильно запомнил.

Я рассчитывал на кафе, гостиницу или вообще какой-нибудь галантерейный магазин, но это оказался особняк с серо-зелеными стенами, чей внешний фасад вырастал прямо из темной воды канала. Он был старым и неухоженным, с обвалившейся от влаги штукатуркой, похожий на человека, переболевшего оспой. Некогда прекрасный, сейчас дом выглядел заброшенным, но вместе с тем в нем все еще сохранялось величие прошлых времен. Парадные двери открывались напрямую в канал, по давней традиции Риерты, когда благородные предпочитали перемещаться исключительно на лодках, и сейчас вода от проходящих мимо катеров стучала в створки, которые, судя по их состоянию, не открывались несколько десятилетий.