Страница 13 из 15
– Не извольте беспокоиться, мы уже обо всем позаботились, сеньор Лавров. Анабель, ты же забронировала номер для нашего гостя?
– А разве это для него? – растерянно спросила девушка.
– Сколько раз тебе повторять, что говорить о человеке в третьем лице в его присутствии – некультурно! – взвился Касти.
– Хорошо! – сердито ответила аргентинка. – Отель Вилья-Льяо-Льяо вас устроит, сеньор Лавров? Это прямо на берегу озера Нахуэль Уапи.
– Нахуэль кого?! – испуганно переспросил Виктор.
– Нахуэль Уапи, на языке индейцев арауканов его название означает «Остров ягуара», – спокойно ответила Анабель, даже не покраснев.
– Не так-то и хорошо вам преподавали русский язык, – улыбнулся Виктор. – Достоевский – это еще не все… Ну, будем прощаться? – обратился журналист уже к издателю.
– Да, мой дорогой Виктор, отдыхайте – и в путь, к новым сенсациям!
Они снова пожали друг другу руки, и украинец наконец покинул кабинет Абеля Касти.
Вилья-Льяо-Льяо оказался отелем, состоящим из одно- и двухэтажных бунгало, покрытых декоративной деревянной дранкой. Он располагался на самом кончике мыса, вдающегося в озеро Нахуэль Уапи. К отелю вела только одна автомобильная дорога, что добавляло приватности и чувства защищенности. Виктор зарегистрировался и поднялся наверх, в светлый номер с пестрым ковровым покрытием на полу и мебелью из тисовых досок; на небольших окнах висели занавеси в тон покрывалу на кроватях. На прикроватной тумбе стояла ваза в виде колбы тонкого стекла, в ней благоухали свежесрезанные розы. В номере царила атмосфера такого уюта, который ощущается только при входе в собственную квартиру. Лавров с наслаждением принял душ и провалился в безмятежный сон…
Его разбудило сообщение, отправленное с местного номера. Воодушевленный предстоящим эксклюзивом Касти предлагал журналисту поужинать в ресторане отеля с ним и его племянницей. «Как раз вовремя», – подумал Виктор, только сейчас поняв, насколько он голоден. Памятуя бордовую блузку Анабель, Виктор надел бордовую рубашку, пурпурно-черный галстук, черные брюки с ремнем из кожи аллигатора и мягкие дезерты из черной замши. Постояв у зеркала, украинец, наконец удовлетворенный своим внешним видом, вышел из номера. Конечно, многие боевые друзья из прошлого не поняли бы его, но… издержки профессии. Журналист – человек, который всегда на виду, и он должен не пугать собеседника, а располагать к себе. Это правило за много лет вошло у Лаврова в привычку.
Виктор спустился вниз. Рядом с холлом располагался ресторан с баром, в котором коротали вечер множество мужчин в гангстерских костюмах, от которых пахло дорогим парфюмом, и женщин в платьях и юбках с ярко накрашенными ногтями и губами. Барилоче славился самой яркой и насыщенной ночной жизнью в Аргентине.
Отдохнувший Виктор был в прекрасном настроении. Ему нравились окружающие его люди, запах добротной еды, ненавязчиво долетающий из кухни, звуки оркестра из пяти музыкантов в белых пиджаках и лиловых рубашках, расположившихся в углу. Бармен-качок в рубашке с коротким рукавом, надетой специально, чтобы демонстрировать свои индейские татуировки, разговаривал с Анабель Феррер. Девушка переоделась в черную шелковую блузку с воланом на груди и открытой спиной, коралловую юбку по щиколотку, покрытую на бедрах багровым парео; на ее ногах были черные туфли с ремешком и на каблуке-рюмочке. Казалось, что одежда изменила и поведение Анабель. Где та строптивая секретарша-заноза из издательства «Aldebaran»?
– Добрый вечер, Виктор. Извините, дядя не приехал, он вдруг почувствовал себя неважно, – улыбаясь, обратилась сеньорита Феррер к подошедшему Лаврову.
– Не смог остановиться с ромом, да? – Лавров понимающе улыбнулся в ответ.
Виктор не обладал рельефной фигурой культуриста и, кроме татуировки спецназа на левом предплечье, больше не имел никаких «изысков». Но его фигура сводила с ума поклонниц, даже когда он, одетый в тулуп, вел репортажи с Крайнего Севера. А по физической выносливости Лавров мог дать фору любому лидеру бодибилдинга.
– А вы действительно неплохо выглядите… – проговорилась Анабель. – Ой… В смысле… Я хотела сказать, неплохо знаете моего дядю.
Девушка смутилась, а Виктор элегантно ответил:
– Соглашусь и с первым, и со вторым. Ну что, поужинаем?
– Я заказала нам асадо, – радуясь смене темы, выдохнула Анабель.
Виктору нравилось асадо[6]. Жаркое аргентинских ковбоев гаучо, приготовленное на углях, прямо с куском шкуры, – еда для настоящих мужчин. Именно поэтому, даже с приходом цивилизации с ее сотнями разнообразных мясных блюд, любимой едой аргентинцев остается именно асадо.
– Стол уже накрывают, но надо немного подождать, – продолжала Анабель. – Надеюсь, вы не вегетарианец?
– Был бы я таковым, вы бы узнали об этом еще утром, они об этом вместо «Здравствуйте» сообщают.
Виктор и Анабель впервые засмеялись вместе.
– Вот и славно: раз вы любите жареное мясо, значит, вы уже наполовину аргентинец.
– А что надо любить, чтобы стать аргентинцем и на вторую половину?
Анабель посмотрела на пару, танцующую под звуки оркестра.
– Надо уметь танцевать аргентинское танго, – с хитрым блеском своих цыганских глаз ответила девушка.
«Эге-е-е! Так вот отчего ты такая покладистая… – подумал Виктор. – Хочешь меня на посмешище выставить. Дескать, неуклюжий гринго… Л-ладно, удивим Аргентину».
– Так как насчет танго, мистер Лавров? – продолжала подначивать Анабель, с усмешкой поглядывая на качка-бармена и специально говоря громко, чтобы тот слышал.
– Можно! – неожиданно ответил Виктор, заводясь в ответ, при этом Анабель посмотрела на него с недоверием.
– Только не аргентинское, а финское, – добавил журналист. – Попросите оркестр исполнить финское танго, и я с удовольствием приглашу вас на танец!
Дождавшись финальных аккордов звучавшей El Choclo, Анабель размашистым, почти спортивным шагом прошла через танцевальную площадку к оркестру. Многочисленные посетители почтительно уступали ей дорогу. Когда она вернулась, музыканты грянули вступление Suomalainen tango. Лучась коварной улыбкой сердцеедки, она протянула Лаврову правую руку в приглашающем жесте.
Виктор левой рукой поднял правую руку Анабель, а правую ладонь положил на ее спину. Он держал свою партнершу крепко, но на некотором расстоянии, как будто они обнимали кого-то третьего, невидимого. Виктор держался прямо и властно смотрел в глаза Анабель. Несколько секунд они стояли, чуть покачиваясь в объятиях друг друга, и впитывали музыку. Потом началось действо.
Аккордеон рыдал. Кто поверил бы, что в аргентинском ресторане есть место финскому танго? Но чудо свершилось: танцующие перенеслись в мир умопомрачительно роскошного танца, где властвуют любовь и страсть, где дыхания партнеров слились воедино, а их ноги скрещивались и переплетались. При этом им нельзя было обменяться ни словом. Только рука Виктора говорила Анабель, куда повернуться, только его нога подсказывала ее ноге, что делать дальше – вместе, бедро к бедру. Раз, два, три, четыре, пять – они свободно кружились по всей танцевальной площадке, двигаясь против часовой стрелки.
Все посетители ресторана, уплетающие кто большие порции жареного мяса, а кто слоеные пирожные с карамельным кремом, вдруг замерли, словно завороженные, не в силах отвести взгляд от танцующих. Вот гринго подвел правое колено под бедро аргентинки, правой рукой слегка отклонил ее торс влево, вынуждая девушку сделать шаг назад и развернуться. Еще четыре шага – и она, снова развернувшись, пристально смотрит ему в лицо. Виктор незаметно служил для Анабели центром притяжения. Он еле заметно отталкивал ее, и она тут же поворачивалась вокруг своей оси: я здесь. Он отступал, она следовала за ним по пятам: не оставляй меня. Он наклонялся к ней, и она – стройная, с льющимися черными волосами – выгибалась назад, как ивовая ветка: я твоя.
6
Асадо – мясо (исп.).