Страница 9 из 17
Но возникает вопрос: а насколько устойчива наблюдаемая картина мантийных потоков? Особенно в свете постоянно меняющейся формы Земли? Не наступает ли такой момент, когда компенсация несферичности происходит путём изменения характера движения плит, то есть перемещением мантийных потоков? И тогда возникают зоны субдукции в совершенно новых местах? Взгляните на Атлантику, взгляните на дно Индийского океана, – на демонстрационном экране снова попеременно обрисовались соответствующие карты. – Вы видите, что в западной части Атлантики уже есть одна зона субдукции под Антильскими островами – жёлоб Пуэрто-Рико. Вы видите, что на севере Индийского океана есть зона субдукции под Большими Зондскими островами. Почему со временем такие же глубоководные желоба не распространятся вдоль всего Атлантического побережья Американского материка? Почему они не возникнут у западного побережья Индии, у берегов Африки?
– Ну, такие изменения происходят в течение миллионов лет! – подал кто-то реплику с места.
– А откуда мы знаем? Человечество ещё не жило в такие времена, как мы можем знать, насколько быстро это происходит? Какие-то изменения, возможно, носят молниеносный катастрофический характер. Так вот, – возвысил Любарский несколько охрипший от усталости и волнения голос, – возвращаясь к катастрофе в Гоа. Я не знаю, что измерили работающие там сейчас американцы, англичане, индийцы и японцы. Они пока не опубликовали материалов своих исследований, они молчат в СМИ. Подозреваю, что результаты ошеломляющие, они в них пока сами не верят. А наши, как всегда, никого не послали туда из-за отсутствия денег. Но моя предварительная гипотеза, правильнее сказать – догадка, такова. Прекратился нисходящий мантийный поток под Гималаями и возник новый аналогичный непосредственно у западного побережья Индостана. Вдоль него начал формироваться глубоководный океанский жёлоб, и катастрофа в Гоа есть начало данного процесса. И это изменение произошло по геологическим меркам времени мгновенно! И, возможно, подобная катастрофа – не последняя, свидетелями которой станут ныне живущие поколения человечества.
– Что вы ещё предполагаете? – спросили с места.
– Я ничего конкретно не предполагаю, я могу только не исключать. И я не исключаю в этой обстановке ничего. В том числе катастрофического землетрясения в Москве, хотя здесь, сами понимаете, мне меньше всего хотелось бы быть пророком.
– Ну в Москве-то с какой стати? Какие тут у нас мантийные потоки? Спокойная материковая платформа.
– А разломы плиты? Их много, и кто доказал, что они навсегда неподвижны? Это я вам ещё про трапповый вулканизм не рассказал.
– Ого! – подал реплику кто-то, кто был в теме.
– Да-да, трапповый вулканизм42. Если возникают новые нисходящие потоки в мантии, то, по логике, точно также в новых и неожиданных местах могут возникнуть новые плюмы. Мы не знаем, как и почему это происходит. Это были считанные разы за всю историю Земли, но как же не повезло тем, кто жил в те времена! Трилобиты, динозавры… Кто сказал, что эпоха людей застрахована от подобных катастроф? Ладно, время уже позднее. Остались вопросы – запомните их, мы начнём с них следующую лекцию. Всего наилучшего и берегите себя!
Перекусывая по пути к метро «Спортивная» в безалкогольном бистро с претенциозным названием «Кулинарная лавка братьевъ Караваевыхъ», Любарский оказался свидетелем забавной и одновременно грустной сцены. В бистро зашёл юродивый (в последнее время их стало в Москве что-то очень много) и возвестил:
– Разверзнется земля, как в Гоа, и поглотит многих грешников! А других сожжёт огонь подземный! Покайтесь, граждане, пока не поздно!
Припозднившиеся небогатые граждане, закусывая в бистро, делились с юродивым кусками пирогов. Тот наполнил ими свою суму и удалился. Конечно, это была форма нищенства, но Любарского невольно поразило содержание «пророчества».
Направляясь уже довольно поздно ночью к себе домой мимо ещё уцелевших девятиэтажек постройки восьмидесятых годов, Любарский грустно размышлял. Не о судьбах Земли, а о распавшейся семье, об уходе жены, считавшей для себя личным оскорблением его низкие доходы, о том, что своего десятилетнего сына он теперь видит только раз или два в неделю, по пути из школы, и то лишь под строгим присмотром его мамы. «Ну и правильно, – решил он вдруг, – кем бы он стал при моём воспитании? Таким же учёным-неудачником. А она, глядишь, сделает из него чиновника, и он станет портить жизнь не себе, а другим».
После первого приступа весеннего тепла в Москве, как это часто бывает, снова выпал снег, и теперь тающие сугробы образовали во впадинах тротуаров большие и глубокие лужи.
Подходя к подъезду, где он жил, Любарский заметил допотопный полицейский УАЗик с потушенными фарами, прошёл мимо.
– Стойте, гражданин!
Любарский невольно обернулся. Рослый и толстый сержант полиции с обширным красным лицом, бычьей шеей и бесцветными бровями небрежно откозырял.
– Сержант полиции Кузнецов. Попрошу предъявить документы, гражданин.
Любарский не носил с собой паспорт. Служебное удостоверение сотрудника ГИН было достаточно в любом месте. Без тени сомнения, что через несколько секунд он войдёт к себе в подъезд, Любарский даже не задал законный вопрос об основаниях проверки и протянул удостоверение.
Сержант резким движением выбил удостоверение у него из руки, и оно отлетело куда-то в лужу.
– Ты чё, больной? Паспорт показывай!
Любарский не нашёл ничего лучше, как пробормотать:
– Я живу в этом подъезде.
– А чем докажешь? Паспорта у тебя нет! Я вынужден задержать тебя для проверки. Сейчас поедем в участок. Сергей!
Из УАЗика вылез напарник в чине старшины.
– Тут вот пьяный гражданин отказывается предъявлять документы, – изрёк тот, кто представился Кузнецовым.
– Та-ак, – протянул старшина, – мы вынуждены произвести личный досмотр. Поднять руки вверх! – заорал он.
– Я не обязан подчиняться этому требованию, – произнёс Любарский и повернулся к бандитам в форме спиной. Тут же он почувствовал, как ему профессионально заломили обе руки и потащили к УАЗику. Возможности сопротивляться не было.
– Ну-ка, вот так, встань, руки на капот, ноги на ширину плеч, не двигаться, – его поставили к машине, один крепко пригнул Любарскому голову к капоту, другой стал обыскивать его карманы. Любарский, по счастью, не носил с собой больших денег, а сегодня он не взял и банковской карты. Сейчас у него оставалось рублей пятьсот, не больше.
– А это что? – спросил сержант, хватаясь за сумку с планшетом.
– Мой планшет.
– А чем докажешь, что он твой?
– Я не обязан это доказывать.
– Ясно. Вещдок. Изымаем, – произнёс Кузнецов, стаскивая сумку с геолога.
– Так, – сказал старшина, закончив обыск, – появление в общественном месте в нетрезвом виде, неповиновение законному требованию сотрудника полиции.
– Говоришь, здесь живёшь? Гони косой червонец, отдам тебе твою сумку, и иди, – хриплым голосом сказал сержант.
«Косым червонцем» в народе прозвали выпущенную меньше чем за год до этого купюру в десять тысяч рублей, в широком смысле слова – денежную сумму в десять тысяч рублей.
Любарского взяло зло.
– Как же я дам, если вы у меня все деньги только что отобрали? – с максимально возможной в данной ситуации невозмутимостью произнёс он.
– Что? Ещё и оскорбление сотрудника полиции при исполнении?! – воскликнул старшина. – А ну-ка поехали в участок, протокол составим.
С этими словами два дюжих «стража порядка» затолкали Любарского в заднюю дверь УАЗика.
В «обезьяннике» полицейского отделения он оказался один. Скудный, однако, улов был нынче вечером у «стражей порядка», оттого они, видимо, и были злы.
– Появление в нетрезвом виде в общественном месте, неповиновение законному требованию сотрудника полиции, оскорбление его при исполнении…, – перечислял старшина «преступления» Любарского усатому капитану.
42
Трапповый вулканизм – то же самое, что трапповый магматизм. Объяснение этого явления будет дано дальше, по ходу повествования.