Страница 2 из 20
Весь исторический путь России – это борьба государства со смутьянами, которые были движимы самими разными мотивами: личным стремлением к власти, личной ненавистью к правителям, запросами внешних врагов, вздорными «идеями» и «теориями». В этой борьбе нет никаких «формаций», «классов», «объективных исторических законов». Есть практика неповторимых, но при этом ординарных ситуаций: постоянно и всюду безвластие порождает бесов раздора и Смуты, и государство должно иметь силу и решимость уничтожить их – не дать разорить то, что создано трудами многих поколений.
Сегодня мы стоит перед еще более сложной задачей. Бесовщина уже не может быть подавлена какими-то сторонними для каждого из нас силами. Она проникла уже всюду и грозит гибелью нашему государству, а вслед за тем – и нашему народу. Поэтому проблема, которую мы должны увидеть в историческом опыте России, состоит в том, чтобы вернуться к тем принципам государственного управления и национальной жизни, которые позволяли изничтожать бесовщину и выводить страну к новым этапам культурного, политического, экономического строительства.
Если раньше, Русское чудо наступало в периоды ясности национального самосознания и в результате разумных действий власти, то теперь Русским чудом будет спасение России от Смуты, в которой мы живем уже не первое десятилетие. Преодоление Смуты новых времен – это главная задача живущих в современной России поколений.
В нас есть Чудо, которое достаточно только вспомнить, усвоить из своей собственной истории. О чем грезил Гоголь в минуты открывшихся ему великих истин: «Не умирают те обычаи, которым определено быть вечными. Умирают в букве, но оживают в духе. Померкают временно, умирают в пустых и выветрившихся толпах, но воскресают с новой силой в избранных, затем, чтобы в сильнейшем свете от них разлиться по всему миру. Не умрет из нашей старины ни зерно того, что есть в ней истинно русского и что освящено Самим Христом. (…) Уже самое неустройство наше нам это пророчит. Мы еще растопленный металл, не отлившийся в свою национальную форму; еще нам возможно выбросить, оттолкнуть от себя нам неприличное и внести в себя все, что уже невозможно другим народам, получившим форму и закалившимся в ней. Что есть много в коренной природе нашей, нами позабытой, близкого закону Христа,– доказательство тому уже то, что без меча пришел к нам Христос, и приготовленная земля сердец наших призывала сама собой Его слово, что есть уже начала братства Христова в самой нашей славянской природе, и побратанье людей было у нас родней даже и кровного братства, что еще нет у нас непримиримой ненависти сословья противу сословья и тех озлобленных партий, какие водятся в Европе и которые поставляют препятствие непреоборимое к соединению людей и братской любви между ними, что есть, наконец, у нас отвага, никому не сродная, и если предстанет нам всем какое-нибудь дело, решительно невозможное ни для какого другого народа, хотя бы даже, например, сбросить с себя вдруг и разом все недостатки наши, все позорящее высокую природу человека, то с болью собственного тела, не пожалев самих себя, как в двенадцатом году, не пожалев имуществ, жгли домы свои и земные достатки, так рванется у нас все сбрасывать с себя позорящее и пятнающее нас, ни одна душа не отстанет от другой, и в такие минуты всякие ссоры, ненависти, вражды – все бывает позабыто, брат повиснет на груди у брата, и вся Россия – один человек».
Преодолев Смуту, будет Россия великой нацией – как один человек.
2013
Прибавление 2017. Относительно первого издания в книги исправлены многочисленные технические ошибки, обусловленные сжатостью сроков для подготовки материала к 400-летию преодоления Смуты. В текст также возвращен фрагмент из исходной рукописи об обстоятельствах современного кризиса Московской Патриархии, связанных с обновленчеством и "делом Диомида". Автор не счел нужным дополнять текст оценкой событий церковной жизни 2016 года, поскольку они вошли в книгу "Русская идеология" (2017).
Самозванцы
Первая Смута
Смута начала XVII века была предопределена болезнями роста России как великой державы. Она расширялась пространственно и теснила другие крупные государства – Польшу, Швецию, крымских ханов. Россия превращалась в оплот изначального христианства – Третий Рим, которому суждено было создать вместилище для религии, определившей историю человечества на две тысячи лет.
Впереди было три века православного царства, казавшегося незыблемым. Именно Смута показала истинный путь священства – поддержка суверенной русской государственности и самодержавной власти. Над всеми метаниями священства в поисках своей миссии возвысилась фигура патриарха Гермогена, принявшего мученическую смерть от иноземцев, захвативших Москву. Именно Гермоген явил ту мощь духа и то направление помыслов о государстве, которые помогли одолеть смуту и вернуть Россию к «досмутному» состоянию. При этом подчиненное положение священства было отражено общей присягой новой династии, в которой священство соединилось с другими сословиями в общем служении.
И все же главный вопрос, который был разрешен через изгнание интервентов и самозванцев – это вопрос о самодержавной власти и о ее природе. Оказалось, что вручение власти наисильнейшему, кажущемуся самым достойным и дееспособным, вовсе не гарантирует стабильности крупного государства.
Накануне Смутного времени, в 1584 году царский престол наследовал болезненный сын Ивана Грозного царь Федор Иоаннович, который, по словам его отца, был «постник и молчальник, более для кельи, нежели для власти державной рождённый», по народному определению – «блаженный», по злобному навету иноземцев – «durak». В предубеждениях неблагодарных потомков Федор Иоаннович слывет «слабоумным». Казалось бы, фигура последнего представителя династии Рюриков второстепенна и даже неуместна. И тогда не может быть сомнений в том, что воцарение Бориса Годунова было благом – устранялась лишняя фигура, власть приобретала более зримые черты в харизматичной фигуре вождя. Но в действительности самовольное вступление Годунова на престол как раз и положило начало Смуте.
Царь Федор Иоаннович
При всей внешней незаметности Федора Иоанновича – особенно на фоне Бориса Годунова, реальной распоряжавшегося всеми делами государства – именно он был гарантом единения народа и власти. Только при таком единении были возможны масштабные деяния Годунова: учреждение партиаршества, строительство городов и крепостей в Диком поле (Воронеж, Ливны, Белгород, Самара, Царицын, Саратов, Томск), восстановление опустевших после ордынского ига земель к югу от Рязани, успешная русско-шведская война и возвращение ряда русских земель и городов, строительство смоленской крепостной стены, Белого города в Москве, отражение нашествие в 1591 набега крымского хана Казы-Гирея.
Незримый договор между народом и властью позволил путем закрепощения крестьян преодолеть хозяйственный кризис и даже ввести меры в отношении беглых крестьян – розыск в течение пяти лет и возвращение на прежние земли. Вопреки досужим убеждениям наших современников, крепостное право вовсе не было актом насилия и порабощения. Оно было средством мобилизации в условиях хозяйственного кризиса, и принято народом как должное – до тех пор, пока власть воспринималась им как законная.
После Федора Иоанновича престол долен был наследовать его младший брат Дмитрий. Но в 1591 году он погиб при невыясненных обстоятельствах. В течение столетий считалось, что это было убийство, организованное Борисом Годуновым. Но открытое расследование с публичным опросом свидетелей, которое проводил боярин Василий Шуйский, изученное современными историками, поставило эту версию под сомнение. Прямых причин убивать Дмитрия у Годунова не было. Царь Федор продолжал царствовать до своей смерти в 1598 году. До этого момента, вероятно, в народе не было сомнений в том, что расследование Шуйского добросовестно, и Дмитрий погиб в результате несчастного случая – в детской иге с ножом. Почему же эти сомнения возникли? Потому что власть, лишенная божественной санкции, теряет доверия, и на ее счет могут возникать любые предположения – и все они верны если не по фактической стороне, то по сути. Даже если Борис Годунов не убивал царевича, он поступил так, как если бы намеренно лишил его жизни – занял на престоле чужое место.