Страница 94 из 104
- Мы не пойдём против Морана. Пока ты ему нужен, будем тебя беречь. Если ЭТО тебя интересует, княжич.
- Вот как? Как же мне угадать тот момент, когда я стану не нужен? Когда пора будет начинать рвать от вас когти?
- Ну хватит! – Зварыч выругался. – Что мы уламываем эту принцессу на все лады? Долго ещё кабениться собираешься, мать твою? Дураку же ясно – другого выхода у тебя нет! Нет! Понимаешь? Либо к охотникам, либо с нами. Нет у тебя третьего варианта! Так и не о чем тут бухтеть. Бери шинель, товарищ, и вперёд!
Он кинул мне мой мешок.
- Чего боишься? Что прирежем тебя с Панько ночкой звёздною? Ну, так от дружеского же усердия, не по злобе тёмной. Родные, можно сказать, руки освобождение от юдоли земной принесут. Возрадуйся тому, княжич! И не парь нам мозги.
Я закинул мешок на плечо. Выхода у меня и правда не было. Собственная беспомощность бесила. Обида и злость застряли комом в горле. Я сглотнул их и, подобрав оружие, поплёлся следом за стражами – лёгкими, хищными, стремительными, словно дикие звери дикого леса. Дикого Морана – всеобъятного, равнодушного… Ох, Моран, Моран. Где же поддержка твоя? Где же сила твоя обещанная? Где мудрость твоя? Действительно ли я так уж нужен тебе? Как там говорил старый жрец? Доверяю ли я Морану? Что он имел в виду?
Моран, ответь! Неужели Панько и Зварыч – это и есть ниспосланное тобой спасение?
У богов своеобразное чувство юмора, пора бы привыкнуть…
А у Магистров? Интересно, хотя бы этот на самом деле искренне радеет о моём спасении? Если искренне, то почему Панько? Неужели кандидатура человека, с которым мы не поделили женщину, наиболее подходит на роль княжьего ближника? Или… Как же он сказал?.. Как же? А вот: «И тем более, я знаю что стоит за этим приказом».
Так что стоит за этим приказом, Ярослав?
* * *
Жёлтая луна отражалась от листьев, травы и моих ладоней, подставленных её призрачному свету. Вне дремучей чащи, которую мы, наконец, к вечеру покинули, она беспрепятственно проливалась, сочась сквозь ветви, заставляя их отбрасывать густые чернильные тени, полосуя поляну, на которой мы остановились лагерем, зебристым раскрасом. Лес заметно изменился. Хвойных стало совсем мало, всё больше кряжистых дубов и ломких серебристых осин. Прогалины встречались чаще, ручьи разливались шире. Весь длинный и изнурительный дневной переход я подмечал эти перемены, предполагая, что мы покинули сердце Морана и, все-таки, как ни странно, действительно движемся на выход из леса. Вопрос – куда? В Заморье? Я ни в чём не был уверен…
Несмотря на усталость всё ещё слабого, ноющего растревоженными ранами тела, спать не хотелось. Я и вызвался заступить в караул первым. Нервное возбуждение после объяснения со стражами, непроходящее ощущение опасности, терзающие меня мысли, складывающиеся в неразрешимые вопросы – всё это отнюдь не способствовало мирному сну.
Я стоял на краю поляны, запрокинув голову к луне, и мне хотелось выть. Непреодолимо. Животная волчья тоска свербила горло, требуя оплакать свою неприкаянность и одиночество: ни друзей, ни любви, ни внятного пути. Я был один посреди чужого мира и чужих людей. Зачем я здесь? Как всё это вышло?
Мне было хреново. Тошно. И страшно.
Я поперхнулся стиснувшим горло спазмом, когда совершенно случайно, бросив взгляд через плечо, увидел соткавшийся из черноты леса корявый силуэт моры. Беззвучно материализовавшись в свете луны, она потрясла космами, омывая их седину в седом сиянии светила, и протянула в небо корявые сучья рук.
- Государыня, - проскрипела она, - вспомни обо мне…
Сквозь пальцы, по рукам моры струилось жёлтое молоко света, текуче проливаясь в траву. Она поднесла полные горсти к лицу и стала жадно пить. Вдруг, спохватившись, вскинула голову и уставилась на меня через всю поляну пристально и сердито. Медленно, тщательно мора облизала ладони, утёрла рот рукавом от густого белого мёда и пошла к костру.
Я присел напротив, с опаской поглядывая на странное существо, усердно, как ни в чём ни бывало, перетягивающее тетиву на балестре.
- Никудышний из тебя сторож, - бросила она небрежно. – Я уж сколько вокруг похаживала, сучьями потрескивала, ветками помахивала – ничего не почуял. Какой прок, скажи, от такого караула? – мора подняла глаза на меня, вгляделась пристально сквозь красноватое марево прогорающих углей. – Обиды свои нянчишь, княжич? Себя жалеешь? Да так самозабвенно, что ничего вокруг не замечаешь… Плохо это.
Я не ответил. Да и что тут отвечать? От подобной проницательности невольно чувствуешь себя голым посреди шумной улицы.
- Что ты сейчас делала, мора?
Вежица опустила глаза и продолжила молча трудиться над балестрой, как будто не слышала моего вопроса. Я повесил котелок над костром, подбросил сушняка. В рюкзаке у меня завалялся последний пакетик кофе. Сейчас я вспомнил о нём и мне неожиданно остро захотелось его вкусного, домашнего аромата и горячей кружки в руках.