Страница 6 из 104
... Когда утром я открыл глаза, Тима уже не было. Зато было солнце. Полная комната солнца - с дрожащими на потолке солнечными зайчиками, кружащимися в центре комнаты солнечными пылинками и даже запахом солнца.
Я огляделся. Комната была небольшой. Стены обшиты досками. Их совершенную теплоту не стали пачкать никакой современной отделкой. Две стареньких софы у противоположных стен, на которых мы с Тимом спали. Письменный стол, несколько полок с книгами, пианино, коврик на полу. Вот, собственно, и всё.
Хотя нет, не всё. На стене, на вбитых в доски гвоздях висела настоящая балестра, хоть и видно по всему - самодельная; кожаная потертая сумка с болтами к ней; широкий охотничий нож в самодельных же ножнах. Кожаные чехлы выглядели старыми, но еще крепкими. На коже местами сохранились следы украшавшей ее когда-то вышивки, но узор уже почти не угадывался.
Выбравшись из-под одеяла, я прошлёпал босыми ногами по нагретым солнцем половицам к стене с оружием. Провел ладонью по гладкому деревянному ложу, потрогал пальцем упругие металлические дуги. Невнятное ощущение зрело у меня в груди. Что это было? Когда я снял со стены ножны и мягко потянул из них холодную сталь спрятанного оружия - я понял: меня накрыло благоговение перед древностью и несомненным предназначением увиденных мною вещей. Я не знал наверняка, но чувствовал: это оружие не было сувенирной поделкой или экспонатами коллекции. Оно служило для того, для чего изначально оружие и создавалось. Я поднес клинок к носу и вдохнул запах железа и крови.
- Нравится?
Тим стоял у двери, руки в карманах, прищурившись, внимательно смотрел на меня.
- Боевое?
- А то как же! Воюю с консервными банками за сараями...
Тон, которым он это сказал - легкий и насмешливый - меня обескуражил. Он моментально разрушил особое настроение приобщения к чему-то. Вот только - к чему?
Я как-то смотрел фильм, где в течение всего действа сюжет старательно нагнетал ощущение таинственного, ощущение мистической загадки. И вот, когда я, как зритель, с радостной готовностью уже начал осязать тайну, по спине побежали мурашки мистического восторга, - бац! - неудачный режиссерский ход разбил всё это хрупкое колдовство. И дальше смотреть стало как бы уже и не интересно.
- Пошли завтракать, - сказал Тим, забирая у меня нож.
* * *
Хозяйкой дома была женщина, сразу и безоговорочно вызывающая симпатию. Хотя, может быть, я сужу небеспристрастно. Когда голодному студенту с утра подают на стол гору румяных блинов с творогом, сметаной и мёдом, наливают большую кружку крепкого чая с утрешним молоком - этак к любой хозяйке проникнешься. Особенно если у нее круглое милое лицо, приятная полнота (на мой взгляд, совершенно необходимая женщине средних лет) и красивые темно-русые косы, закрученные на затылке в тугой узел.
Хозяйку звали Людмилой Николаевной. Но когда я затеялся её таким образом величать, сказала, что достаточно с нее будет и тёти Милы. Она улыбалась нам, с юмором пересказывая свои утренние садово-огородные приключения, пекла блины, помешивала варенье на плите, препарировала курицу для обедешной лапши, кормила кота, выговаривая ему за разбитый цветочный горшок, энергично чистила кастрюлю в широкой кухонной мойке, а между делом ненавязчиво и незаметно подливала и подкладывала двум оболтусам, разомлевшим от солнца и обильного завтрака.
- Ма, ты закормишь нас насмерть, - взмолился Тим. - Можно, мы уже пойдём?
- Идите-идите, - отозвалась та от приставного столика, заваленного свежесобранными овощами, сосредоточенно отбирая из груды плодов необходимое. - Только недалеко и ненадолго. Отец сегодня на пасеке. Так что, мальчики, поможете мне на бахче.
* * *
Арбузно-дынные посадки Бадарины держали сразу за своим фруктовым садом. Дома на их улице стояли на отшибе, поэтому в размерах приусадебных участков живущие здесь счастливчики себя не ограничивали - обрабатывали земли столько, сколько было не лень. Большие огороды, сады, виноградники и картофельные поля у многих продолжались вытянутыми в степь языками бахчей.
Тётя Мила указала нам ряды поздних арбузов, которые нуждались в прополке, и дыни, которые велено было прикрыть сполотой травой от палящего зноя, "чтобы не спеклись".
До обеда я так намахался тяпкой, что в объявленный перерыв с трудом дотащился до спасительной тени сада, где и повалился под ближайшую грушу. А вот Бадарины уставшими совсем не выглядели. Тим разрезал ещё розовый внутри, но уже набравшийся сладости ранний "астраханец", достал хлеб, и мы с удовольствием принялись перекусывать.
С детства обожаю есть арбузы прямо на бахче - чтобы вырезать только серединку, чтобы горячий сок тёк по рукам и чтобы непременно со свежим, хрустящим корочкой хлебом. И чтобы пахло нагретой землёй, арбузной свежестью, а ветер тихо шелестел листьями дерева, давшего нам приют...
Мне было хорошо. И как-то сладко щемило сердце, словно в предвкушении. Может, конечно, для юности это нормальное состояние? Ведь вся жизнь в это время одно сплошное предвкушение. Одно большое ожидание множества подарков от жизни. Я их, наверное, тоже ждал. Это я сейчас так думаю. Тогда я свои ощущения не анализировал - я просто наслаждался: жизнью, юностью, запахами, вкусами... Мне было просто беззаботно и легкомысленно хорошо.