Страница 14 из 25
Наше мнение о том, что билики являлись именно «доктринальным» источником, подтверждается, в частности, примером, также приведённым в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина. Монгольский хан и император Юань завещал престол своему внуку Тэмуру, однако, как известно, завещание предыдущего правителя среди Чингизидов являлось всего лишь одним из оснований претензий на трон, тогда как окончательное решение принималось всё же на курултае. Соответственно, когда был созван курултай для избрания преемника Хубилая, «между Тимур-кааном и [его братом] Камалой, который был годами старше его, начались споры и пререкания относительно престола и царствования. Кокчин-хатун, которая была крайне умна и способна, сказала им: «Мудрый каан, то есть Кубилай-каан, приказал, чтобы на престол воссел тот, кто лучше знает билики Чингиз-хана, теперь пусть каждый из вас скажет его билики, чтобы присутствующие вельможи увидели, кто лучше знает». Так как Тимур-каан весьма красноречив и [хороший] рассказчик, то он красивым голосом, хорошо изложил билики, а Камала, из-за того что он немного заикается и не владеет в совершенстве речью, оказался бессилен в словопрении с ним. Все единогласно провозгласили, что Тимур-каан лучше знает и красивее излагает [билики] и что венца и престола заслуживает он»[194].
Этот пример, на наш взгляд, даёт основание считать, что билики являлись не правовыми актами, содержащими конкретные юридические предписания, а именно совокупностью неких основополагающих принципов. Несомненно, будущему правителю следовало знать правовую идеологию, основы правопорядка (Великой Ясы), заложенного его предком, чтобы, действуя в его русле, принимать собственное законодательство, отражающее новые формы и виды правоотношений, но при этом не противоречащее «духу» изначальных правовых представлений Чингис-хана. Вполне логичным представляется тот факт, что правители, другие члены дома Чингис-хана, владетельные князья (родоплеменная аристократия) и военачальники должны были знать билики, о чём сообщает Рашид ад-Дин, воспроизводя соответствующий билик Чингис-хана: «Ещё он сказал: “Только те эмры туманов, тысяч и сотен, которые в начале и конце года приходят и внимают биликам Чингиз-хана и возвращаются назад, могут стоять во главе войск. Те же, которые сидят в своем юрте и не внимают билика, уподобляются камню, упавшему в глубокую воду, либо стреле, выпущенной в заросли тростника, [и] тот, и другая бесследно исчезают. Такие люди не годятся в качестве начальников”»[195]. Сделанный Т. И. Султановым на основе этого фрагмента вывод о том, что «билики Чингиз-хана были предметом преподавания»[196], не выглядит преувеличением.
Думаем, что подобное представление о биликах позволит примирить и некое несоответствие между завещанием Чингис-хана не нарушать Великой Ясы и бурной законодательной деятельностью его потомков, уже довольно скоро весьма существенно преобразившей правовую систему, созданную основателем Монгольской империи. Конкретные законы и указы могли изменяться и отменяться последующими правителями. Так, например, монгольский хан Мунке после вступления на престол отменил все прежде действовавшие ханские ярлыки, начиная с изданных Чингис-ханом и издал вместо них новые[197]. Но базовые принципы законности и правопорядка, основанные на знании Чингизидами биликов – правовых идей и принципов, сформулированных их родоначальником, оставались незыблемыми, что и позволяет говорить о непрерывности «чингизидского» права, действовавшего в течение веков в Монгольской империи и государствах – её преемниках вплоть до рубежа XIX–XX вв. Вероятно, именно этим стоит объяснить и то, что изречения Чингис-хана включались даже в монгольские исторические произведения XVII–XIX вв., которые в целом составлялись в соответствии с канонами китайской имперской или тибетской буддийской историографии – хотя в ряде случаев им придавалось «буддийское содержание»[198].
В заключение считаем целесообразным обратиться к ещё одному моменту, касающемуся биликов. Е. И. Кычанов правильно обращает внимание на оговорку Рашид ад-Дина о том, что даже те фрагменты, которые персидский историк приводит в качестве биликов, получены из разных источников или представляют эпизоды из жизни Чингис-хана, а не его непосредственные высказывания[199]. Известно, что при каждом монгольском правителе был специальный писец-битикчи, который ежедневно записывал изречения своего патрона, вероятно, стараясь придать им вид рифмованной прозы, звучащей «складно и со скрытым смыслом»[200]. Неслучайно Рашид ад-Дин завершает каждый раздел, посвящённый каждому владетельному потомку Чингис-хана, подразделом о его наставлениях, назиданиях и приговорах (нередко также обозначающихся термином «билик»). При этом в текст «Сборника летописей» включены лишь такие высказывания Угедэя[201], тогда как соответствующие подразделы, касающиеся Джучи, Чагатая, Мунке, Хубилая, Тэмура, отсутствуют[202]. Как нам представляется, такие «пробелы» неслучайны и связаны с тем, что впоследствии высказывания потомков Чингис-хана могли быть приписаны ему самому, чтобы придать им большую силу и значение – точно так же, как в Великую Ясу Чингис-хана были «вписаны» правовые нормы, создаваемые на самом деле его потомками, как мы отмечали выше. Это также свидетельствует в пользу того, что целью биликов было обеспечение принципов незыблемости имперского правопорядка, ассоциировавшегося именно с деятельностью Чингис-хана: если бы аналогичные билики составлялись и сохранялись его потомками и от его потомков, неизбежно стали бы возникать проблемы коллизий, правовых конфликтов и т. д., и о единой системе Великой Ясы пришлось бы забыть. А благодаря биликам Чингис-хана это правовое единство сохранялось – по крайней мере, формально и в имперскую эпоху.
Таким образом, можно согласиться с мнением Е. И. Кычанова относительно того, что билики отражали созидательную, а не разрушительную деятельность Чингис-хана[203]. Можно даже в какой-то мере считать их «памятником правовой (или даже «философско-правовой») мысли». Однако не следует поддаваться искушению и включать их в число непосредственно действовавших правовых предписаний, поскольку это приведёт к превратному представлению о системе источников «чингизова права». Вместе с тем отрицание правового значения биликов, в свою очередь, может привести к формированию «упрощённого» представления об этом праве как лишённом какой бы то ни было теоретической и идеологической базы, которая фактически была представлена именно биликами Чингис-хана и недошедшими до нас аналогичными высказываниями и суждениями его потомков.
§ 6. Рецепция иностранного права в монгольской империи, золотой орде и других государствах Чингизидов XIII–XV вв
При изучении правовых аспектов истории Монгольской империи и чингизидских государств имперского типа исследователи чаще всего стремились ответить на вопрос, было ли «имперское» право обычным правом древних тюрко-монгольских племён, адаптированным к новым условиям, или же являлось оригинально созданным в результате правотворческой деятельности монгольских ханов и их соратников. Однако внимание специалистов практически не привлекал вопрос о рецепции (заимствовании) правового опыта иностранных государств в монгольском праве, а между тем заимствования иностранных норм составляли существенную часть права Монгольской империи и выделившихся из неё впоследствии государств. Ниже мы намерены проанализировать причины и порядок рецепции норм и принципов иностранного права в Монгольской империи и государствах Чингизидов XIII–XV вв.
194
Рашид ад-Дин. Сборник летописей. – Т. II. – С. 206.
195
Рашид ад-Дин. Сборник летописей. – Т. I. – Кн. 2. – С. 260.
196
Кляшторный С. Г., Султанов Т. И. Государства и народы Евразийских степей. – С. 219.
197
Juvaini Ata-Malik. The History of the World-Conqueror. – Р. 598–599; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. – Т. II. – С. 141.
198
См.: Цендина А. Д. Монгольские летописи XVII–XIX веков. Повествовательные традиции. – М., 2007. – С. 128–129.
199
Кычанов Е. И. Билики Чингис-хана. – С. 210, 215–216.
200
См.: Кляшторный С. Г., Султанов Т. И. Государства и народы Евразийских степей. – С. 219.
201
Рашид ад-Дин. Сборник летописей. – Т. II. – С. 49–64.
202
Там же. – С. 87, 102, 113, 152, 200, 213. В. А. Рязановский приводит некоторые изречения Чингизидов (Гуюка, Бату) именно как продолжение традиции биликов Чингис-хана, см.: Рязановский В. А. Монгольское право, преимущественно обычное – С. 18.
203
Кычанов Е. И. Билики Чингис-хана. – С. 216.